Сага о королевах

На том тинге все решили, что Олав Шведский вынес справедливый приговор, хотя дело касалось его самого.

Тогда же Якоба провозгласили королем и дали ему имя Энунд Якоб, потому что многим не нравилось христианское имя Якоб.

Олав Шведский по-прежнему оставался королем, но должен был поклясться, что не станет воевать с норвежским конунгом и отдаст приданое Астрид. А Энунд Якоб будет следить, чтобы его отец не нарушил данное слово.

Я вернулся к Олаву в Норвегию и рассказал о случившемся. Летом конунги встретились и заключили мир.

Эгиль замолчал.

Во время его рассказа королева Астрид несколько раз пила из чаши с пивом, но я не мешала ей делать это. Мне кажется, что Эгиль был не прав, когда советовал Астрид поменьше пить во время рассказа. Как мне кажется, Астрид лучше всего рассказывает, когда немного выпьет. Надо только следить, чтобы она не пила лишнего.

И она продолжила рассказ:

— С конунгом Олавом мне приходилось несладко — особенно в постели. Но после того, как Эгиль отправился в Швецию, конунг стал относиться ко мне с большим уважением — хотя бы на людях. Не знаю, был ли это совет Сигвата или Олав сам додумался, что теперь, когда было возможно примирение с моим отцом, ему стоило вести себя по-другому, но он изменился.

С того времени я сидела рядом с ним в палате и у меня были свои служанки. И хотя свадебных подарков он мне так и не отдал, я ни в чем не нуждалась.

В постели он был со мной по-прежнему груб — как и в первую ночь. Либо просто заваливался в кровать и тут же засыпал. Но случалось, что он говорил со мной.

Он говорил и говорил, и всегда только о себе самом и своих победах. Он буквально упивался своим успехом, как красна-девица. А я всегда поддерживала его и старалась вытянуть как можно больше, помня о совете Сигвата.

Кроме того, его разговорчивость устраивала меня и с другой стороны. Во время своих рассказов он не прикасался ко мне — только если не рассказывал о захваченных девушках. Тогда он сразу же воспламенялся и набрасывался на меня.

Через некоторое время он стал произносить свои висы и всегда ждал похвалы. Но мне не составляло труда хвалить его, потому что стихи были действительно искусно сложены.

Олав был хорошим скальдом, но все его висы были о нем самом. И о женщинах — но их было совсем мало — которых он любил или, вернее, говорил, что любил. Все его любовные стихи были поразительно холодны, а уж я-то знала, как должна звучать настоящая любовная песнь. Олав говорил больше о себе, чем о женщинах, и висы были наполнены тоской, а не страстью.

Однажды вечером, когда конунг был в особенно хорошем настроении и выпил лишнего, я решила воспользоваться советом Сигвата и спросить Олава о его матери.

Мне повезло — лучшего времени для вопроса было не выбрать. Конунг сел в постели, приказал принести пива и принялся рассказывать.

Начал он издалека — с времен, когда самого Олава еще не было на свете.

К Сигрид Гордой вместе с Харальдом Гренландцем, отцом Олава, отправился и его приемный брат Ране Путешественник. С частью дружины он остался на корабле, а Харальд поехал тем временем в усадьбу Сигрид Гордой.

Именно Ране привез Асте печальное известие о гибели мужа. Аста тогда была в Вестфольде. Но она тут же собралась и уехала к своему отцу, у которого пробыла до рождения ребенка, которого носила под сердцем.

А Ране тем временем оставался в Вестфольде. Когда Асте пришло время рожать, ему приснился удивительный сон.

Как будто ночью к нему пришел Олав Альв Гейрстадира, который правил в Вестфольде много лет назад и был братом Халвдана Черного. Конунг приказал Ране отправиться в свой могильный курган и взять оттуда три вещи. Сам мертвый конунг сидел в кургане на стуле. Первой вещью было кольцо, которое мертвец держал в руках, второй — пояс, и третьей — знаменитый меч Бэсинг. Ране должен был отрубить этим мечом голову конунгу и быстрее бежать из кургана, пока другие мертвецы не настигли его. Все эти вещи Ране следовало отвезти Асте дочери Гудбранда. Она родит сына, которому эти вещи и предназначались. И имя этому сыну должны были дать в честь Олава Альва Гейрстадира.

