Глубоко под кожей

Он не остался, чтобы посмотреть, что она будет делать дальше, а сразу же удалился — так же тихо, как и вошел. Он испугался, очень испугался, что, если она откроет глаза и увидит его, он упадет перед ней на колени.

Мысли о ней преследовали его днем и ночью. Он знал, что должен подавить их. Никому и ничему не позволялось взять над ним власть. Но он начал понимать, что женщина может превратиться для мужчины в навязчивую идею одним лишь фактом своего существования. Он начал понимать, как мужчина становится рабом собственных фантазий.

Он стал беспокоиться о себе, а еще больше о ней. Если какой-то мужчина понимает, что одержим ею и вот-вот перейдет границы, он будет способен на все. В своих письмах и звонках он становится все более требовательным. Когда же он поймет, что надо прекращать писать и перейдет к действиям?

Несмотря на весь ее страх, Квин был уверен, что Шантел не имеет никакого понятия, как далеко может зайти одержимый ею мужчина. И чем дольше Квин находился рядом с ней, тем яснее понимал, насколько далеко.

Сегодня они должны были снимать сцену в декорациях. Другая команда операторов была уже в Нью-Йорке и снимала натуру. Шантел не могла дождаться того времени, когда вместе со съемочной группой она полетит на Восточное побережье, чтобы сделать несколько сцен на природе. Это даст ей возможность повидаться с Мадди и, если повезет, посмотреть ее пьесу на Бродвее.

Мысль об этом вернула ей хорошее настроение. Оно не покидало ее, несмотря на то, что начало съемок затягивалось, поскольку рабочие заканчивали монтаж новых декораций.

— Похоже на Новую Англию, заметил Квин, оглядываясь вокруг.

— Если быть точной, то это Массачусетс, — пояснила Шантел, откусывая от сдобной булочки. — Вы когда-нибудь там были?

— Я родился в Вермонте.

— А я родилась в поезде. — Шантел еще раз откусила от булочки и засмеялась. — Ну, почти. Мои родители ехали на место очередного представления, и в дороге у моей мамы начались схватки. И они вынуждены были сойти с поезда и дождаться, когда мы с сестрами появимся на свет.

— Вы с сестрами?

— Да, я самая старшая из тройняшек.

— Так вас, значит, трое. О боже!

— Я такая одна, Доран. — Она жевала булочку, наслаждаясь свежим воздухом и солнцем. — Мы тройняшки, но каждая из нас нашла свою дорогу в жизни. Эбби растит в Виргинии детей и разводит лошадей, а Мадди сейчас приводит в восторг зрителей на Бродвее.

— Не думал, что семья так много значит для вас.

— Да, очень много. — Она чувствовала себя слишком хорошо, чтобы обижаться. — У меня еще есть брат. Не могу вам сказать, чем он занимается, потому что этого никто не знает. Я склоняюсь к мысли, что он либо профессиональный жиголо, либо вор международного масштаба, который крадет драгоценности. Вы бы с ним отлично поладили. — Она наблюдала, как один из рабочих поднял декоративный валун и перенес его на пару метров. — Замечательно, не правда ли?

Квин изучал деревья. Они казались совсем настоящими, как и те, что росли за домами, но стоило лишь приглядеться, как становилось заметно, что они стоят на деревянных подставках.

— А здесь есть что-нибудь настоящее?

— Почти ничего. Дайте им несколько часов, и они соорудят здесь африканские джунгли. — Расправив спину, она поиграла в бокале льдом. Шантел привыкла ждать. — Мы собирались снимать эту сцену на натуре, но там что-то не получилось.

— Я смотрю, вам приходится часто ждать.

— Да, эта профессия не для нетерпеливых. Бывали дни, когда я уходила в свой трейлер в часами ждала, когда меня позовут для съемок пятиминутной сцены. А в другой день приходится работать четырнадцать часов без передышки.

— Почему?

— Что почему?

— Почему вы этим занимаетесь?

— Потому что я всегда об этом мечтала. — Можно было ничего больше не объяснять. Но она почему-то решила пояснить: — Когда я была маленькой, сидела в театре и видела, что происходит на сцене, я знала, что тоже хочу во всем этом участвовать.

— Значит, вы всегда мечтали стать актрисой.

Шантел откинула назад волосы и улыбнулась.

