Страница 21 из 53
– Почему это она должна помешать?
Дионисио попытался ее поцеловать, но она его оттолкнула, обозвала «старым негодяем» и заявила, что вокруг слишком много знакомых, а он хмыкнул:
– Дело не в них, ты просто очень застенчива.
Потом Дионисио спросил:
– Ты не будешь возражать, если я подам в университет прошение о защите степени магистра? Мне давно место предлагают, а я все не мог собраться. Ты не подумаешь, что я уж слишком тебя преследую?
Аника рассмеялась:
– Вовсе нет, я буду очень рада!
– Сейчас у меня впервые за много лет есть то, что хочется сохранить, – сказал Дионисио. – Нельзя, чтоб оно пропало.
Они заняли столик на улице и, поджидая Рамона, смотрели, как старики играют в техо[22] и потягивают чичу, хоть она и запрещалась из-за вредоносного действия на мозг. Аника элегантно покуривала сигаретку; Дионисио сходил за выпивкой и сел рядом, поглядывая, не идет ли Рамон, который вечно запаздывал, поскольку добросовестно относился к работе. Потом Дионисио подошел к старикам и посоветовал убрать чичу: мол, сейчас явится его приятель, очень строгий законник; те поблагодарили и продолжали выпивать, как ни в чем не бывало.
– Привет, мой маленький Анаксагор![23] – Рамон поднял ладонь, затем обменялся с Дионисио рукопожатием. Перегнувшись через стол, расцеловал Анику в обе щеки и нарочно слегка прижал к себе – пускай ревнивец помучается. Сел, сверкнул глазами и спросил: – Ну что, друг мой, какие вечные истины ты открыл сегодня, пока я был занят скромным трудом по привнесению порядка в общество?
– Я укрепился в верности утверждения киника Диогена, сказавшего: если лучший друг твой – умник-полицейский, неизбежно станешь жертвой сарказма.
– Весьма справедливо, – откликнулся Рамон. – Диоген мудр, он понимает – легальное ношение огнестрельного оружия располагает к чванству. Ты обдумал, что я тебе говорил?
Дионисио улыбнулся:
– Я по-прежнему упрямлюсь.
– И доказательств, полагаю, тебе недостаточно?
– У нас, мой кочинильо, каждому известно, что доказательство полицейского прямо противоположно истине.
Рамон потер небритый подбородок, как делал всегда, обдумывая ответный выпад:
– Любой также знает, что мнение философа и отдаленно не связано с реальным миром, не правда ли?
Они заказали санкочо и разделили его между собой; уже темнело, когда в дальнем конце улицы появился наемный убийца.
С недавних пор алькальд Ипасуэно запретил мотоциклистам ездить в шлемах со щитком, поскольку наемные убийцы разработали до смешного простую тактику: подъезжаешь к жертве на мотоцикле без номеров, выпускаешь пару пуль и мигом скрываешься, не успеет кто-нибудь шевельнуться. Подобных убийств происходило столько, что при появлении мотоциклиста в шлеме со щитком прохожие машинально бросались на землю или ныряли в ближайшую дверь. Эти драматические сцены нарушали течение жизни и вынудили мэра издать вышеупомянутый указ, чтобы жители могли отличить мирных ездоков от настоящих убийц.
Человек на мотоцикле был в шлеме со щитком. Он весь день пешком ходил за Дионисио с Аникой, выжидая, когда пара присядет, замрет неподвижной мишенью, и так нервничал, что сгрыз ногти до мяса. Убийца продумывал варианты: вернуться к Заправиле с докладом, что отыскать объект не удалось; предложить жертве половину денег, чтобы прикинулась мертвой; рассказать, что пули от Дионисио просто отскочили. Пытаясь растормошить свою храбрость, убийца накачался пивом, и теперь ему отчаянно хотелось в туалет, но он не мог расслабиться и помочиться, так что пузырь разрывался, руки тряслись, и к началу смертельного рейда «Аве Мария» была прочитана уже пятьдесят четыре раза.
Рамон неторопливо зашагал в кафе за перцем «чили», чтобы освежить санкочо, и только вышел обратно, как улица опустела, даже собаки шмыгнули под столы. Заметив убийцу, Рамон проворно расстегнул кобуру и выдернул револьвер, одновременно взводя курок. Когда мотоциклист, сбросив рычаг на нейтраль, остановился перед Дионисио, Рамон уже занял позицию за дверью. Он готов был открыть огонь, когда заказная жертва вдруг поднялась и, не зная, что предпринять, уставилась на убийцу, перекрыв цель. Рамон крикнул другу, чтобы пригнулся.
