Стихия чувств

Раф потянул вниз язычок молнии, но Дженнифер вскрикнула, пытаясь прикрыться руками. Тогда он, переключив внимание на отяжелевшую грудь Дженнифер, накрыл ее руками и приподнял.

— Возможно, это лишь мое воображение, но мне кажется, они еще больше округлились за последние три месяца, — сказал Раф с издевкой. Он мял пальцами шерсть свитера там, где вырисовывались соски. — Что касается женской груди, то здесь меня не обманешь. Я знаю в этом толк. Многие могут это подтвердить.

Еще ни один мужчина (из всех, кого доводилось встречать Дженнифер) не вызывал у нее такого отвращения! Дрожащими пальцами она застегнула молнию и дернула плечами, чтобы избавиться от неприятного прикосновения Рафа..

— Ты... ты...

— Да, они определенно стали больше. — Он прижал твердые округлости друг к другу.

Дженнифер со всей силы ударила по его ухмылявшемуся лицу.

— Убери руки! Сколько раз я должна говорить? Я не беременна! — кричала она. — Я ничто. Ты можешь это понять своей безмозглой головой? Да, какое-то, очень короткое время я была женой твоего отца, но он умер, и все кончилось. Ушло в историю. Я вернулась сюда, потому что тут мой дом. Здесь я хочу прожить свою жизнь. Меня не волнует то, что, как тебе кажется, ты знаешь обо мне. В отличие от тебя и всей вашей семьи снобов мне не доставляет удовольствия жить в мире, где оценивают людей по тому, как они одеты и чем владеют, где никого не интересует, что представляет собой человек, чего он достиг. Я сказала тебе, что не претендую на наследство и не буду вмешиваться в ваши дела. Убирайся туда, откуда приехал и оставь меня в покое!

Раф склонил голову набок, на щеке все еще были видны следы от пощечины Дженнифер. Но по крайней мере он больше не трогал ее.

Она приподнялась на одеревеневших руках, подвинулась назад и полуприсела. Беспомощной жертвы больше не было. Впервые в жизни Дженнифер, разгневавшись, ударила человека. Как неприятно сознавать, что этот мужчина оказался причиной нескольких неудачных начинаний в ее жизни. Она уже была готова извиниться перед ним, когда увидела в его глазах желание отомстить, наказать ее за содеянное.

— Итак, по-твоему, мой отец не мог быть честным со мной даже на смертном одре? Что, последние слова, которые он произнес на этом свете, были ложью?

Дженнифер показалось, что на нее вылили ушат воды.

— Твой отец? — переспросила она, обескураженная предательством Себастьяна. — Я... я не верю тебе...

— Да, он обо всем рассказал мне в больнице, в день своей смерти. В день твоего неожиданного исчезновения...

Она вздрогнула от его презрительного топа. Хотя не могла отрицать тот факт, что в тот день, рассердившись, покинула больницу. Позднее, когда она туда позвонила и узнала о смерти Себастьяна... Она была в отчаянье, испугана, не знала, что делать... потому что все еще продолжала злиться на Себастьяна, так как он злоупотребил ее доверием. Сбежать, оставив все, выбраться из этой сложной ситуации показалось Дженнифер самым лучшим, что она могла предпринять.

— Неожиданно его состояние ухудшилось. Он заволновался. Все время звал тебя, но никто не знал, куда ты исчезла. К тому времени, когда я оказался в больнице, отец был уже совсем плох, — говорил Раф, — и, думаю, понимал, что это последние мгновения, когда он в сознании, поэтому и рассказал, как ты ухватилась за его предложение о сделке «Деньги за ребенка»... Он впадал в забытье, но когда приходил в сознание, то все время просил меня простить его, говорил, что ошибся в тебе. Его беспокоило будущее ребенка, он боялся, что никто не защитит малыша. Отец бормотал о предательстве и шантаже...

— И ты поверил ему? — Дженнифер старалась говорить спокойно. — Тебе не приходило в голову, что это могли быть всего-навсего бредни накачанного наркотиками умирающего больного?

— Да. Вот поэтому я удостоверился, лечилась ли ты в клинике.

— Но ты же не имеешь легального доступа к подобной информации!

— А кто сказал, что я получил ее легально? — Кажется, Раф потешался над ее наивностью.

— Ты...

— Легально или нет, но я знаю с точностью до минуты, как и когда был зачат наш ребенок.

