Страница 3 из 26
«Он сказал: – Прощайте, дорогая!..»
Он сказал: – Прощайте, дорогая! Я, должно быть, больше не приду. По аллее я пошла, не зная, В Летнем я саду или аду. Тихо. Пусто. Заперты ворота. Но зачем теперь идти домой? По аллее чёрной белый кто-то Бродит, спотыкаясь, как слепой. Вот подходит ближе. Стала рядом Статуя, сверкая при луне, На меня взглянула белым взглядом, Голосом глухим сказала мне: – Хочешь, поменяемся с тобою? Мраморное сердце не болит. Мраморной ты станешь, я – живою. Стань сюда. Возьми мой лук и щит. – Хорошо, – покорно я сказала, – Вот моё пальто и башмачки. Статуя меня поцеловала, Я взглянула в белые зрачки. Губы шевелиться перестали, И в груди не слышу тёплый стук. Я стою на белом пьедестале, Щит в руках, и за плечами лук. Кто же я? Диана иль Паллада? Белая в сиянии луны, Я теперь – и этому я рада – Видеть буду мраморные сны. Утро… С молоком проходят бабы, От осенних листьев ветер бур. Звон трамваев. Дождь косой и слабый. И такой обычный Петербург. Господи! И вдруг мне стало ясно – Я его не в силах разлюбить. Мраморною стала я напрасно – Мрамор будет дольше сердца жить. А она уходит, напевая, В рыжем, клетчатом пальто моём. Я стою холодная, нагая Под осенним ветром и дождём. 1922«С луны так сладостно и верно веет…»
С луны так сладостно и верно веет Торжественным предчувствием любви. Но верить радости печаль не смеет. Печальных, Господи, благослови! Качая крылья, пролетает птица, Благоуханно дышит резеда, Любовь и радость могут только сниться. Не видела тебя я никогда. И все напрасно здесь, на этом свете. Когда-нибудь найдешь ты мой портрет, — Кто это? — спросишь ты. Тебе ответят, Что я была и что меня уж нет. Задумаешься ты и тихо скажешь: — Вот эту женщину я б мог любить… Я знаю — это будет, знаю даже, Что ты потом уж не захочешь жить.САЛАМАНДРА
С неба луна светила, Я тихо в постель легла, Подушку перекрестила И все четыре угла. Тепло и спокойно было в спальне, Давно стоял за дверьми сон, Но, когда надо мной наклонился он, Легкий и беспечальный, Саламандрой красной из моей груди Выскользнула моя душа. Я вскочила, от страха чуть дыша, Вскрикнула «Погоди!» И за ней побежала. Гулкий длинный коридор, По лестнице темной во двор, Мимо черного канала. На улицах было пусто совсем. Маленький город казался нем. Кой-где поблескивали фонари, Где-то часы пробили три. Саламандра бежала скорее, скорее, Город уже миновали мы, Садом бежали по узкой аллее Туда, где зеленые холмы. Сердце глухо и громко стучало, Я так боялась ее потерять. За Саламандрой я бежала — Она мне дороже, чем друг, чем мать. Холм высокий и серые кущи, Отсюда вся окрестность видна — Озеро и луг цветущий, В зеленом небе медовая луна, На лугу тритоны, лягушки и змеи, Веселые крики услышала я, И крики стали еще звончее, Когда к ним подошла она, Саламандра, огня краснее, Саламандра, душа моя. Занялась веселой игрою Толпа картавых лягушат И прыгала под луною, Саламандру мою тормоша. Какая милая у меня душа! Она носится, словно летая. Вот свернулась кольцом и ловит хвост, Вот во весь выпрямляется рост. Милая, смешная, Как я люблю ее, Боже мой! Внезапно луг огласился криком. Души помчались гурьбой В ужасе диком. Медленно выйдя на луг, крокодил Зубастую пасть разинул, Маленькую лягушку проглотил, Расправил зубчатую спину И оглянулся кругом. Странное, смутное было потом, Что-то холодное по мне пробежало. Я испугалась, я закричала: По мне карабкался тритон, Ища от врага защиты. Прыгнул в рот мой открытый Черный и мокрый тритон… Я проснулась. Солнце светило. Возле постели стояла сестра. «Который час?» — я спросила. «Одиннадцать, вставать пора. Вставай скорей, дорогая!» Я сказала: «Сегодня я злая, Не лезь. Надоела мне». Как болезнь, мучила тело Тяжелая мутная лень. Я поздно встала и надела Серое платье на каждый день. Отец с газетой сидел в столовой, Я не подошла его поцеловать: Он был какой-то чужой и новый, Я спросила его, где мать, «Мама с Ниной в церкви давно: Сегодня — Троица», — он ответил. Я сказала, глядя в окно: «Надоели мне праздники эти. Я никуда не пойду, Я буду читать в саду». Весело было в саду и тихо, Вокруг жасмина летала пчела, В гнезде на яйцах сидела грачиха, А я была беспокойна и зла. В сад пришел любимый мною, Тот, кого я ждала, И сказал мне: «Голубою Вы сегодня снилися мне. И вот я вижу вас такою, Какою я видел вас во сне. Ваши глаза, как озера, Как лилии — руки. Скоро Вы мне дадите ответ?» Я вскричала: «Да вы эстет, Как я раньше не замечала? Эстет — это слишком мало! И потом прибавила: «Нет». Он сказал: «Вы сердце разбили». «Сердце на то, чтоб его разбить, — Ответила я. — И вы говорили, Что высшее счастье несчастным быть». Он побледнел: «Прошу вас, не надо Смеяться надо мной!» И зашагал по дорожкам сада, А я вернулась домой. У мамы за чаем в гостиной Две старые дамы сидели в гостях И вели разговор бесконечно длинный О городских новостях. Мама скучала с воскресной улыбкой, Нина чай разливала за круглым столом И казалась особенно тонкой и гибкой В белом платье кружевном. У нее забавный испуганный вид, Словно зяблик она и сейчас улетит, Синие глаза и нежный рот, Она вечно твердит: «Я не смею!» — И ей только семнадцатый год. Я позвала ее с порога зала, Она прибежала ко мне сейчас, Я обняла ее и поцеловала — Никто не видел нас — Розовый рот, и тонкую шею, И веки испуганных глаз. Она прошептала: «Как я рада, Ты не сердишься больше, но идти мне надо». Я коснулась маленькой груди, Она испугалась: «Оставь, уйди!» Краснели пятна на белой шее, Рука моя стала смелее, Она убежала, вскрикнув слегка. Острая влюбленная тоска Сердце мое ущемила. Вечером я не крестила, Ни подушки своей, ни углов, Мне не надо веселых снов, Не страшна мне темная сила. Спящим городом шла я во сне, Шаги мои быстры и гулки. Куда я иду? Как страшны мне Узкие, темные переулки. Растет и ширится испуг. Садом я иду, спеша, Ах, я вышла на луг, Где меня покинула душа. Да, это здесь. Вот и холм зеленый, Пролетел испуганный грач, Вдруг воздух, теплый и сонный, Жалобный прорезал плач, А тогда я ее увидала, Саламандру, душу мою, И тогда я на миг узнала Радость блаженных в раю. Она на холме сидела, Мордочку подняв к луне, Как огонь сверкало ее тело, И она плакала по мне. Я проснулась еще печальней. Ночь… Далеко до утра. За стеной соседней спальней Сонно и ровно дышит сестра. Я бесшумно встала с постели, Я пробралась к сестре босиком. О любимом – о нем, о нем Двери жалобно заскрипели. Лампадка горела в углу… Но душа моя там, на лугу…