Навстречу завтрашнему дню

— Он почувствует себя оскорбленным, если мы не выпьем вина к обеду. Это, знаешь ли, Париж, — перегнувшись через стол, с заговорщическим видом прошептал Дакс.

— Осторожно, ты пачкаешь галстук салатной заправкой.

Он поспешно опустил глаза.

— Ой! Прошу прощения. — Убрав с галстука каплю уксуса с маслом, он слизнул его с кончика пальца. — А все-таки как насчет вина?

Бросив взгляд в сторону слоняющегося поблизости с ожидающим видом официанта, Кили заподозрила, что он прекрасно понимает их английскую речь.

— Что ж, — поколебавшись, сказала она, — раз ты считаешь, что он обидится, если мы не…

Воспользовавшись ее нерешительностью, Дакс подал знак официанту. Не успел Дакс поднять руку, как тот очутился у их столика. Распоряжение было отдано и принято по-французски. Кили сидела и озадаченно смотрела на них.

Официант поспешно отправился в служебное помещение ресторана и невероятно быстро вернулся. Он нес на подносе охлажденный графин белого вина.

— Это фирменное вино. Гарантировано превосходное качество. Во всяком случае, он так утверждает, — сказал ей Дакс.

Он изобразил весь ритуал дегустации, с комическим видом перекатывая вино по рту, словно зубной эликсир, и закатывая глаза. Официант пытался делать вид, будто ужасается, но представление так позабавило его, что он посмотрел на Кили и улыбнулся, словно оба они покровительствовали своенравному эксцентрику.

Дакс громко сглотнул.

— Чудесно! Великолепно! — воскликнул он и жестом приказал официанту наполнить им бокалы, что тот и сделал, затем отошел, оставив графин на столе.

— О, Дакс! Я только что вспомнила про конгрессмена Паркера. Что ты сказал ему?

— Я сказал, что у меня нарушился суточный ритм организма из-за перелета через несколько часовых поясов, принес и твои извинения.

— Спасибо.

Еда была восхитительная. Цыпленок — само совершенство, то же самое можно было сказать о маленьких белых картофелинах, зеленом горошке и крошечных морковках. Как только Дакс отодвинул их пустые тарелки, официант принес стаканы-парфе с шоколадным муссом со взбитыми сливками и шоколадными стружками сверху. Они принялись за лакомство, а когда она смогла съесть только половину сытного десерта, Дакс доел за нее, ворча по поводу того, что она съела все взбитые сливки.

Графин с вином опустел, и они сидели, обмякшие и довольные, над чашками кофе. Блюдца убрал почтительный помощник официанта. Когда на столе между ними остались только потрескивающая свеча и поникшая маргаритка, Кили поняла, что пришло время для разговора.

— Дакс, — медленно начала она. — Я знаю, что ты никогда не спросишь, но ты, наверное, хочешь знать, что я чувствую.

— Ты права в обоих случаях. Я никогда не спросил бы. Тебе самой решать — скажешь ли ты мне или нет. А мое дело быть рядом на случай, если я понадоблюсь тебе.

Она подняла на него полные слез глаза и проговорила восхитительно и опасно дрожащими губами:

— Ты очень нужен мне.

— Я у тебя есть. — Ему захотелось протянуть руки через стол и обхватить ее ладони своими, но он не позволил себе сделать это, когда увидел, как она сцепила руки, положив их на краешек стола.

— Не знаю, будет ли иметь смысл то, что я тебе сейчас скажу. Я не разобралась со своими мыслями, так что, возможно, буду говорить бессвязно.

— Не возражаю.

Она издала тяжелый, прерывистый вздох.

— Наверное, я не очень хороший человек. Сегодня я чуть не заболела от разочарования. Но сердечная боль, которую я испытала оттого, что Марка не было среди этих солдат, была не из-за него, а из-за меня.

Она откинулась на спинку стула и принялась перебирать край свешивающейся со стола скатерти, переплетая ее между пальцами.

— Единственное, что я почувствовала, узнав, что его нет среди этих двадцати шести, — что мои муки не закончились. Его не только нет среди живых, но я по-прежнему не знаю, нет ли его среди погибших. Я никуда не продвинулась, но осталась на прежнем месте.

