Страница 15 из 22
— Кендалл, дорогая, закажи к кофе что-нибудь вкусненькое. Хад составит тебе компанию, потому что мне нужно еще ненадолго заскочить в офис. Встретимся дома, милая. Собачий корм я куплю по дороге. Рада была тебя встретить, Хад, — поспешно распрощалась с обоими Таффи, поднялась и стремительно удалилась.
Проходя мимо огромного окна кафе, напротив которого сидели ошеломленные таким поворотом Хадсон и Кендалл, она широко им улыбнулась и помахала ручкой.
— Я, пожалуй, закажу еще кофе, — сообщил Хадсон Беннингтон.
— Ммм? — непонимающе промычала Кендалл.
— Я сказал, что закажу еще кофе, — отчеканил мужчина.
— А, понятно, — растерянно отозвалась рыжая, уткнувшись взглядом в стол.
— Кендалл, вы очень напряжены… — осторожно сказал Хадсон.
— Что, простите?
— Не заставляйте меня чувствовать себя идиотом. При взгляде на вас меня судорогой сводит.
— В таком случае, вторая чашка кофе вам только повредит, — воинственно сообщила Кендалл.
— А я все же рискну.
Кофепитие протекало в абсолютной тишине.
Отставив опустевшую чашку, Кендалл наконец осмелилась поднять глаза на Хадсона, который давно уже разделался со своей порцией. Он молча смотрел на нее, словно ожидая какого-то знака.
— Хадсон… — тихо начала она.
Хадсон Беннингтон устремил на нее сосредоточенный взгляд.
— Если тебе есть что сказать, Кендалл, то не молчи. Потому что я ведь могу и не угадать, — вкрадчиво проговорил он.
— Ты должен позволить мне… уйти… сейчас, — прошептала она, опуская глаза.
— Не должен, — твердо возразил он. — И не позволю, — добавил мягко.
Кендалл виновато моргнула и попыталась встать. Хадсон расплатился и встал вслед за ней. Он нагнал ее у дверей, и они вместе вышли из кафе. На улице он взял ее под руку.
— У вас с Таффи есть собака? — добродушно поинтересовался Хадсон.
— Да, его зовут Орландо, — ответила Кендалл. — Он сам к нам пришел и остался… Так же, как я, — взволнованно добавила молодая женщина.
— Толковый пес? — поинтересовался Хадсон.
— Возможно… Он глухой. И постоянно шмыгает носом, сколько его ни лечи. Но без него нам было бы не так уютно жить. Таффи со мной согласна.
— Итак?! — сказал Хадсон, неожиданно остановившись посреди тротуара и встав напротив Кендалл. — Что теперь? Можно, конечно, продолжать этот меланхолический разговор ни о чем…
— Или? — спросила Кендалл.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Кендалл Йорк сидела на мостике, медленно погружая одну, затем другую ногу в воду пруда. Она вновь не захватила купальник, поэтому придерживала длинный подол платья.
Молодая женщина пребывала в задумчивости.
Она не обдумывала что-то конкретное, но сосредоточенно, неторопливо и в то же самое время несколько отстраненно вглядывалась в свое отражение в воде. Ее лицо оставалось спокойным, хотя сердце переполняли самые разные мысли.
Она не думала в этот миг, как смотрится со стороны. Легкая полуулыбка осеняла алые губы и голова мечтательно склонена набок, взгляд устремлен в никуда, распущенные волосы разбросаны кольцами по плечам и спине, пальцы безотчетно перебирают ткань платья.
Она уже не задавала себе вопрос, влюбляться или нет, желать или крепиться, мечтать или отказаться… Она не сомневалась, что ее детская, незамутненная любовь к милому и нежному Джорджу навсегда останется вместе с ней. И что он, трепетное, застенчивое и прелестное дитя, никогда уже не станет жестким, опытным, самоуверенным мужчиной, каким был Хадсон Беннингтон.
— Я тут недавно перечитывал твоего друга Уильяма Шекспира, — осторожно вторгся в ее тишину Хадсон, словно чувствуя, что она думает именно о нем.
Кендалл поспешно накрыла ноги подолом платья, которое местами коснулось воды, но, казалось, ее это совершенно не волновало.
— И что он? — спросила Кендалл, посмотрев на Хадсона.