Ране сделал, как ему было сказано во сне, и взял кольцо, меч и пояс с ножом.

Ему удалось выбраться живым из кургана, и он тут же отправился к Асте. Когда он приехал, королева лежала на полу и никак не могла разрешиться от бремени. Ребенок Харальда Гренландца не хотел или не мог появиться на свет. Тогда Ране рассказал о своем сне и положил Асте на живот пояс. Она тут же родила сына.

Отец Асты Гудбранд хотел отнести ребенка в лес, как они заранее договорились, но Ране его остановил и рассказал об Олаве Альве Гейрстадире.

Тогда все поняли, что душа Олава Альва Гейрстадира переселилась в младенца, и теперь уже не имело значения, что его отец был негодяем.

Ране дал ребенку имя Олав и заставил съесть немного соли с клинка Бэсинг. Так Ране стал приемным отцом Олава Харальдссона.

Золотое кольцо и пояс Олаву отдали, когда у него начали выпадать молочные зубы, а меч — когда ему исполнилось восемь лет. И королева Аста все время рассказывала Олаву, что он из славного рода Инглингов, к которым принадлежал Олав Альв Гейрстадир.

Никого не удивляло, что мальчик с ранних лет обладал большой смелостью. Так и должно было быть, ведь раньше он был Олавом Альвом Гейрстадиром.

— Теперь тебе понятно, — сказал мне конунг, — мне на роду было написано стать королем Норвегии, и не только потому, что я происхожу от Харальда Прекрасноволосого, Инглингов и от сына Одина[12]. Но и потому что меня выбрали их наследником.

Я покосилась на Олава Святого — он был очень доволен своим языческим происхождением.

Рудольф несколько раз уже порывался прервать рассказ королевы Астрид и на этот раз не выдержал:

— Это не правда. Конунг Олав проклинал языческих богов. Он отказался от них.

Королева Астрид повернулась к священнику:

— Тогда странно, почему он в последней битве сражался Бэсингом, мечом из могильного кургана Олава Альва Гейрстадира.

Рудольф задохнулся:

— Вы лжете.

— Может быть, священник, вы подождете осуждать королеву и дадите ей закончить рассказ, — сказала я. — Астрид, а что еще рассказал Олав об Асте?

— Не так уж и много, — ответила королева Астрид и продолжала рассказ:

— Во время своего повествования конунг часто прикладывался к пиву, и скоро язык его стал заплетаться. Я пыталась задавать вопросы, но ответы становились все более и более невразумительными.

Он пробормотал, что мать всю жизнь ненавидела его, потому что отцом его был Харальд Гренландец. Но она любила Олава Альва Гейрстадира, который возродился в Олаве Харальдссоне, любила больше, чем было можно…

Тут конунг замолчал и закрыл глаза. Я решила, что он заснул.

Но внезапно он встрепенулся и сказал:

— Черт бы побрал всех баб!

Понемногу я стала узнавать о жизни Олава:

Как его взяли первый раз в викингский поход двенадцатилетним мальчишкой, как с Ране он отправился в Свитолд отомстить за смерть Харальда Гренландца. Еще не научившись ценить жизнь, Олав научился убивать. И еще он научился мучить и пытать людей, но не для того, чтобы побеждать, а потому что это доставляло ему удовольствие и давало над ними власть.

Тут Рудольф вновь перебил Астрид:

— Королева, Олав был крещен!

Астрид изучающее посмотрела на священника:

— Может быть, — только и ответила она.

И еще раз внимательно посмотрев на Рудольфа, она продолжила повествование:

— Я познакомилась не только с жизнью Олава Харальдссона. Я старалась поближе узнать епископов и священников.

Сигват советовал мне подружиться с ними, но это было не так просто, во всяком случае, для меня. Потому что они считали меня наложницей короля и отказывали в причастии. Но конунгу они не могли отказать ни в чем. И когда я пыталась убедить их, что меня обманули, что у меня просто не было выхода, меня никто не слушал.

12

Верховный бог древних скандинавов.