Триумф Темного Меча

Он молча ждал, не отводя взгляда от Гвендолин, которая, все еще в объятиях мужа, задумчиво оглядывалась по сторонам в сгущающейся мгле.

Наконец Джорам встряхнул головой, его черные волосы упали на лицо. Он будто вернулся из неведомых краев, где странствовала его мысль, на этот песчаный берег, где все они стояли.

Почувствовав, что Гвендолин дрожит на ночном холоде, он бережно укрыл ее своим плащом.

— Вот еще одно, что я мог бы понять, задумайся я об этом прежде, — обратился он к Сарьону. — Темный Меч мог уничтожить связывающее тебя заклятие. Однако я этого не знал. Я всего лишь хотел дать тебе покой...

— Знаю, сын. И я рад этому. Ты не можешь представить себе всего ужаса... — Сарьон прикрыл глаза.

— Да, не могу! — с яростью в голосе сказал Джорам. При виде его мрачного лица, сверлящего взглядом мрак, Гвендолин отшатнулась от него. Увидев ее испуг, он с очевидным усилием взял себя в руки. — Я рад, что ты со мной, Сарьон, — добавил он холодным, размеренным тоном. — Ты ведь останешься со мной?

— Конечно, — твердо ответил Сарьон. Его судьба была связана с судьбой Джорама, что бы он ни собирался сделать.

Внезапно Джорам улыбнулся. Взгляд темных глаз потеплел, плечи расправились, словно с них упал тяжкий груз.

— Спасибо, отец, — сказал он. Глянув на Гвендолин, он обнял ее, и она нерешительно прижалась к нему. — Тогда вот о каком одолжении я попрошу тебя. Присмотри за моей женой, позаботься о ней. Мне многое надо сделать, и не всегда я смогу быть с ней. Ты сделаешь это для меня?

— Да, сын мой, — сказал Сарьон, хотя в душе со страхом спрашивал себя: что же должен сделать этот человек?

— Ты ведь останешься с этим священником, дорогая моя? — ласково спросил Джорам жену. — Ты была знакома с ним, давным-давно.

Голубой взгляд Гвендолин обратился на Сарьона. Женщина озадаченно посмотрела на него.

— Почему они не говорят со мной? — спросила она.

— Госпожа, — беспомощно развел руками каталист, не зная, как отвечать, — мертвые Тимхаллана не привыкли разговаривать с живыми. Никто не слышал их много сотен лет. Может, они потеряли голоса. Потерпи немного.

Он ободряюще улыбнулся ей, но в его улыбке была печаль. Он никак не мог позабыть веселую, смешливую девушку шестнадцати лет, которая стояла перед ним во Вратах Мерилона с букетом цветов в руке. Глядя в ее голубые глаза, он вспомнил рассвет той первой любви, от которой эти глаза сияли и лучились. А теперь единственным светом в них был неестественный блеск безумия. Сарьон вздрогнул, гадая, какие ужасы заставили ее убежать из мира живых в темное царство мертвых.

— Наверное, они чего-то боятся, — сказала она, и Сарьон понял, что она говорит не с ним и не с мужем, а с пустым пространством. — Они так хотят что-то сказать, предупредить... Они хотят говорить, но не могут вспомнить как.

Сарьон глянул на Джорама, несколько ошарашенный серьезностью ее слов.

— Неужели она и правда...

— Видит их? Говорит с ними? Или она безумна? — Джорам пожал плечами. — Мне говорил, — он осекся, темные его брови снова сошлись вместе, — один понимающий в этом человек, что она могла бы стать некроманткой, одной из этих древних чародеек, которые могли общаться с мертвыми. Если это так, то вполне логично, — Джорам криво усмехнулся, — что она вышла замуж за Мертвого.

— Джорам, — сказал Сарьон, наконец сумев сформулировать мучивший его вопрос. — Зачем ты вернулся? Неужто ты вернулся к... чтобы... — Голос его дрогнул, и каталист увидел по темным глазам Джорама, что тот ждал этого вопроса.

И все же Джорам не ответил. Наклонившись, он поднял с песка Темный Меч и бережно вложил его в ножны. Погладил мягкую кожу, несомненно думая о том человеке, который сделал ему этот подарок.

— Ваше высочество, — пробормотал Джорам, качая головой. Или Сарьону только послышалось?

— Как же, Джорам? — переспросил каталист.

