Любовная горячка

Крыльев у Носорога и раньше не было, но я была благодарна Бэрронсу за юмор, пусть даже и черный. Он пытался сделать мою предстоящую трапезу менее ужасной.

Я не хотела знать, какую именно часть туши собираюсь есть, поэтому я закрыла глаза, когда Бэрронс поднес к моим губам первый кусочек мяса Невидимого. Я не могла на это смотреть. Мне хватало и того, что мясо подергивалось и кровоточило, пытаясь сбежать все время, пока я жевала его. И все время, пока я глотала. Мелкие кусочки двигались в моем желудке.

На вкус мясо Невидимого было еще хуже, чем оба вкуса из моих кошмаров. Думаю, инструкции, которые мы получаем во сне, касаются только нашего мира и не распространяются на Фейри. Это радовало. Не хватало еще ощущать во сне самые мерзкие вещи, принадлежащие миру Фей.

Я жевала и давилась, давилась и глотала.

МакКайла Лейн, бармен и гламурная девочка, кричала во мне, умоляя остановиться, остановиться, пока еще не поздно. Пока мы не лишились пути назад, в беззаботную счастливую жизнь обычной южанки, которой я когда– то была. Эта часть меня не понимала, что пути назад уже давно не было.

Дикая Мак каталась по грязи, вонзая копье в землю, кивала и говорила: даааа, наконец– то настоящая сила! Давай же, давай еще!

Я – та, которая пыталась существовать отдельно от этих двух, – размышляла над тем, какую цену мне придется заплатить за то, что я делаю. На чем основывались подозрения Бэрронса? Может ли поедание темного Фейри сделать со мной что– то плохое, превратить меня в нечто злобное? Или стать чем– то темным могут лишь те, в ком уже есть зерно тьмы, из которой потом вырастает все остальное? Может быть, если я попробую это мясо один– единственный раз, это никак меня не изменит? Мэллис ел его постоянно. Возможно, убивала именно эта частота. Существует ведь масса наркотиков, которые человек может употребить несколько раз без особых последствий. Вдруг живая плоть темного Фейри исцелит меня, сделает меня сильнее и больше никак не проявит себя?

А может, все это не имеет значения, поскольку я уже пересекла финишную черту, ведь в этот день – или ночь, или что там сейчас – я слишком рано отказалась от надежды, и я не собиралась повторять свои ошибки. Я буду бороться за жизнь изо всех сил и, не жалуясь, заплачу любую цену, которая от меня потребуется. Я больше никогда не соглашусь умереть без борьбы. Я буду биться до последней секунды, вне зависимости от того, какой ужас будет противостоять мне. Я стыдилась себя из– за того, что перестала надеяться.

«Ты не сможешь двигаться вперед, если станешь постоянно оглядываться назад, Мак, – всегда говорил мне папа. – Иначе ты налетишь на глухую стену».

Я отбросила все сожаления, весь этот бесполезный багаж, решив смотреть только вперед. И открыла рот.

Бэрронс отрезал и скормил мне еще один кусок мяса, потом еще один. Я начала усиленно жевать, энергично проглатывая.

Меня охватили одновременно холод и жар, я задрожала, словно в смертельной лихорадке. Проглотив еще несколько кусков, я почувствовала, как мое тело начало болезненный процесс восстановления. Ничего приятного в этом не было. Я закричала. Бэрронс накрыл мой рот ладонью, обнял меня и прижал к себе, а я билась в судорогах и стонала. Думаю, он старался заглушить мои вопли, поскольку неподалеку от нас все еще мог вшиваться Мэллис или кто– то из его подручных.

Когда мне становилось лучше, я снова ела, и снова все повторялось по тому же замкнутому кругу. Прижавшись к теплой коже Бэрронса, я выздоравливала. Я дрожала и корчилась в кольце его рук и снова становилась единым целым. Все раны во рту затягивались новой, неповрежденной оболочкой. Кости распрямлялись и срастались, сухожилия и разорванная кожа возвращались в первоначальное состояние, гематомы от ударов рассасывались. Это было агонией. И это же было чудом. Я чувствовала, что творит со мной живая плоть Невидимого. Я чувствовала, как она меняет мою природу, вмешивается в нее на клеточном уровне, превращая меня в нечто древнее и могущественное. Все раны затянулись, но изменения продолжались, преодолевая границы обычных способностей смертного тела, превращая меня в нечто невероятное.

