Страница 159 из 183
грубость и мирясь с ним.
— Что я должен сделать, чтобы помочь им?
— Ты из своей камеры сможешь ночью выйти?
— Если будет спица, то выйду в любое время.
— Надо будет в одно конкретное время выпустить их из камер, и на этом твоя миссия будет выполнена.
— Ты знаешь, за что я сижу?
— Знаю! — заверил его Связник.
— Так вот, у меня есть шанс выкарабкаться из этого дерьма, а вы мне предлагаете, наоборот, погрязнуть
еще глубже в нем.
— Но два «лимона» — две тысячи кусков, — решил подзадорить его Связник.
— У меня, паря, этих «лимонов» хоть задницей ешь, — пренебрежительно сообщил ему Лапа, — и из-за них
я его есть не собираюсь.
— Ну, а как же наше братство, взаимовыручка, помощь? Тебе же в помощи друзья не отказывают.
— Вот ваши друзья пускай вам и помогают, как мои мне. А пользы от их помощи, как от козла молока, —
сокрушенно заметил Лапа.
— А может быть, подумаешь над нашим предложением?
— Вы мне должны помочь, чтобы я подумал над вашим предложением, чтобы я убедился, что вы те, за кого
себя выдаете, а не шушера, — покидая Связника, считая, что разговор окончен, произнес Лапа.
Он направился к своим сокамерникам, которые познакомили его с несколькими американцами, выходцами из
бывшего СССР, с которыми он мог беседовать на отвлеченную тему, не боясь осложнения от сказанного лишнего
слова.
Так, без особых осложнений Лапа вписался в тюремную жизнь. Ему пришлось сменить еще несколько камер, где были арестанты, говорящие по-русски. Их чрезмерное любопытство его персоной, интерес к тому, как было
совершено ограбление банка, показали ему, что он имеет дело с секретными сотрудниками (сексотами) фараонов. Лапа мог отшить их от себя, а во внутреннем дворе тюрьмы натравить на них зеков, учинить над ними
расправу, но он поступал с ними иначе. Он говорил то, что было изложено в его показаниях следователю, возмущался дурными американскими законами, произволом, творимым в тюрьме.
Золтан Кройнер, поняв, что Лапа его дурачит через агентов, оставил его в покое. Читатель, безусловно, понимает, что такого человека, как Лапа, с его послужным списком пребывания в тюрьме, жизненным опытом, ни
один, даже самый выдающийся агент не смог бы расколоть и выведать для себя интересную информацию.
Однако Кройнеру надо было испробовать все имеющиеся у него возможности по сбору доказательств вины
Лапы в содеянном, и, только применив их на практике и убедившись в их бесплодности, он мог позволить
отказаться от того или иного своего метода.
Лапа, как медведь, привыкший на зиму впадать в спячку, попав в тюрьму, смирился с данным фактом и
пытался наладить свою тюремную жизнь с меньшим ущербом для себя.
Друзья с воли регулярно делали ему передачи в тюрьму, да и со стороны других зеков он получал
постоянную пищевую подпитку. Такое отношение к нему со стороны сокамерников вызывалось многими
причинами. Одни поступали так, чтобы таким способом познакомиться поближе с ним, другие из уважения, как к
авторитетному вору, третьи из уважения к его возрасту. В тюрьме находилось много профессиональных воров, которые только в совершении преступлений видели свой источник существования. Они понимали, что если не
изменят свой образ жизни, то, как и Лапа, на старости лет будут вынуждены доживать свой век в тюрьме, то есть
в лице Лапы, как в зеркале, они видели свое будущее.
В силу изложенного у Лапы не было оснований высказывать недовольство условиями содержания в тюрьме, в которой у него было практически все для жизни, только не было свободы, а именно в ней сейчас он больше
всего нуждался.
Глава 23
Появлению Золтана Кройнера в своем номере Гончаров-Шмаков не был ни удивлен, ни обрадован. Он
встретил его как неизбежное, как утро или наступление вечера.
Поздоровавшись с Лесником, Кройнер через переводчика объяснил ему цель своего визита.
