Страница 158 из 183
один присест», — бичевал он себя мысленно. В таком нервозном состоянии Лапа не был расположен к лириче-
ской беседе с кем-либо, тем более с негром, который, подойдя к нему, что-то стал оживленно лопотать, чрезмерно жестикулируя. Безусловно, Лапа не мог его понять, так как не знал английского языка, как негр не знал
русского.
Однако, когда негр попытался стянуть с его безымянного пальца бриллиантовый перстень, который почти что
врос ему в палец, тогда Лапа понял намерение своего сокамерника.
Негр был здоровый, как бык, а поэтому без хитрости справиться с ним Лапа даже не рассчитывал. Понимая, что без драки не обойтись, унижаться перед этим ниггером у него вообще не было мысли, поэтому, поднявшись с
кровати, Лапа молча поднял правую руку вверх, показал на потолок со словами:
— Посмотри туда, быдло.
Негр чувствовал себя хозяином камеры и, не видя в лице Лапы какого-либо противника, могущего оказать
ему сопротивление, беззаботно посмотрел туда, куда ему показал Лапа. Воспользовавшись предоставленной
возможностью, Лапа со всей силой, какая была в нем, срывая на негре свою неудачу и обиду, ударил ногой в
промежность. Негр, упав на пол, стал извиваться от боли и кричать, тогда как Лапа с наслаждением стал бить его
ногами туда, куда придется.
Прибежавшие охранники разняли их, переведя Лапу в камеру с четырьмя арестантами. Там Лапа, ни с кем не
вступая в разговор, как будто минуту назад не он дрался с негром, лег на свою кровать и стал размышлять:
«Интересно, а эти вахлаки вздумают ли меня прописывать или нет?»
К Лапе подошел один из арестантов и, показывая на него пальцем, спросил:
— Ти Москва?
— Русский, из России, — бросил ему слова, как милостыню, Лапа.
Вернувшись к сокамерникам, «переводчик» что-то оживленно стал им говорить. Если негр несколько дней
содержался один и не был в курсе тюремных новостей, то находящиеся сейчас вместе с Лапой заключенные уже
знали, что он арестован по подозрению в вооруженном групповом ограблении банка. Как шло ограбление банка, заключенные знали гораздо подробнее, чем об этом сообщалось по телевидению и радио. Они знали, что на банк
напала многочисленная, хорошо вооруженная банда, похитившая более девяти миллионов долларов. Сейчас
один из представителей этой банды находится среди них. Если его дружки не побоялись напасть на банк, ограбили его, то лучше не связываться с их человеком, пускай и стариком, тогда они избегут мести его клана.
Увидев, что сокамерники настроены к нему не агрессивно, Лапа решил лечь спать, подумать над той
ситуацией, в которой сейчас он оказался. Раздевшись, он хотел нырнуть под одеяло, но его остановили
сокамерники, которые с интересом стали рассматривать уже поблекшие его татуировки на теле, многие из
которых имели международное понятие и значение. Результат осмотра, по-видимому, удовлетворил зеков. Они
стали доброжелательно что-то говорить, улыбаться, предлагать закурить сигарету. Лапа, поблагодарив их за
внимание, лег отдыхать. Точнее, ему хотелось побыть наедине со своими невеселыми мыслями...
Нанятый Молохом защитник Альфред Скот обещал Лапе помощь в освобождении друзьями с воли. Ему
хотелось верить в такую возможность, но он сомневался в ее реальности, а поэтому попросил, чтобы он передал
Молоху его просьбу: вызвать из России ему на выручку, помочь выкарабкаться из этой ямы своего ученика.
— Зачем без толку вызывать вам своего друга? Что он тут может сделать один, когда помочь вам взялась
могучая мафиозная организация? Если окажется ей не по силам помочь вам освободиться, то один ваш друг в
поле — не воин.
— Ты передай ему то, что я прошу. Я в твоих рассуждениях не нуждаюсь, остальное тебя не касается, —
прервал адвоката Лапа жестко и требовательно. Так грубо разговаривать с адвокатом Лапа позволил себе
потому, что за свою услугу Скот брал огромные суммы денег, а поэтому на тон своих подзащитных он не
обижался.