— Я всегда была актрисой. Я хотела стать звездой.

— Похоже, вы добились того, чего хотели.

— Похоже, — прошептала она, загнав внутрь подступившую вдруг тоску. — А вы? Вы всегда хотели стать тем… кем стали?

— Я хотел стать малолетним преступником, да к этому все и шло.

— Звучит впечатляюще. — Ей захотелось узнать побольше. Если быть честной, ей хотелось узнать о нем все, но она не осмеливалась спросить. — Почему же вы не пошли по совсем другой дороге?

— Меня призвали в армию. — Он улыбнулся, но она поняла, что эта отговорка понятна только ему.

— Армия превращает мальчиков в мужчин.

— Что-то в этом роде. Потом я научился делать то, к чему имел способности, и узнал, как получать прибыль и не попасть в тюрьму.

— А к чему у вас способности?

Он повернул к ней голову, и она увидела в его глазах смех в вызов.

— Забудьте об этом. Давайте поговорим о другом. Вы долго служили в армии?

— А я и не говорил, что служил в армии. — Он предложил ей сигарету, а когда она покачала головой, закурил ее сам.

— Но вы же сказали, что вас призвали.

— Да, меня призвали в армию, и я учился в закрытом заведении. Хотите еще кофе?

— Нет. И как долго вы всем этим занимались?

— Слишком долго.

— Это там вас научили уклоняться от ответов?

— Да. — Он снова улыбнулся ей, а потом, неожиданно для себя, дотронулся до ее волос. — Вы похожи на девочку.

Ее сердце непонятно почему сильно забилось. Одно только прикосновение, в конце концов, только несколько слов и долгий взгляд в искусственной обстановке, в которой сновали люди.

— Для этого все и делалось, — сумела она сказать спустя мгновение. — Мне в этой сцене двадцать лет, я невинная, жаждущая любви, наивная девушка… которая вот-вот лишится девственности.

— Здесь?

— Нет, вон там. — Она показала рукой на небольшую полянку в лесу, которую создали рабочие. — Скотина Брэд соблазняет меня, пообещав любить до конца своей жизни. Он зажег во мне страсть, которую я до этого испытывала только к живописи, а потом воспользовался ситуацией.

Квин щелкнул языком.

— И все эти люди будут смотреть на вас!

— Я люблю, когда много зрителей.

— А когда я смотрел на вас в ванной, вы взбесились.

— Вы…

— Вас ждут, Шантел.

Кивнув помощнику, Шантел встала и тщательно отряхнула брюки.

— Найдите себе хорошее местечко, Доран, — посоветовала она. — Вы сможете кое-чему научиться.

Следуя ее совету, Квин посмотрел, как актеры несколько раз проиграли сцену вполсилы. Она показалась ему довольно скучной: доверчивая девица с хитрым мужчиной на фоне расцветающей природы. Все это пластмассовое, подумал он. От любви до листьев на деревьях. Квин не сводил глаз с Джорджа, когда гример поправлял грим на лице Шантел, чтобы вернуть ей свежесть облика девушки, до которой еще ни разу не дотрагивался мужчина. Один из ассистентов протянул ей блокнот для зарисовок и карандаш.

— Все по местам. Тишина на площадке.

Гул голосов утих; наступила полная тишина.

— Снимаем.

Вышел человек с хлопушкой, но которой было написано «Дубль 1».

— Мотор!

Все началось сначала. Шантел сидела на камне и рисовала. Появился Шон и несколько мгновений стоял, глядя на нее. Когда Шантел подняла голову и увидела его, у Квина пересохло во рту. В этом взгляде было все, о чем мечтает мужчина, — любовь, доверие, желание. Если женщина будет так смотреть на мужчину, он сможет выиграть войну, своротить горы.

Он никогда не хотел, чтобы его любили. Любовь связывает тебя, заставляет чувствовать ответственность за другого человека, а не за себя одного. Она забирает у тебя столько же, сколько и дает, если не больше. Так он думал, в этом был уверен, пока не увидел взгляд Шантел.

Это же кино, напомнил он себе, осознав, что пропустил целых пять минут съемок. Они снимали уже второй дубль. Выражение ее глаз такая же иллюзия, как и лес, в котором они находятся. И кроме того, он предназначался не ему. Это кино, она актриса, и все происходящее было частью сценария.