Страница 7 из 22
Молодая женщина замолчала, потупилась, еще раз посмотрела на часы.
— Вы правы, мистер Беннингтон. Мне всегда было страшно даже подумать, что однажды придется покинуть родительский дом.
— У меня не было намерения укорять вас, дорогая. Просто то, какими мы видим себя, не всегда соответствует действительности. Я сознательно бегу от всяких предвкушений и устремлений. Мое нутро жаждет неожиданностей, потому что они — испытание моей находчивости, я жажду лишений, потому что это проверка моей выносливости. Я сознательно избегаю употребления таких высоких слов, как воля, вера, истина, поскольку по личному опыту знаю, что человек для того, чтобы выжить в суровых условиях, способен на чудовищные вещи, которые вряд ли совершит, живи он в уютном предместье вроде этого. Также мне доподлинно известно, сколько кровожадных зверей в человеческом обличье обитает в пряничных домиках тихих пригородов. Я не превозношу свой опыт странствий, это всего лишь опыт, как и любой другой. Он лишь часть моей личной человеческой истории. Но я считаю себя обязанным извлечь из него уроки.
Откинув всякую иронию, Хадсон вещал пылко и искренне. Кендалл сосредоточенно выслушала его, допила свой кофе, поставила чашку перед собой, крепко зажав ее обеими руками, и, не поднимая глаз, проговорила:
— И, что бы вы ни говорили, я вам завидую, мистер Беннингтон. Хотела бы я в себе ощутить хоть малую толику вашей отваги. И никогда не оглядываться… Порой кажется, что я всю жизнь прожила, глядя себе под ноги, опасаясь оступиться. Постоянно перемалывала в мучительных воспоминаниях свои ошибки. А моей мечтой всегда было начинать каждый день с нового листа. Вместо этого я словно обречена ходить по заколдованному кругу. В юности я представляла, как стану путешествовать, знакомиться с новыми людьми, познавать неведомые миры. А все, к чему я стремлюсь теперь, так это реже сталкиваться с местным населением, поддерживать из вежливости до смерти надоевшие разговоры, меньше зависеть от эмоций и желаний окружающих.
— Когда вам это окончательно опротивеет, мисс Йорк, вы упакуете свои чемоданы и купите билет туда, куда захотите. Уж поверьте мне. Если душа не приемлет обывательского существования, она обязательно взбунтуется и проявит себя. Дайте этому импульсу созреть и не ломайте себя общепринятыми стандартами.
— Красивые слова, мистер Беннингтон. Но у меня может не хватить воли и смелости, — скептически заметила Кендалл.
— Забудьте вы вообще про волю и смелость. Оставьте их для героев рыцарских романов. Вы боитесь зачахнуть в этом сонном городишке. Так позвольте вашему страху выгнать вас отсюда. Начните с малого, Кендалл. Оформите загранпаспорт или купите машину, если ее у вас нет. И заставьте себя уехать хоть на один уикенд подальше отсюда, потом еще подальше и еще подальше. Как маленькие дети, когда учатся ходить. Каждый день на один шаг больше. Только не сопрягайте с этими попытками никаких надежд, не ждите мгновенного чуда после малейшего своего усилия. Сколько вам лет, мисс Йорк?
— Двадцать три. А вам?
— Я старше, — скромно ответил тридцатидвухлетний журналист. — Но когда я начинал, то был моложе вашего.
— Для таких поступков нужны немалые деньги, — посетовала женщина.
— Да, мисс Йорк, вы совершенно правы. А еще гарантии безопасности. Вы ведь наверняка хотите быть застрахованы на непредвиденный случай?
— Конечно, я бы не хотела, чтобы со мной происходили неприятности, — согласилась разумная женщина.
— Тогда о чем мы говорим? Вы должны быть счастливы, что живете в этом безопаснейшем из миров, каковым является наш городок. Вам почти ничего не угрожает, вы существуете изо дня в день по неизменному расписанию. Единственное, что может нарушить ваше спокойствие, — это непогода и излишне говорливые соседи. Живите и радуйтесь и не забивайте себе голову несбыточными мечтами.
— Я поняла. Вы не любите, когда посторонние люди занимают вас своими проблемами?
— Можно подумать, вы это любите, — ехидно заметил Хадсон Беннингтон Третий.
— Вы в очередной раз правы, — вынуждена была признать Кендалл Йорк. — В таком случае расскажите мне, мистер Беннингтон, о том, что вас более всего поразило. Пробудите во мне жажду странствий мастерством рассказчика, — дерзко потребовала молодая женщина.