Во мне медленно нарастала сладкая волна эйфории. Мое тело было юным, сильным – куда сильнее, чем когда– либо прежде, сильнее, чем это вообще возможно!

Я потянулась, сначала осторожно, потом с радостью. В моем теле не осталось боли. Когда я двигалась, мои мышцы отвечали мне необычной силой. Сердце пустилось вскачь, прокачивая сквозь меня и мой мозг горячую, сильную кровь, в которой бурлила сила Фейри.

Я села. Я села! Я была на волоске от смерти, а теперь снова стала такой, как прежде! Даже лучше. Я с удовольствием и интересом провела руками по лицу и телу.

Бэрронс сидел рядом со мной. Он смотрел на меня с таким выражением, будто ждал, что вместо моего лица в любую секунду появится морда страшилища. Ноздри Бэрронса раздувались; он наклонился к моей коже и глубоко вдохнул.

– Твой запах изменился, – грубо буркнул он.

– Мое самочувствие изменилось. Но я в порядке, – заверила я его. – Честно говоря, я чувствую себя просто прекрасно! – Я рассмеялась. – Фантастически! Я чувствую себя лучше, чем когда– либо в своей жизни! И это обалденно!

Я встала, вытянула перед собой руку и покрутила запястьем. А потом я сложила пальцы в кулак и ударила им в стену. И почти ничего не почувствовала. Я ударила еще раз, сильнее. Кожа на костяшках лопнула – и тут же затянулась, не прошло и секунды. Даже кровь не успела брызнуть – так быстро все произошло.

– Ты видел это?! – воскликнула я. – Я теперь сильная. Я теперь, как ты и Мэллис, и я могу кому угодно надрать задницу!

Бэрронс помрачнел, поднялся и зашагал прочь. Ха, он слишком сильно переживал. Я ему так и сказала.

– А вот вы недостаточно сильно переживаете, – проворчал он.

Вообще– то довольно сложно переживать, когда ты стояла на пороге смерти, а потом внезапно почувствовала себя так, словно отныне будешь жить вечно. Я слишком быстро перескочила из одного состояния в другое, словно очень легкий маятник, который сильно раскачали. Меня рикошетом отбросило от бездны отчаяния в эйфорию, от полной беспомощности почти к всемогуществу, от запуганности к способности напугать кого угодно. И кто теперь мог причинить мне вред? Да никто!

Наконец– то я поняла, что такое быть ши– видящей с особыми возможностями. У меня была сверхчеловеческая сила, а это куда лучше, чем суперскорость Дэни. Я не могла дождаться возможности проверить себя в деле, понять, что я теперь могу. Бесстрашие вскружило мне голову. Я опьянела от силы, от того, насколько это здорово – быть мной!

Я затанцевала вокруг Бэрронса, имитируя движения боксера на ринге.

– Ударь меня.

– Не говорите глупостей.

– Да ну, ударь меня, Бэрронс!

– Я не собираюсь вас бить.

– Я сказала, ударь. Ой!

Он стукнул меня. Кости завибрировали, моя голова отлетела назад. И снова вернулась на место. Я помотала головой. Никакой боли. Я рассмеялась.

– Я просто чудо! Посмотри на меня! Да я почти ничего не почувствовала! – Я танцевала вокруг него, имитируя удары. – А ну, давай! Ударь меня снова.

Моя кровь была словно наэлектризована, тело сопротивлялось любому урону.

Бэрронс покачал головой.

Я врезала ему в челюсть, его голова мотнулась назад.

Когда он снова посмотрел на меня, на его лице четко читалось: ладно, живи пока, но ты у меня дождешься.

– Теперь вы счастливы?

– Ну как, больно?

– Нет.

– А можно я еще раз попробую?

– Купите себе боксерскую грушу.

– Давай подеремся, Бэрронс. Мне нужно знать, насколько я теперь сильная.

Он потер челюсть.

– Вы сильны, – сухо сказал он.

Я рассмеялась, окрыленная. Теперь южная красотка стала сильной, и с ней стоило считаться! И это было здорово. У меня появилась сила. Я опять в игре. И как только у меня в руках снова окажется копье, я вновь буду на коне! На поле битвы со злом вышел герой нового уровня.