— Я мало что понимаю в высоких материях, но, когда дело касается девичьих прелестей, признательнее меня читателя не найти.
— Что же именно тебя так тронуло? — искренне заинтересовалась Кендалл.
— Не помню дословно, но смысл пассажа был в том, что:
Стройная нога высохнет, прямая спина сгорбится, черная борода поседеет, кудрявая голова облысеет, красивое тело покроется морщинами, блестящие глаза потускнеют; но верное сердце, Кэт, оно — как солнце и луна; нет, скорее солнце, чем луна; оно всегда светит одинаково и не меняется, — оно твердо держит свой путь[1].
— Сцена предложения из «Генриха V», — бойко, как на экзамене, ответила Кендалл. — По-твоему, речь в монологе короля Генриха шла о девичьих прелестях? — шутливо усомнилась она.
— Читая, я только о них и думал, — признался Хадсон.
— Своеобразный подход к классической литературе, — весело заметила рыжая и звучно бултыхнула стопой по воде.
Со стороны соснового бора повеяло прохладным ветерком, принесшим бодрящий смолянистый аромат.
— И чем же тебе понравился именно этот фрагмент, Хадсон? Заставил задуматься о том, что лучшие дни проходят и оставляют только воспоминания и сожаления о несвершившемся? О том, что лик уже не так прекрасен, как в юности, и силы не те, о том, что путь земной не принес ничего, кроме разочарования? — намеренно патетически спросила его Кендалл.
— А ты думаешь, что лик мой все еще прекрасен? — кокетливо спросил Хадсон, подойдя поближе к мостку, на котором сидела его гостья.
Губы Кендалл растянулись в улыбке.
— Мы говорим о творении великого Шекспира и о его влиянии на умы читающей публики, а не о твоем великолепии, Хадсон Беннингтон Третий. Но уверена, у тебя огромное и чистое сердце. Хотя голова, как мне показалось, в смятении.
— Так и есть, — охотно согласился Хадсон. — Голова, как и сердце, не стану исключать и прочие органы. Я весь в смятении. Но сильнее всего меня повергает в отчаяние холодность одной особы, — шутливо добавил он, ступив на деревянный мосток.
— Отчаяние — весьма нежелательное и опасное чувство, — с приветливой улыбкой заметила Кендалл, — однако для чувствительной натуры не редкое. Я думаю, хотя бы раз в жизни его необходимо пережить каждому. Без этого счастье или простое благополучие могут оказаться не оцененными в полной мере, — сказала она, откинув с лица блестящие локоны.
Кендалл Йорк выглядела обворожительно. И была естественна и безмятежна, как никогда. Это обнадежило Хадсона, но и озадачило. Любая дерзость с его стороны могла стать роковой, равно как и бездействие.
Он рассудил, что Кендалл вряд ли доверяет ему безоговорочно. По сути, она ничего не знает о нем, кроме того, что он проводил школьные каникулы в усадьбе «Клодель», обожал свою тетушку Фэй и рано потерял родителей.
Эта молодая женщина пережила столько испытаний за свои двадцать три года, что никто, даже она сама, не знает, насколько она готова к переменам в судьбе.
— Сегодня я впервые за несколько дней воспользовался своей фотокамерой, — доверительно сообщил ей Хадсон Беннингтон.
— Ты имеешь в виду Мирабеллу? — шутливо уточнила Кендалл.
— Кого же еще? Я ей ни с какой другой фотокамерой не изменяю, — расставил все точки над «i» Хадсон.
— А как давно ты не фотографировал? — серьезным тоном спросила его Кендалл.
— С Колумбии, — ответил он.
— Действительно, давно, — задумчиво кивнула она.
— Я взял ее, прогулялся по саду, прошелся вдоль пруда… Но ничего достойного внимания не приметил, пока не увидел тебя, с ножками, опущенными в воду. Ты выглядела так, словно твоя душа отлетела от тела и где-то бродит. Ты была такой спокойной, такой просветленной, пока не появился я. О чем ты думала, Кендалл?
— Ты присочиняешь, Хадсон. Я действительно чувствую себя очень спокойно и хорошо. Но моя душа никуда не отлетала, уж поверь мне. Я за ней пристально слежу. Просто сегодня я немного рассеянна. Я позволила себе помечтать несколько минут.
1
У. Шекспир. Генрих V. Акт 5, сцена II. Перевод Е. Бируковой.