— За мастерство рассказчика не ручаюсь. Но знаю точно, что заражу вас своим азартом, если покажу коллекцию слайдов. Фотоснимки, сделанные за годы моей кочевой работы и выдержавшие множество переизданий. Сегодня мы их увидеть уже не успеем, но я вас заинтригую тем, что однажды вы сможете увидеть театр «Глобус» в Лондоне, Нотр-Дам в Париже, руины древнего Мачу-Пикчу в Перу… Однажды, мисс Йорк.
— Мне так кажется или вы действительно относитесь ко мне снисходительно? — без обиняков спросила Хадсона Кендалл.
— Скажите-ка, мисс Йорк, вам действительно доставляет наслаждение подлавливать окружающих на невольных промахах?
— Мне показалось, что вы в некотором смысле кичитесь своими возможностями. У меня нет таких финансовых ресурсов, чтобы порхать из Лондона в Париж, а оттуда к руинам Мачу-Пикчу. Я, как бы это понятнее выразиться, едва свожу концы с концами. И мне не очень приятно сравнивать свою убогую жизнь с кипучими буднями миллионера… Вы сколько угодно можете строить из себя фотографа-скромника, напяливая эти истертые джинсы и выцветшие футболки, но ни для кого не секрет, что вам, помимо этой усадьбы, принадлежит еще и местное отделение банка, — пылко проговорила Кендалл.
— Вы правы, — подтвердил Хадсон Беннингтон Третий.
— Ваше самочувствие не зависит напрямую от размеров вашего кошелька. И если где-то высоко в горах вам и приходится испытывать свою выносливость, то, возвращаясь в цивилизацию, вы просто извлекаете из бумажника свою платиновую карточку и решаете с ее помощью мелкие бытовые проблемы. Я не права?
— Правы, — кивнул мужчина в ответ.
— И не говорите после этого, что единственное, чего мне не хватает, — решимость. Я же считаю, что без денег моя решимость ничего не стоит. И что же мне теперь, перечеркнуть все свои желания? Обвинить себя в бездействии и неспособности на радикальные поступки и замкнуться в своей скорлупе? Вы, конечно, можете привести мне в пример тех безумцев, что без цента в кармане совершали кругосветные путешествия. Я и сама знаю предостаточно таких трогательных историй. Однако можете ли вы мне ответить, каково число отважных и одаренных людей, которым повезло меньше? Полагаю, соотношение было бы не в пользу вашей теории, мистер Беннингтон, — яростно подытожила Кендалл Йорк, полыхая от негодования.
Хадсон сосредоточенно выслушал ее, с беспокойством наблюдая, как разгораются ее дотоле бледные щеки. Он продолжал молча следить за Кендалл после того, как она замолчала и уставилась колким взглядом на давно опустевшую чашку кофе. Лишь когда молодая женщина робко подняла глаза на него, он расплылся в теплой улыбке.
— Рискую предположить, — приглушенным голосом начал он, — что вы ведете дискуссию не со мной. Должно быть, вас давно волнует эта проблема, и потому вы отчаянно ищете ее решение. Могу лишь сказать, что не стану с вами спорить. Все, о чем вы говорите, имеет место. Но чудовищный разрыв между удачей и невезением невозможно устранить пропагандой идеи социальной несправедливости. Я родился в состоятельной семье, но не стыжусь своей социальной принадлежности. И мне неизвестно, кем бы я стал, появись я на свет в иной среде. Никому не дано это знать. Но я верю, что в судьбе любого человека, который не балансирует между жизнью и смертью, имеется тот благодатный момент, когда он может сам для себя решить, что должно стать определяющим в его дальнейшей судьбе. Я думаю, вы, Кендалл, достигли этого момента. И я рад за вас. Потому что в двадцать три все кажется гораздо проще, чем годы и десятилетия спустя… Вы на самом деле считаете меня высокомерным болваном? — спросил ее в довершение Хадсон.
— Да. И ваши джинсы просто ужасны, — откровенно ответила Кендалл. — Они выглядят старше этого дома. Уверена, вы раскопали их на свалке в каком-нибудь Бангалоре. Чем они вам так приглянулись, мне никогда не понять, как и любой другой каприз миллионера. И эта футболка… Не думаю, что тайной для вас является существование дыры в плечевом шве. Возможно, эта дыра — гениальное дизайнерское решение. Но мне опять-таки этого не понять, — сухо отчеканила Кендалл Йорк, нисколько не смущаясь своей хлесткости.