Гнев Нефертити

Анхесенпаатон села на свою постель. Какое странное послание! И получила она его необычным способом. Она не знала, что и думать. Царевне ничего не было известно о политических интригах, она не знала, кто такие Хумос и Нефертеп, ей было известно только имя ее дяди Хоремхеба. Но девушка чувствовала, что послание очень важное.

С камнем в руке она вышла из своей комнаты на террасу и отправилась к Меритатон, чьи покои были рядом. Старшая сестра спала, лежа на спине, практически обнаженная. Ее дыхание было тяжелым. Какое-то мгновение Анхесенпаатон любовалась грудью своей сестры, кожа которой блестела от пота, а потом села на постель и положила руку на ногу сестры. Дыхание Меритатон прервалось, два или три раза она даже слегка всхрапнула. Потом открыла затуманенные сном глаза.

— Что случилось? — встревоженно спросила она.

Анхесенпаатон протянула ей камень.

— Откуда это у тебя?

— Да вот, когда мы возвращались, какой-то мальчик сунул мне это прямо в руку.

— Мальчик?

— Да, мой ровесник.

Меритатон рассматривала плоский камень. Почерк детский.

— А кто такие Хумос и Нефертеп? — спросила Анхесенпаатон.

— Верховные жрецы культов Амона-Ра в Фивах и Пта в Мемфисе.

— Амона-Ра?

Анхесенпаатон даже не знала имени верховного бога, которого ее отец изгнал из царства.

— А кто такой Пта?

— Я все тебе объясню. А ты раньше видела этого мальчишку?

— Никогда. Я не сразу поняла, что произошло, когда он положил камень в мою руку.

Меритатон казалась озадаченной.

— Самое худшее, что все это правда.

— Давай спросим у кормилицы…

— Да ты что!

— Тогда давай спросим у матери!

— Нас отлупят, как убогих немытых крестьян. Принимать какие-то послания из рук неизвестного мальчишки! Ты не в своем уме!

Меритатон встала, босиком направилась к кувшину и напилась пахнущей розовым маслом воды. Затем она взяла из вазочки абрикос и съела его с задумчивым видом.

— Мне почему-то кажется, что ты знаешь, как понимать это послание. Так объясни мне! — воскликнула Анхесенпаатон, теряя терпение.

— Тише! — приказала Меритатон. — Ты разбудишь кормилиц.

И снова села на постель.

— Раньше в царстве почитали многих богов. Амона-Ра, Пта, Хоруса, Осириса, Исиду и многих других. В их храмах служили многочисленные жрецы и их помощники. Наш отец решил уничтожить эти культы, и доходы жрецов иссякли. Поэтому они его ненавидят. Теперь, когда он умер, они плетут интриги, чтобы возвратить свои привилегии. Понимаешь теперь?

Анхесенпаатон пристально смотрела на сестру, ее глаза округлились.

— Почему нам никогда не рассказывали об этом?

— Потому что это было запрещено! — Меритатон тяжело вздохнула.

— Так вот о чем шепчутся по углам кормилицы!

— О чем только не сплетничают эти кумушки! — проворчала Меритатон.

— Почему ты разволновалась?

— Потому что это послание очень похоже на правду. Только я не знаю, что мы можем сделать, не знаю, как его понять. Это же ясно: трон пустует, и многие страстно желают его занять.

— Кто?

— В первую очередь наша мать. Затем Сменхкара. Наш дед Ай. И многие другие, я в этом не сомневаюсь.

Анхесенпаатон смотрела в небо через открытое окно. Окружающий мир был непонятным. Хуже того, он был угрожающим.

— А как же мы? — еле слышно спросила она.

— Видно будет, — философски заметила Меритатон. — Мы всегда сможем найти себе мужей, разве нет?

Анхесенпаатон хотела было возразить, но охватившее ее беспокойство помешало ей это сделать. Послание, переданное мальчишкой, ничем не могло помочь. И вообще, откуда он получил такие сведения?

Бывший Хранитель царского гардероба обливался потом не только от жары, но и от охватившего его волнения. Пот тонкими ручейками струился по его атлетическому гладкому телу с матовой кожей, по лбу, по ожерелью — символу царской милости, и стекал к пупку.

Нефертити сидела в кресле из эбенового дерева с блестящими золотыми подлокотниками и смотрела на подданного, вперив в него тяжелый взгляд.

