Страница 52 из 53
Затем весь отряд двинулся через город, не скрываясь, поскольку уже часа полтора как рассвело, и на улицах было полно людей. Остановились перед полицейским участком, сеньор Виво вошел туда и возвратился с молодым полицейским без мундира, отсутствие какового, несомненно, преследовало цель не позволить кому-либо записать номер на погонах. Полицейский оказался вторым мужчиной в отряде, не считая меня.
С этого момента процессию возглавил конь сеньора Экобандодо, по-прежнему в полной сбруе, в чепраке с орнаментом, но без седока. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю: командиры отряда хотели, чтобы он привел их в имение, в свой прежний дом, но тогда я испытывал неприятное ощущение, будто лошадь настойчиво нас туда ведет.
До имения, расположенного вдалеке от города, мы добрались только к полудню, проделав трудный путь проселком, что большей частью вился по крутым склонам. В километре от усадьбы отряд сошел с дороги, расположился в долине, огибавшей склон, и отдыхал там до вечера. Я коротал время в попытках побеседовать с сеньором Виво, с предводительницей, которую, как я выяснил, зовут сеньора Фульгенсия Астиз, и другими женщинами. Первые двое не желали замечать моего присутствия, а остальные либо советовали убираться и «спросить у бабочек», либо насмехались, используя такие антиобщественные приемы, как брызганье соком из кожуры апельсинов и обрезков ананаса.
Отчаявшись получить интервью, я вознамерился соснуть среди камней, но был разбужен громадными кошками, которым взбрело в голову использовать меня как подушку. Я пролежал под их ужасающей тяжестью не меньше двух часов, пока кошек не кликнул сам сеньор Виво, даже не потрудившийся извиниться за то, что они подвергли меня столь чудовищному испытанию.
К моему великому сожалению, я не владею большинством подробностей дальнейшего жаркого боя, поскольку женщины рассредоточились, взяв поместье в кольцо, и невозможно было находиться одновременно в разных местах, дабы охватить картину сражения во всей полноте. Однако я все время пребывал подле сеньора Виво, который, не таясь, вступил в ворота усадьбы, и оборонявшиеся, увидев его с кошками и серым жеребцом бывшего хозяина, немедленно ретировались в дом. Сеньор Виво взобрался на лошадь и оставался на подъездной аллее под прицелами осажденных, но никто не отважился стрелять, помня, как мне думается, широко распространенный миф, что любого, кто попытается причинить ему вред, поразит собственная пуля.
Пока сеньор Виво одним своим присутствием устрашал обитателей усадьбы и отвлекал их внимание, женщины окружили громадное поместье и, перебравшись через забор, выдвинулись со всех сторон к многочисленным строениям, объявив о своем прибытии леденящими кровь воплями и стрельбой; воздух наполнился запахом пороха и белой цементной пылью, выбитой пулями из оштукатуренных стен.
Предчувствуя неизбежное поражение, бывшие холопы каудильо вышли из здания с белыми тряпками на стволах винтовок и хотели сложить оружие перед сеньором Виво, но тот в резкой форме велел им сдаться Фульгенсии Астиз. Она приказала бандитам раздеться догола и лишь затем покинуть пределы имения. Бандиты подчинились и, прикрывая руками срам, под градом камней бежали через центральные ворота.
Когда мы с сеньором Виво и частью отряда покидали имение, оставшиеся женщины вошли в дом и занялись инвентаризацией безвкусного имущества, намереваясь устроить благотворительную распродажу, и обсуждали, как лучше поделить комнаты, чтобы всем жить в мире и согласии.
Сократившийся отряд вернулся в Ипасуэно с наступлением темноты и, не встретив сопротивления, вошел в квартал Заправилы. Он направился к отталкивающе расцвеченной церкви, где на всеобщее обозрение выставили почившего сеньора Экобандодо; покойник лежал в катафалке, украшенном гвоздиками, чье назначение – не столько воздать почести в смерти, сколько заглушить исходящее от явно разлагающегося трупа стойкое зловоние гнилостного распада.