— Конечно, я передам Молоху вашу просьбу. Только подумайте, а не будет ли он мешаться под ногами у
здешних ваших друзей?
— Не волнуйся, не будет, — заверил его Лапа.
Потом его мысли перескочили к инспектору Золтану Кройнеру, допрашивавшему его. Правда, допрос был
короткий, для Кройнера непродуктивный. На допросе Лапа заявил дословно следующее:
— Я до глубины души возмущен необоснованным обвинением меня в ограблении банка. Оправдываться и
доказывать, что я его не совершал, считаю ниже своего достоинства, а поэтому я не желаю давать каких-либо
показаний по делу.
Все попытки Золтана Кройнера убедить Лапу отказаться от избранной им тактики поведения оказались
безуспешными. Он знал, что в США каждое сказанное подследственным следователю слово служит
доказательством как в пользу следствия, так и в пользу самого подследственного. Однако не каждый
допрашиваемый знает, какие моменты могут сослужить службу ему, а какие против него. Не желая испытывать
судьбу, Лапа решил не рисковать и уйти в глухую защиту, тем более что от своих показаний пользы для себя он в
будущем не видел.
Так потекли дни содержания его в тюрьме. Они были однообразны и проходили по установленному годами
ритму, нарушаемому вызовами то к следователю, то к защитнику. С помощью последнего Лапа знал, какими
доказательствами следствие располагает против него и какие меры принимаются его сторонниками на воле по
освобождению.
Все они были пока неутешительными и не могли его радовать. Он воспрянул духом и получил моральное
удовлетворение, лишь узнав от Альфреда Скота о том, что прилетел Лесник, который тоже подключился к
оказанию ему необходимой помощи.
Находясь в тюрьме, в изоляции, Лапа никак не мог повлиять на ход предпринимаемых сподвижниками мер, а
поэтому ему ничего не оставалось делать, как ждать и надеяться на них и на Бога. Только они могли повлиять на
благоприятный исход следствия для него.
На второй день его нахождения в тюрьме, пользуясь правом на прогулку во внутреннем дворике тюрьмы, сокамерники Лапы поделились новостью со своими «друзьями» по несчастью из других камер, с кем они сидят в
камере, не упустив рассказать, как их старичок расправился со здоровенным негром, поведали о его наколках на
теле. Короче, Лапа стал для обитателей тюрьмы своего рода достопримечательностью, загадкой и темой для
разговора.
На третий день во время прогулки к Лапе подошел высокий парень, который на чисто русском языке сказал
ему:
— Слушай, пахан, у меня есть к тебе разговор.
— Давай валяй, только не в штаны, — с безразличием в голосе пошутил Лапа.
— Давай отойдем в сторонку и поговорим, — настороженно посматривая по сторонам и не принимая шутки, попросил незнакомец.
— Я знаю, что ты Лапа, а меня можешь называть Связником, — представился он.
— О чем ты хочешь со мной трескать?
— Вон видишь, напротив нас стоят двое с сигаретами в руках, один толстый и низкий, а другой высокий и
плотный?
Метрах в шести от себя Лапа действительно увидел тех, кого ему показывал Связник.
— Ну вижу, что из того? — небрежно бросил Лапа.
— Если ты им поможешь выбраться из этой «академии», то они позолотят твою ручку двумя «лимонами», —
понизив голос, сообщил Связник.
— Ты меня, паря, не за того принимаешь и канай от меня, пока я тебе твои фары на задницу не натянул, —
сердито прошипел на него Лапа, не желая идти на провокацию.
— Я от тебя другого ответа не ожидал, и ты мне можешь не верить, но твои дружки Ричард Простон, Клод
Уильямс и Брюс Харнер просили через наш канал передать тебе, что если у тебя есть такая возможность, то не
отказывай нам в своей услуге.
Лапа задумался, дружески положив руку на колено своего собеседника, как бы прося извинения за свою