— Значит, теперь ты без работы, — сказала она.

— Да, божественная госпожа.

Кому теперь нужны две сотни льняных одеяний умершего царя, набедренные повязки из того же материала с вырезами и без? Роскошные плащи? Дюжины сандалий из кожи и золота, инкрустированные драгоценными камнями? Золотые пояса, украшенные драгоценностями? Золотые нагрудники с редчайшими звездообразными сапфирами из Тапробана?

— С имуществом все в порядке?

— Да, божественная госпожа. Сундуки опечатаны.

— Мне нужны будут драгоценности.

— Да, божественная госпожа. Есть еще сундуки регента.

Нефертити ничего не сказала. Она должна посоветоваться с отцом насчет этих драгоценностей. Следовало уточнить, принадлежат ли они лично Сменхкаре или Царской казне.

— Они спали в одной постели? — спросила она.

Пот все сильнее струился по телу прислужника.

— Да, божественная госпожа. Царь приказал изготовить двойную постель.

— Как ты думаешь, кто из них был женщиной?

Непристойный вопрос поразил Хранителя гардероба, он как будто получил пощечину. Несчастный судорожно сглотнул. Неправильный ответ мог стоить ему не только места, но и жизни.

— Я не знаю, божественная госпожа, — ответил он сдавленно.

— Говори. Здесь только я.

— Я не прислуживал по ночам, божественная госпожа.

— Зато ты проводил с ними целые дни. Говори же!

— Божественная госпожа…

— Говори! Я точно знаю, что ты воровал у царя.

У несчастного хранителя закатились глаза.

— Наш господин… — наконец смог он выдавить из себя.

Царица помолчала, прежде чем спросила:

— А ты?

Казалось, он вот-вот потеряет сознание.

— Что я?.. — пролепетал он, вытаращив глаза.

— С кем ты спал?

Ее взгляд пронизывал насквозь.

— С ними обоими?

Он кивнул.

— Был еще кто-то?

— Иногда… Во время прогулок на «Славе Атона», — пробормотал он.

Царская лодка теперь стояла на якоре перед Дворцом царевен. Нефертити вспомнила семейные прогулки, для которых эта лодка вначале предназначалась. Радостные крики ее дочерей. Дынную кожуру, которую они бросали в воду, чтобы посмотреть, как крупные рыбы гоняются за ней…

— Кто знал об этом?

— Никто, божественная госпожа. Это было тайной.

— Иди, — сказала она, — можешь оставить у себя то, что украл. Ты остаешься на службе в Царском доме до моего решения. Если ты кому-либо передашь хоть одно слово из этого разговора, я прикажу забить тебя палками до смерти. Почему ты плачешь? — спросила царица, когда он уже уходил.

Несчастный обернулся.

— Мой господин… был добр ко мне. Я думаю о потерянном счастье…

— Я тоже.

Наконец он покинул комнату, низко опустив голову. Нефертити вышла на террасу. Ее взгляд скользнул по Великой Реке и остановился на «Славе Атона», которая вызывающе покачивалась перед Дворцом царевен. Нефертити было невыносимо смотреть на нее, поэтому царица вернулась в полумрак своей комнаты.

Она уже давно догадывалась о том, о чем только что услышала. Эхнатон был человеком с двойственной натурой. Завоеватель, высшее счастье которого быть завоеванным. Носитель двойной короны, мужчина и женщина. Бесплотный возлюбленный Диска Атона и существо из плоти и крови, любовник своего любовника. Но все-таки она познала счастье — до появления Сменхкары, сына миттанки. Словно змей Апоп, соблазнил он своего брата свежестью пятнадцатилетнего тела. Сначала он убедил Эхнатона жить с ним в Царском доме. Затем он перебрался в новый дворец, построенный для них в Меруатоне. Потом получил титул регента. Сменхкара вытеснил ее. Сначала как жену, а затем как советницу царя и хранительницу престола.

Все эти великолепные барельефы и фрески, которые изображали царскую чету в окружении детей, купающимися в лучезарном свете Атона и семейной любви, изображения царя, целующего свою самую младшую дочь… Вдруг и придворные, и народ поняли, что все это было ложью. Потом ей доложили, что появился барельеф с изображением обнимающихся Эхнатона и Сменхкары. Тогда она влепила пощечину посланнику, сообщившему об этом.