Сеньора Астиз оттолкнула церковных служек, читавших псалтырь, катафалк выволокли на площадь и поставили перед входом. И тут сеньор Виво сделал нечто, подобного чему я не видел с тех пор, как побывал в Военном училище инженеров электромеханики, где фиксировал жертв пыточных камер того времени. Он вынул нож и взрезал покойнику горло у подбородка. Всунул руку в глотку и вытащил в разрез уже почерневший и распухший язык. Должен признаться, при этом диком зрелище меня стошнило, но впоследствии я узнал, что подобное варварство совершалось умершим сплошь и рядом в дни, когда он владычествовал в здешних местах. Сеньор Виво проделал все с абсолютной невозмутимостью, вымыл руки в фонтане и уехал верхом на сером коне, сопровождаемый, как всегда, ягуарами.
Я был слишком слаб, чтобы следовать за ним, а потому остался и был свидетелем того, как тело Пабло Экобандодо вздернули на фонарном столбе, где оно провисело вниз головой два дня, привлекая канюков и осыпая тротуар трупными червями; наконец зловоние стало настолько невыносимым, что были вызваны полицейские, которые его убрали. Молодой офицер, присоединившийся к отряду женщин, позже сообщил мне, что тело закопали на городской свалке. Вот таким необычным манером новоявленный младенец Геракл задушил змею, а колибри победила ястреба.
В последующие два дня я по-прежнему посещал лекции сеньора Виво, а как-то вечером заглянул к нему домой, где в дверях меня встретил необычайно привлекательный молодой человек, представившийся Хуанито. Этот господин находился в обществе молодой дамы по имени Розалита, в которой я узнал обитательницу своей «гостиницы» и с которой он явно развлекался незадолго до моего прихода. Молодой человек не пожелал ответить на вопросы о своем соседе по квартире, но был достаточно любезен, чтобы показать мне дом и предложить чашечку кофе, которую я с благодарностью принял. Сеньор Виво пребывал у себя в комнате с двумя устрашающими компаньонами семейства кошачьих, и, войдя туда, я понял, что живет он в совершеннейшем беспорядке. На стене висели карандашный набросок египетской богини Изиды и множество фотографий молодой мулатки, явно очень высокой, чуть ли не нордической наружности, с диковинным вкусом в одежде. По всей комнате лежали музыкальные инструменты и книги. Сеньор Виво не обратил на меня внимания, и я перешел в соседнюю комнату, уставленную коробками – вероятно, с подарками, ибо они были заполнены свертками в зеленой и сиреневой бумаге. В одной коробке обнаружилось множество камней, снабженных ярлычками и тоже обернутых в зеленую бумагу, из чего я заключил, что сеньор Виво интересуется геологическими породами.
Сеньор Хуанито предложил мне остаться на ночлег, и я, пускай лишившись ужина, ухватился за возможность больше узнать о сеньоре Виво. Однако ничего не вышло; только я улегся в постель, отвратительные чудовища опять вспрыгнули ко мне и крепко уснули, намертво придавив меня к кровати. Я также не мог покинуть постель для отправления естественных надобностей и большую часть ночи провел без сна под аккомпанемент адской силы мурлыканья, от которого все вокруг опасно сотрясалось.
Поутру я обнаружил, что освобожден от кошачьего бремени, и торопливо оделся. Потом тихонько приоткрыл дверь в комнату сеньора Виво и увидел, что его уже нет. Но с улицы доносились голоса, и я быстро спустился в сад.
Там сеньор Виво беседовал с невысоким пожилым индейцем аймара в национальной одежде и с косичкой; его сопровождали две кошки, по окрасу и размерам сходные с воспитанниками хозяина дома; последние находились здесь же и затеяли возню с гостями. Собеседники не обратили внимания на мое присутствие и говорили загадками, при этом разыгрывая пантомиму, рассчитанную, как показалось, на меня.
Сеньор Виво, глядя на совершенно пустое место, сказал: «Так вот она какая, красавица, о которой я столько слышал». Индеец ответил: «Парланчина, моя дочка», – а затем обратился к пустоте: «Гвубба, познакомься с Дионисио».
Сеньор Виво пожал несуществующей даме руку и как бы чмокнул туда, где находилась бы щечка, будь там женщина. Затем нагнулся, погладил что-то невидимое и воскликнул: «Какой симпатичный оцелот! Привет, киса, как дела?»