Давай поженимся, ковбой

— Что?

— Ближе, — мягко сказала она.

Харли нагнулся, и Мэри Клер, схватив его за уши, потянула голову мужчины к себе, пока они не столкнулись носами.

— Ты, несомненно, самый добрый, честный и благородный человек из всех, кого я знаю! — Она прижалась к нему губами.

Харли отреагировал немедленно: он впился в нее, сминая, чуть ли не истязая ртом ее губы. Потом, почти так же быстро отпустив, резко повернулся к ней спиной. Каждое его движение было пронизано таким гневом, что Мэри Клер, ошеломленно застыв, вытаращила глаза.

— Харли, что случилось?

Продолжая стоять к ней спиной, он уперся руками в бока и покачал головой.

— Ничего не случилось.

Но Мэри Клер не поверила. Она нежно опустила руку ему на плечо.

— Харли?

Он шагнул в сторону, и ладонь Мэри Клер соскользнула с его плеча.

— Меня не будет в городе в выходные, — отрывисто сказал Харли. — Я еду в Сан-Антонио проведать детей.

— Ладно, — пробормотала она, недоумевая, почему он не предупредил об этом раньше. — А когда ты вернешься?

— В воскресенье. Вероятно, поздно. — Медленно повернувшись, Харли встретился с ней взглядом. — Я попрошу Коди присмотреть за моим домом. В случае чего можешь позвонить ему.

И он ушел. Мэри Клер услышала, как закрывается входная дверь, и ощутила первый укол страха.

Глава восьмая

— Ох, папа, как жаль, что ты не позвонил, прежде чем приезжать.

Харли опустился на кровать гостиничного номера. Сердце его заныло.

— Знаю, Дженни. Просто совершенно неожиданно захотелось вас повидать.

— Томми нынче утром уехал на все выходные с какими-то университетскими друзьями, а я через пару минут отправляюсь с компанией на футбол. Потом мы всю ночь проведем у Рейчел.

Харли провел рукою по лицу, помассировал виски и веки.

— Все в порядке, милая, — сказал он, стараясь скрыть разочарование. — Я понимаю. А как насчет завтра? У тебя найдется свободное время?

— Ну… — неуверенно ответила Дженни, — мы, наверно, будем спать допоздна. Ты же знаешь, как хорошо спится после вечеринок.

Нет, Харли не знал, отчего его сердце сжалось еще сильнее.

Он услышал, как она вздохнула.

— А завтра днем мы все собирались поехать за покупками в торговый центр. Думаю, что после этого мы могли бы вместе пообедать, если ты подождешь.

Перспектива сидеть весь день в гостиничном номере выглядела не слишком привлекательно, но в противном случае ему пришлось бы возвращаться домой — а к этому он не был еще готов. Пережитая там боль перевешивала разочарование, испытываемое сейчас.

— Прекрасно, тогда пообедаем, — сказал он.

Выкрики аукциониста перекрывали шум собравшейся на торги толпы. Лошади — от царственных арабских скакунов до скромных мулов — вздымали копытами пыль, которая висела плотной пеленой в воздухе похожего на пещеру сарая. Харли нашел свободное место и уселся.

Аукционист объявлял цены с платформы, возвышающейся в центре манежа. Харли не собирался ничего покупать, но просидел больше часа, наблюдая, как одну за другой выводят на манеж лошадей всевозможных пород. Мысли его блуждали за много миль отсюда — в городишке под названием Темптейшен. А точнее — вокруг дома Мэри Клер. Вновь и вновь прокручивал он в памяти услышанный в пятницу утром телефонный разговор. И видел, что все повторяется снова. Притягательная сила большого города отнимала у него тех, кого он любил.

Харли тряхнул головой. Он больше не сможет пережить подобное. Ни сейчас, ни когда-либо в будущем. После ухода Сьюзен Харли казалось, что он сойдет с ума. Чтобы выжить, он закрыл для любви дверь в свои чувства. Но всего за несколько недель Мэри Клер с детьми непонятным образом умудрились проникнуть сквозь оборонительные заслоны и поселиться в его сердце и жизни.

Однако еще не поздно, твердил себе Харли. Он похоронит свои утраты и вновь, как и прежде, станет бороться за выживание. Он справится. Наверняка справится…

— А теперь взгляните на эту кобылку, — призвал аукционист.