Убийца навел пистолет на Дионисио, и тот в немом изумлении отметил, что рука с оружием ходит ходуном, отчего ствол описывает круги. Дионисио сознавал опасность, но оцепенел и не мог шевельнуться, и тут Аника, видя, что ужас, который она всеми силами души загоняла в область невозможного, все же пробивает дорогу в реальный мир, отбросила страх и, шагнув вперед, закрыла собой любимого. Еще мгновение Дионисио оставался недвижим, потом схватил Анику за плечи и отбросил в сторону, через долю секунды упав вслед за ней.
Рамон и убийца выстрелили одновременно. Падая, Дионисио почувствовал, как в правую руку ужалил шершень, лягнул мул и укусила змея – пуля прожгла дырку в рубашке и, чиркнув по телу, впилась в дверной косяк, за которым укрывался Рамон. Пуля полицейского, в свою очередь, вырвала кусок мякоти из руки убийцы, и тот чуть не уронил мотоцикл, но вовремя выровнялся, лихорадочно врубил скорость и с грохотом умчался, а Рамон дважды выстрелил ему вслед.
Полицейский вышел на улицу и подобрал брошенный убийцей пистолет. Вернулся и положил его перед Дионисио. Тот уже поднялся и помогал встать Анике, которая ударилась головой об стол.
– Вот тебе доказательство, Аристотель, – сказал Рамон.
Вернувшись к Заправиле, наемник доложил: все рассказы про Дионисио Виво – правда; кто пожелает нанести ему рану, получит ее сам. В подтверждение предъявил окровавленную руку. Свидетели прекрасно знали: убийцу подстрелил не замеченный им полицейский из-за двери, но в такую банальную версию верить никто не хотел, и любого, кто пытался ее изложить, поднимали на смех и перекрикивали, пока сам маловер не проникался легендой. Еще больше неуязвимости Дионисио и его сверхъестественной силы людей впечатлило, что он отказался пойти к врачу, с кровоточащей рукой сел за стол и доел санкочо, хвастаясь всем, находившимся в пределах слышимости, какая храбрая у него женщина. Все еще потрясенная Аника крепко обнимала Дионисио и прижималась к нему, испачкав кровью блузку на груди.
Несмотря на тщательно продуманные метафизические предосторожности, Заправила, узнав о результатах покушения, несколько дней ощущал в руке резкую боль.
26. Летиция Арагон (1)
Летиция родилась необычно. Начать с того, что она появилась на свет с выражением смиренной монашки и не заплакала, когда повитуха Мама Флоренция перевернула ее вниз головой и шлепнула по попке. Во-вторых, родовая смазка сладко пахла, оказалась без крови, лимонно-зеленой, а не бело-розовой. Мама Флоренция поначалу решила, что ребенок мертворожденный, и обдумывала, как сообщить об этом матери, но тут Летиция улыбнулась и выдула большой пузырь.
Мать Летиции была очарована дочерью – ее головкой с абсолютно черными волосиками тоньше паутины, ее глазками, словно всех цветов сразу. Такого послушного и спокойного ребенка свет еще не знал. Летиция подолгу спала, не путая день с ночью, грудь сосала так, что на сосках не появлялось трещин, и никогда не пачкала пеленки, если в корзинке не лежала чистая смена. Когда же наполняла подгузники, какашки пахли манго и джекфрутом.
До трех лет Летиция не разговаривала, и люди уже решили, что она немая, но в один прекрасный день, когда ее родные в обществе друзей угощались рефрито,[24] девочка, сидя под столом, кое-что сказала. История гласит, что компания обсуждала шансы президента на ближайших выборах и отец Летиции сказал: «Полагаю, пройдут консерваторы», – а тонкий голосок откуда-то снизу произнес: «Очень сильно в этом сомневаюсь». Собравшиеся так изумились, что обшарили всю комнату в поисках чревовещателя, а мать Летиции объявила: «Если нет других мнений, остается предположить, что наш ребенок заговорил», – и тогда девочка вылезла из-под стола и напористо спросила: «Что, если так?»
22
Популярная в Колумбии игра: игроки бросают плоские камни в пистоны, которые при попадании хлопают.
23
Анаксагор из Клазомен (ок. 500–428 до н. э.) – греческий философ.
24
Блюдо из пережаренной фасоли.