Безрассудство

— Но все было словно наяву.

— Еще бы — после всего, что ты пережила сегодня. Может быть, я позову служанку, чтобы она посидела с тобой, пока ты не уснешь?

— Нет, уже все хорошо.

— Феба…

— Да, Габриэль?

— Наверное, ты уже сможешь уснуть? — Голос Габриэля звучал несколько неестественно.

— Не знаю, — честно призналась она.

— Уже очень поздно. Почти два часа ночи.

— Да‑да.

— Феба.

— Пожалуйста, останься.

— Мне не очень нравится эта идея, Феба.

— Я знаю, ты сердишься на меня. Но мне так не хочется оставаться одной.

— Я не сержусь на тебя.

— Нет, ты сердишься, и я не виню тебя за это. До сих пор я была не очень‑то хорошей женой, верно?

— До сих пор ты была весьма необычной женой, скажем так.

— Я наговорила тогда много вздора. Теперь я понимаю. И готова стать твоей женой… по‑настоящему.

— Это потому, что боишься сегодня заснуть одна? — спросил он наконец.

— Разумеется, нет! — Рассердившись, Феба резко дернула головой и ударилась о подбородок Габриэля. Он застонал, но Фебу это не остановило. — Как вы осмеливаетесь предполагать, что я предложу вам осуществить ваши супружеские права только из страха остаться одной? Немедленно оставьте меня, милорд!

— Сомневаюсь, что мне это под силу. — Габриэль печально потирал свой подбородок. — Если даже попытаюсь встать, то рухну без сознания. От такого удара в подбородок, пожалуй, можно и к праотцам. Какой боксер давал тебе уроки, дорогая? Не Джентльмен Джексон, случайно?

— Габриэль, я в самом деле так сильно ударила тебя?

— Да я никак не могу оправиться от сокрушительного удара. — Габриэль склонился, осторожно опуская ее на подушки. В его улыбке Феба прочитала обещание чувственных наслаждений. — Если мне повезет, я оправлюсь как раз вовремя, чтобы преподать вам очень важный урок, мадам жена.

— И какой же это урок, милорд? — Феба робко улыбнулась ему.

— Ты должна наконец узнать, что и жена тоже получает удовольствие от супружеских прав, а не один только муж.

— Я буду очень старательной ученицей, — пообещала Феба, обвивая его шею руками.

— Не беспокойся. Если ты не поймешь все с первого раза, мы будем повторять этот урок до тех пор, пока ты все не усвоишь окончательно.

— Не так быстро, хорошая моя. На этот раз мы сделаем все как полагается.

— Не понимаю. Разве тогда мы не все сделали как полагается?

— Только отчасти. — Габриэль раздвинул складки ее ночной рубашки, высвобождая грудь. — На этот раз мы во всем будем вместе.

— Тебе нравится, Феба?

— Да…

— Ты должна говорить мне, как тебе нравится, обо всем, что мы будем делать.

— Это… это очень хорошо.

— Верно. — Габриэль приподнялся, на миг оторвавшись от нее и сбрасывая с себя халат.

— Вы очень красивы, милорд.

— Нет, милая, совсем нет. Но если тебе так кажется, не стану спорить. — Габриэль тихо заскользил вниз по ее телу, осторожно снимая рубашку и осыпая короткими жаркими поцелуями ее груди и нежный живот. — А вот ты в самом деле прекрасна, дорогая.

— Я рада, что кажусь тебе такой, Габриэль. Когда ты меня целуешь, я чувствую себя очень красивой.

— Тогда я буду все время целовать тебя, — пообещал Габриэль.

— Подожди, Габриэль, что ты делаешь?

— Не забывай, ты должна говорить мне, как тебе это нравится. — Габриэль поцеловал завиток волос, скрывавший сладостную тайну.

— Остановись, Габриэль. — Ее руки с силой вцепились в его волосы. — Что ты делаешь?!

— Разве тебе не нравится? — Кончиком языка он притронулся к нежному бутону женской плоти.

— Нет! Нет! — Она уже почти кричала. — Прекрати! Немедленно прекрати! — Она рванула Габриэля за волосы.

— А‑а! Сначала ты пытаешься выбить мне зубы, а теперь вырываешь последние волосы. Не всякий способен заниматься с тобой любовью, дорогая!

— Ты обещал прекратить, если я скажу, что мне не нравится, — прошептала она.

— Нет, такого я не говорил. Я просто просил тебя говорить о том, что нравится.

— Но это мне не нравится. Это слишком…

— Габриэль, Боже мой, Габриэль…

— Скажи, что тебе нравится, дорогая. — Габриэль продолжал свой безжалостный натиск, проникая в самые потаенные глубины. Теперь его палец входил и выходил, ласково прокладывая путь, а язык по‑прежнему ласкал раскрывшийся бутон ее плоти.