— Скажи этому мудаку, что он мне чертовски надоел, а поэтому без своего адвоката Альфреда Скота я с ним
не желаю беседовать, — сердито обронил Лесник переводчику.
— Вы, мистер, будьте осторожней с ним. Он официальное лицо, нанесение оскорблений которому карается
законом, — предупредил его переводчик.
— Что он сказал? — спросил переводчика Кройнер.
— Он без своего адвоката Альфреда Скота не желает с вами беседовать, — опустив оскорбление, сообщил
ему переводчик.
— Почему мистер Гончаров-Шмаков стал вдруг ко мне недоброжелательным? Я вроде бы не давал ему для
этого повода.
Переводчик перевел слова Кройнера Леснику.
— Скажи ему, что он мне надоел своими подозрениями, раздражающими меня и мешающими нормально
отдыхать. Я ему не щенок, которого можно дергать за уши из стороны в сторону.
— Но он не знает даже, по какому вопросу я к нему пришел, — удивился Кройнер, выслушав переводчика.
— У меня с фараонами ничего общего нет, а поэтому и говорить нам с ним не о чем, — пояснил Лесник.
— Я инспектор ФБР, а не частное лицо, а поэтому хочет он или нет, но говорить с собой я его заставлю, —
жестко произнес Кройнер, требуя от переводчика дословного перевода своих слов Леснику.
— Возможно, — усмехнувшись, произнес Лесник, — но не так часто, как ему хочется и только с участием
моего адвоката.
Убийство Даны Шумахер им было выполнено чисто и без помарок — свидетелей. Разный камуфляж, женская
одежда, которые он использовал себе для грима, в настоящее время им уничтожены, заблаговременно
подготовлено надежное алиби. Так почему бы теперь не поиграть в возмущенного, обиженного и недовольного
господина, которого инспектор ФБР Кройнер своим посещением оскорбляет подозрением в каком-то
преступлении? Он понимал, что требует от Кройнера всего лишь исполнения норм закона, а поэтому последнему
ничего другого не оставалось делать, как пойти навстречу ему и удовлетворить его требования.
Поиски адвоката Альфреда Скота заняли у Кройнера целый день. Он приезжал к Альфреду Скоту в его
адвокатскую контору тогда, когда тот за несколько минут до его приезда успевал уехать в другое место. Все же к
концу рабочего дня Кройнер смог поймать его в суде. Раздражение и недовольство собой так рвалось из
Кройнера наружу с желанием вылить накопившееся на кого-нибудь, но это было чревато для него большими
неприятностями, а поэтому, взяв себя в руки, он по-прежнему оставался корректным и предупредительным в
разговоре со своими собеседниками.
Пока он бегал и ловил адвоката, Лариса отпечатала на машинке, конечно, с ошибками, но все равно
понятный текст записки их сообщнику, проживавшему этажом выше над ними в номере. В ней Лариса сообщала, что к ним приходил инспектор ФБР Золтан Кройнер, который скоро явится с адвокатом и будет Лесника
допрашивать. В связи с этим Лесник просил Связника в этот вечер его не беспокоить до особого сигнала.
Лесник мог не предупреждать сообщника запиской, так как тот, вставив в отверстие в потолке «жучок», отлично слышал весь разговор, который состоялся в номере между ним и Кройнером.
Присутствовавшая при данном разговоре Лариса позже с удовольствием сообщила, что в прослушанной ею
беседе не было слов, которым она не знала перевода и не поняла.
— Как, переводчик правильно переводил мои слова ему? — выжидательно спросил он ее.
— В основном правильно, только не перевел твоего оскорбления инспектора. Вообще-то наглеть тоже не
надо, — предостерегла она его.
Понимая, что поступил по-мальчишески несерьезно, он сердито бросил:
— Ну хватит болтать о нем, перемалывать ему кости, итак достаточно потрепались. Хреново то, что наши
помощники оказались нерасторопными и не замочили вторую свидетельницу. Теперь она исчезла из дома и
запрятана следователем до суда так, что вряд ли они теперь ее найдут, — выразившись нецензурной бранью, заметил он.