Возлюбленный мой

Удивительно, но ни одна из них не отказалась от позиции Избранной. Однако, в отличие от того, что было раньше, хоть они и решили переехать в личный особняк Праймэйла, им все равно было позволено возвращаться обратно в святилище.

Пэйн направилась прямиком в купальни и с облегчением поняла, что была здесь абсолютно одна. Она знала, что «сестры» не понимают, зачем она встречается с Королем, и наслаждалась спокойствием после упражнений без посторонних глаз.

Общее купальное место располагалось в мраморном пространстве с высокими потолками. На дальнем конце огромного бассейна струился водопад. Как и везде в святилище, законы рациональности здесь не работали: теплый, стремительный поток, что лился через край белого камня, всегда был чистым, свежим, несмотря на то, что не было видно ни источника воды, ни ее стока.

Сняв с себя одежды, которые она сшила на манер дзюдоги, как называл это Роф, Пэйн в одном нижнем белье вошла в бассейн. Температура воды всегда была идеальной… что заставляло ее мечтать о ванне с очень горячей или очень холодной водой.

В центре огромной мраморной чаши было достаточно глубоко, чтобы плыть, не касаясь дня, и ее тело наслаждалось растягивающими движениями в невесомости воды.

Да, несомненно, это была лучшая часть спарринга. За исключением того момента, когда она нанесла Рофу тот коронный удар.

Она доплыла до водопада, вынырнула и расплела волосы. Они были длиннее, чем у Рофа, и она научилась не только заплетать их в косу, но и сворачивать на затылке. В противном случае, коса болталась как трос, которым он запросто мог ее обмотать.

Под струями водопада ее ждало душистое мыло, и она воспользовалась им, чтобы намылить все тело. Повернувшись, чтобы смыть пену, Пэйн обнаружила, что уже не одна.

Но, по крайней мере, прихрамывающая фигура в темных одеждах не была ее матерью.

— Приветствую, — обратилась к ней Пэйн.

Ноу-Уан поклонилась, но ничего не ответила, продолжая идти, и Пэйн пожалела, что оставила свою одежду на полу.

— Я подниму, — сказала она, голос эхом отразился в пространстве купальни.

Ноу-Уан [50]только покачала головой и подняла с пола ткань. Женщина была так прекрасна и спокойна, выполняя свои обязанности без единой жалобы, хоть была и ограничена в движениях.

И хотя она никогда не разговаривала, не трудно было догадаться, что история ее жизни очень печальна.

Еще одна причина презирать женщину, которая породила расу, подумала Пэйн.

Избранные, как и Братство Черного Кинжала, воспитывались в определенных рамках, и от них всегда ожидали определенный результат. В то время как мужчины должны иметь густую кровь и мощную спину, быть агрессивными и достойно проявлять себя в сражениях, считалось, что женщины должны быть умным и стойкими, способными усмирить низменные наклонности мужчин и сделать расу более цивилизованной. Инь и Ян. Две части одного целого, нуждающегося в обоюдном кормлении кровью, — это гарантировало уверенность, что мужчина и женщина будут связаны друг с другом навсегда.

Но не все было в порядке в этой божественной схеме. На самом деле, узкородственные отношения привели к проблемам, и, хотя в случае Рофа, закон гласил, что как сын Короля, он должен был занять трон в любом случае, и неважно, есть ли у него физический дефект или нет, Избранным повезло меньше. Законы размножения чурались дефектов. Так было всегда. И такие как Ноу-Уан, имеющие физический недостаток, были низведены до положения прислуги, которая прикрывала тело темным плащом… скрытое, вечно молчащее недоразумение, к которому, тем не менее, относились с «любовью».

Которая больше похожа на «жалость».

Пэйн знала, что чувствует эта женщина. И дело не в физическом дефекте, а в том, что тебя низводят в такое положение, в котором твои ожидания и надежды никогда не оправдаются.

И говоря о надеждах…

Лэйла, еще одна Избранная, вошла в купальню и сняла свои одежды, передав их Ноу-Уан с нежной улыбкой, которая была ее фирменным знаком.

Но улыбка погасла, когда она опустила глаза и вошла в воду. На самом деле, казалось, что девушка запуталась в мыслях, которые были далеко не приятными.