Харли заставил себя переключить внимание на гнедую лошадку, появившуюся в эту минуту на арене. Высоко задрав голову, она беспокойно гарцевала по манежу. Грива и хвост ее развевались, словно знамена на ветру. Продавец вывел лошадь в центр манежа. Широко раскрыв перепуганные глаза и борясь с поводком, гнедая затанцевала вокруг него. Харли вспомнил, что подобный взгляд наблюдал он и в глазах Мэри Клер — это было в день их первой встречи, когда она набросилась на ковбоя, полагая, что он обижает ее детей.

Решив остановить поток воспоминаний, Харли попытался сосредоточить мысли на лошади. Прекрасное животное, стройное, полное жизни. Шкура его была гладкой и лоснящейся, а оттенком своим настолько напоминала цвет волос Мэри Клер, что Харли невольно стиснул пальцы в кулаки.

Помню, что когда я была маленькой девочкой, то мечтала, чтобы у меня была своя лошадь…

Голос Мэри Клер, с ностальгией говорящей о несбывшихся детских мечтах, вновь всплыл в памяти Харли.

— И что же вы можете мне предложить? — закричал аукционист, начиная торг.

Кобылка повернула голову и посмотрела прямо на Харли. Не успев даже сообразить, что делает, он выхватил из кармана рубашки карточку с номером и поднял ее вверх.

— Нам предложили тысячу, кто даст две, кто даст две?

К концу торга осталось только два участника — Харли и какой-то мужчина из первого ряда. Каждый раз, когда мужчина поднимал карточку, Харли подкидывал вверх свою. Наконец мужчина повернулся и встретился с Харли глазами. Они долго и пристально смотрели друг на друга, но взгляд Харли не дрогнул ни на секунду. Огорченно покачав головой, мужчина отвернулся и сунул карточку обратно в карман.

Дождь продолжался все выходные, и Мэри Клер с детьми вынуждена была сидеть дома. Она не сомневалась, что Харли позвонит ей, что она неверно истолковала его мрачное настроение, его замкнутость, но телефон предательски молчал. Дети, конечно, тоже заскучали и стали спрашивать, куда подевался Харли. Она лишь объяснила им, что Харли поехал навестить детей, и оставила свои страхи при себе.

В субботу и воскресенье на пастбище заезжал проверить коров Коди. Воскресным утром Мэри Клер заметила из окна кухни, как он пробирается по слякоти через ворота. Обеспокоенная странным поведением Харли, она довела себя до такого исступления, что решила поговорить с Коди и разузнать, не сказал ли ему Харли чего перед отъездом. Схватив с вешалки дождевик, она вылетела из дома и, остановившись на крыльце, стала дожидаться возвращения шерифа.

Когда Коди потащился к своему грузовичку, Мэри Клер выскочила из-под навеса и, размахивая рукой, помчалась по двору ему навстречу.

— Коди! — прокричала она на бегу. — Погодите!

Шериф остановился. Дождь струился по капюшону, накинутому поверх ковбойской шляпы.

— Мэри Клер, зачем вы вышли из дома в такую погоду?

Женщина застыла, с трудом пытаясь собрать разбегающиеся мысли. Все ее тело словно превратилось в один сплошной комок оголенных нервов. Как можно спрашивать практически незнакомого ей человека о делах, которые касались лишь ее и Харли?

Мэри Клер подняла к шерифу залитое дождем лицо, но, не обнаружив в его глазах ничего, кроме искренней симпатии, облегченно проглотила свои опасения.

— Мне показалось, что Харли, уезжая, был чем-то расстроен. Вот мне и захотелось узнать, не говорил ли он вам чего-нибудь… ну, про меня или о том, что его огорчило?

Коди нахмурил брови.

— Нет, мэм. Он вообще мало о чем говорил. Только попросил меня присмотреть за скотом. И еще сказал, что едет в Сан-Антонио повидать детей.

Мэри Клер огорченно поникла.

— Да, и мне он сказал то же самое. Но он выглядел таким… таким холодным, что я разволновалась.

Коди положил ей руку на плечо.

— Зачем тревожить такую прелестную головку? Харли из тех людей, что привыкли держать свои секреты при себе. И он тоже вполне мог расстроиться, потому что давно не видался с детьми.