Джорам по-прежнему не отвечал на невысказанный вопрос, который эхом звучал вокруг, словно немой крик Дозорных. Сорвав с себя одежду, он надел на обнаженный торс перевязь так, чтобы ножны оказались у него на спине. Когда он надежно закрепил их — магия ножен заставила меч уменьшиться в размерах, — Джорам снова надел свои белые одежды, крепко перетянув их поясом, а затем набросил на плечи плащ.

— Как ты себя чувствуешь, отец? — вдруг спросил он. — Ты в состоянии идти? Нам надо найти укрытие, развести костер — Гвендолин замерзла.

— Я вполне в состоянии идти, — ответил Сарьон, — но...

— Отлично. Тогда идем. — Джорам сделал шаг, затем остановился, ощутив руку Сарьона у себя на плече. Он не обернулся, и каталист был вынужден приблизиться, чтобы заглянуть в его лицо.

— Зачем ты вернулся, Джорам? Выполнить Пророчество? Ты пришел уничтожить мир?

Джорам не смотрел на священника. Он не сводил взгляда с гор впереди.

Спустилась ночь. Замерцали первые вечерние звезды, и зазубренные пики теперь были видны лишь потому, что заслоняли часть сияющих в небе огоньков. Джорам так долго стоял в молчании, что из-за черного горизонта успела подняться луна, и ее одинокое бесстрастное белое око взглянуло вниз, на три фигурки на границе мира.

При свете луны Сарьон увидел кривую полуулыбку на губах Джорама.

— Для меня прошли десять лет, мой друг, мой отец, если я могу тебя так называть.

Каталист кивнул, не в силах заговорить. Протянув руку, Джорам взял в ладони руки Сарьона. Тот хотел было осторожно высвободить свои изуродованные пальцы, но Джорам держал их крепко и продолжал:

— Десять лет я жил в ином мире. Я прожил другую жизнь. Я никогда не забывал этого мира, но когда вспоминаю его, то вижу словно сквозь туман. Я помню его красоту, его чудеса и возвращаюсь мыслью к... — Он осекся.

— К чему? — подтолкнул его Сарьон, все еще пытаясь ненавязчиво высвободить руки.

— Не важно, — ответил Джорам. — Когда-нибудь я тебе расскажу. Не сейчас.

Он все смотрел на руки Сарьона.

— Как гласит Пророчество, отец? — мягко спросил он. — Разве там не говорится что-то вроде: «А когда он вернется, в руке его будет погибель мира»?

Внезапно, без предупреждения Джорам резко отдернул рукава хламиды Сарьона. Вздрогнув, тот попытался прикрыть руки, но было слишком поздно. Лунный свет выявил длинные белые шрамы на его запястьях и ладонях, сломанные пальцы, которые срослись коряво и уродливо. Джорам мрачно поджал губы.

— Ничто не изменилось, и ничто не изменится. — Отпустив священника, Джорам побрел по пескам прочь, направляясь к горам.

Сарьон продолжал молча стоять рядом с Гвендолин, которая все звала кого-то, чтобы тот поговорил с ней.

— Погибель не в моей руке, — с горечью сказал Джорам. Тьма обступила его, поднявшийся ветер стирал его следы на песке. — Не в моей — в их руках!

Полуобернувшись, он бросил взгляд за спину.

— Ты идешь? — нетерпеливо спросил он.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ГОДОВЩИНА

— Кардинал Радисовик?

Кардинал оторвался от книги и повернулся к тому, кто окликнул его. Моргая на утреннем свету, пробивавшемся сквозь замысловатые узоры фигурного оконного стекла, он смог рассмотреть лишь темный силуэт в дверях своего кабинета.

— Это я, Мосия, ваше святейшество, — сказал молодой человек, поняв, что каталист не узнал его. — Надеюсь, я не потревожил вас? Если помешал, я приду потом...

— Нет-нет, вовсе нет, сын мой. — Кардинал закрыл книгу и поманил юношу к себе. — Заходи, прошу. Я давно уже не видел тебя во дворце.

— Спасибо, ваше святейшество, — сказал Мосия, входя в комнату. — Я теперь живу у чародеев. Легче было прийти с ними, поскольку моя работа большую часть времени держит меня в кузнице.

— Понятно. — Кардинал Радисовик кивнул. При упоминании о кузнице по лицу его промелькнула тень, но быстро исчезла. — Только вчера я был в новой части города, построенной чародеями. Меня очень впечатлила работа, которую они проделали за такой краткий срок. Их дома уютны, а возводить их можно быстро и с меньшими затратами Жизни. Как называется этот камень, из которого они строят?