— Приветствую тебя, сестра, — сказала Пэйн.

Лейла подняла голову и вскинула брови. — Ах… Воистину, я не знала, что ты здесь. Здравствуй, сестра.

Низко поклонившись, Избранная присела на одну из подводных мраморных скамеек, и хотя Пэйн была не самым разговорчивым собеседником, что-то тяжелое повисло в воздухе вокруг этой девушки, и это привлекло ее внимание.

Завершив омовение, она подплыла и села рядом с Лейлой, которая промывала колотые ранки на запястье.

— Кого ты кормила? — спросила Пэйн.

— Джона Мэтью.

Ах, да, наверное, того мужчину, о котором рассказывал Король. — Все прошло, как положено?

— Безусловно. В самом деле, все так и было.

Пэйн склонила голову на край бассейна и посмотрела на белокурую красоту Избранной. Через некоторое время, она тихо спросила девушку: — Могу ли я узнать у тебя кое о чем?

— Конечно.

— Причину печали. Ты… ты всегда возвращаешься грустная. — Хотя она знала почему. Для женщины, принуждение к сексу и кормлению лишь потому, что это традиция, было абсолютным насилием над личностью.

Лейла рассматривала следы укуса на собственной вене с какой-то бесстрастной сосредоточенностью, как будто ее озадачила та или иная ранка. А потом покачала головой. — Я не должна сетовать на благодать, дарованную мне.

— Благодать? Воистину, мне кажется, ты имеешь нечто совсем другое. Проклятие здесь более уместное слово.

— О нет, это благодать служить…

— Нет, правда, не стоит прятаться за такие слова, когда твой внешний вид противоречит тому, что твориться у тебя на сердце. И как всегда, если критические слова относительно Девы-Летописецы жаждут сорваться с твоих губ, подходи и располагайся у моего огня. — Когда шокированный светло-зеленый взгляд метнулся вверх, Пэйн пожала плечами. — Я не скрываю своих чувств. Никогда.

— Нет… Ты и не должна. Просто это кажется так…

— Неподобающе? Неуместно? — Пэйн хрустнула костяшками пальцев. — Какая жалость.

Лейла долго и медленно выдохнула. — Ты знаешь, я была надлежащим образом обучена. Как эрос.

— И тебе это не нравится…

— Вовсе нет. Это то, чего я не знаю, но хотела бы узнать.

Пэйн нахмурилась. — Тебя не используют по назначению?

— Поистине, меня отверг Джон Мэтью в вечер его перехода, после того как я наблюдала его благополучное изменение. И когда я кормлю Братьев, то остаюсь нетронутой.

— Прошу пр… — Она правильно расслышала? — Ты хочешь заняться сексом? С одним из них?

Тон Лейла стал рассудительным. — Ты, конечно, как никто их моих сестер можешь понять, каково это быть никем и не иметь возможности использовать свои способности должным образом.

Ну… она все поняла не совсем верно. — При всем уважении, я не могу понять, почему ты хочешь… этого… с одним из тех мужчин.

— Почему я не должна этого хотеть? Братья и трое молодых воинов красивы и полны грозной силы. И теперь, когда Праймэйл покинул нас нетронутыми… — Лейла покачала головой. — Я хочу испробовать того, чему меня так хорошо обучили, и о чем я так много читала. Хотя бы раз.

— По правде говоря, я не чувствую в себе ни малейшей склонности к подобному. Никогда не испытывала, и, я думаю, никогда не буду. Я предпочитаю сражаться.

— Тогда я завидую тебе.

— О?

Взгляд Лейлы стал древним, как у старухи. — Гораздо лучше быть незаинтересованной, чем ненужной. Первое несет в себе облегчение. Второе — лишь пустоту и тяжкий груз.

Подошла Ноу-Уан, неся поднос с нарезанными фруктами и свежевыжатым соком, и Пэйн сказала: — Ноу-Уан, ты не хочешь к нам присоединиться?

Лейла улыбнулась служанке. — В самом деле. Присоединяйся, пожалуйста.

Покачав головой и поклонившись, Ноу-Уан просто оставила им трапезу, которую так предусмотрительно подготовила и, прихрамывая, вышла из купальни через мраморную арку.

50

В прямом переводе с английского — Никто.