— Мой ребенок!..

Крик вырвался сам собой. Дженнифер поняла это спустя несколько мгновений. Все ее протесты были напрасны. Теперь Раф знал нее. Ему доставляло удовольствие наблюдать, как она запутывалась в паутине лжи, избегала ответов на его вопросы и снова лгала. Ей было плохо, но, с другой стороны, она освободилась от лжи.

— Итак, Дженнифер, через шесть месяцев мы с тобой станем родителями. — Он коснулся своей щеки, на которой все еще были видны следы пощечины, потом — щеки Дженнифер. От подобной нежности стыла кровь. Она была пострашнее его злобы. — Мы практически не знаем друг друга, почти не встречались, не разговаривали и уж тем более не занимались любовью. Но нас связало самое интимное действо, на которое только способны мужчина и женщина... Мы зародили новую жизнь.

Дженнифер вздрогнула.

— Мы ничего не зарождали...

— Должен возразить. В тебе произрастает мое семя. Надо сказать, что это сблизило нас. Теперь у нас с тобой интимные отношения. Ты согласна?

Дженнифер залилась краской.

— Это была медицинская процедура. Ты не имеешь к этому никакого отношения.

Он засмеялся:

— Я причастен к этому целиком и полностью. Ты стала богатой вдовой, ожидающей ребенка, благодаря мне. Решившись на эту затею, я считал, что моя сперма поможет любящим супружеским, но бездетным парам иметь детей, о которых они страстно мечтают... Я бы не стал помогать эгоистичному старику и его жене, которая вот-вот станет вдовушкой... Но раз так получилось, то теперь я несу ответственность...

— Ответственность? — переспросила Дженнифер, широко раскрыв от ужаса глаза.

— Перед моим отцом (надеюсь, Господь пожалеет его беспокойную душу) и перед тобой.

— Но ты не должен нести ответственность за меня. Я не хочу этого!

— И, конечно, я несу ответственность перед моим сыном или дочерью, — сказал Раф спокойно, как будто не слышал ее слов. — Думаю, пока еще рано говорить о том, кто у нас родится?

— Ты не можешь... — покачала она головой. — Ты ведь говорил отцу, что не хочешь иметь собственных детей...

— Ты и Себастьян все решили за меня. Вместо того чтобы отдать мою сперму, этот дар жизни, какой-нибудь анонимной паре, Себастьян взял ее себе. Прося меня простить его за это (впервые в жизни я слышал его признание в совершении ошибки), он наделил меня правом восстановить справедливость. Я был бы жутким негодяем, если бы не исполнил волю покойного.

— Но я не хочу, чтобы ты исполнял эту волю! — негодовала Дженнифер. Как он мучает ее! Видимо, боится, что она попытается отобрать у семьи деньги для ребенка. — Я уже сказала тебе: мне ничего не нужно. Если хочешь получить от меня письменный отказ, то пожалуйста, я подпишу такой документ.

— Ты очень эмоциональна, не так ли? Я не замечал этого за тобой в Лондоне. Там ты всегда казалась спокойной, практичной, сдержанной... Деревенская мышка в большом городе. Такой тебя, видимо, делают теперь все эти дополнительные гормоны, появившиеся в твоем организме. — Пока он говорил, его рука проскользнула под свитер Дженнифер и коснулась нежной кожи на животе.

Она подпрыгнула.

— Что ты делаешь?

— Всего лишь хочу узнать, можно ли уже почувствовать моего малыша. — Он приподнял немного свитер, и они оба увидели его загорелую руку на белоснежной коже ее живота.

— Даже я еще пока ничего не чувствую... Перестань! Мне не нравится, когда ты до меня дотрагиваешься. — Ах, если бы это было правдой, подумала она. Подушечки его пальцев были удивительно мягкими, а ладонь влажной...

— У тебя очень светлая кожа в этом месте, — пробормотал он. Густые ресницы скрывали его блестящие глаза, полные любопытства. — Разве ты не носишь бикини летом?

— Нет.

Его палец описывал круги вокруг ее пупка, заставляя Дженнифер напрягаться.

— Ты не против? Это приводит меня в экстаз. — Движения Рафа прекратились, но рука осталась лежать на прежнем месте. — Тебя тошнит по утрам? — спросил он, всматриваясь в ее раскрасневшееся лицо.