Она на мгновение подняла глаза, по-видимому, для того, чтобы удостовериться, слушает ли он. У нее не было необходимости беспокоиться — он внимал каждому ее слову.

— А затем, когда в зал вошли эти несчастные и посмотрели на нас так смело и так… настороженно, я увидела себя со стороны и поняла, насколько я эгоистична, ведь правда?

Весь день мы слушали, как эти люди подробно рассказывали нам о пережитом и все время подчеркивали, что жили так, как должны были жить, делая все необходимое для выживания. Мне кажется, это касается каждого аспекта жизни, не так ли?

Она не ждала ответа на свой вопрос, он и не ответил. Она бросила на него мимолетный взгляд и облизала губы, прежде чем продолжить.

— Я хочу сказать, что эти вернувшиеся солдаты утверждали, что знают американских военных, которые не очень-то хотят возвращаться домой. Что, если и Марк живет там своей жизнью и не хочет уезжать? Может, у него есть женщина и дети. Может, он живет с ней уже много лет. Она, а не я может считаться его настоящей женой.

Сегодня мне открылась неоспоримая правда о себе, особенно после того, как я увидела Билла и Бетти вместе. В действительности я тоскую не по Марку. Вполне возможно, что он давно умер. Во всяком случае, если и не официально, для меня он мертв уже много лет. Чего мне не хватает, так это определенности. Если бы не Марк, которого я когда-то очень любила, я, возможно, предпочла бы много лет жить в одиночестве. Или же, если бы мне сообщили о его смерти, я, вероятно, предпочла бы снова выйти замуж. Но получилось так, что у меня нет выбора.

Я привыкла к тому факту, что я, возможно, вдова, но не могу смириться с тем, что до сих пор точно не знаю. Можно сказать, что судьба обокрала меня, лишив возможности выбора своей дальнейшей жизни. — Она посмотрела на него, и в ее глазах была мольба о понимании. — Но у меня есть своя жизнь, и я не хочу потратить ее впустую.

Они надолго замолчали. Как всегда, внимательный официант не приближался к их столику. Что-то во взгляде этого мужчины на женщину, в ее манере смотреть ему в глаза, в том, как они, похоже, забыли об окружающем, мешало ему к ним подойти и заставляло держаться на почтительном расстоянии.

В конце концов, напряженное молчание было нарушено, и нарушил его Дакс:

— Ты не права, Кили. В твоих словах много здравого смысла, но ты определенно имеешь право на несколько эгоистических мыслей. У тебя есть одна редкая добродетель, которую ты в себе не замечаешь.

Она подняла голову и встретила его пылающий взгляд.

— Какая же?

— Ты абсолютно честна с собой, а сейчас и со мной. Мало кто из нас захочет признаться в своих недостатках, мы их даже не замечаем в себе. А ты признаешься в эгоизме, которого я в тебе не вижу, в то время как по-настоящему эгоистичный человек никогда не признает себя таковым.

— Ты так говоришь для того, чтобы сделать мне приятное, чтобы избавить меня от чувства вины?

— Нет.

— Ты уверен?

— Да. Я тоже стараюсь быть честным.

Кили вздохнула, и ему показалось, что он почувствовал в этом вздохе облегчение. Она попыталась улыбнуться.

— Я все-таки говорила бессвязно.

Он оценил ее попытку разрядить обстановку и с улыбкой ответил:

— Немного.

— Я по-прежнему испытываю какие-то двойственные чувства по поводу… всего этого.

— Вполне возможно, ты всегда будешь испытывать такие чувства, Кили.

— Да. — В голос ее закрались меланхолические нотки, и она задумчиво посмотрела в окно, затем снова повернулась к нему. — Спасибо тебе за то, что… ты есть.

— Я ничего не сделал.

— Ты выслушал.

— Это немного.

— Много.

Пытаясь скрыть свою неловкость из-за, как ему казалось, незаслуженной похвалы, он спросил:

— Пойдем или хочешь что-нибудь еще?

— Нет, спасибо.

Они встали, и Дакс оставил пачку французских франков в центре стола. Помахав рукой официанту, он вышел вслед за Кили за дверь.

— А что теперь? — спросил Дакс, по-дружески взяв ее за руку. — Осмотр достопримечательностей, ночной клуб или домой в постель?