Спящие боги

Бриген Марк прокашлялся:

— Дальнейшее сравнение будет грубым, но точным: Ясли Богов — это детородный орган планеты, и в этот орган нам предстоит проникнуть. Оттуда выходят новые божества, туда, на вечный покой, отправляются старые, уставшие летать, греметь, шипеть. Мы должны постичь механизм этого «деторождения», и мы должны остановить этот процесс. Велики ли наши шансы?.. Компьютеры просчитали имеющиеся сведения, и выдали: пятьдесят на пятьдесят. Впрочем, вы ко всему подготовлены, а потому не будем откладывать спуск — он завтра. Сейчас — разойдитесь по каютам… Творимира Бруно прошу остаться.

Творимир остался и был подвергнут самому настоящему допросу. От него потребовали, чтобы он со всей возможной подробностью описал свои видения — вспоминать было неприятно, но все же он постарался… Ни словом не упомянул, о том, что видел и самого себя. Затем последовал долгий, нудный психологический тест — под конец Творимир совсем истомился…

— Поздравляю. — грозно прогремел, надвинулся на него Бриген Марк.

— А, что?! — крикнул и тут же прикусил губу Творимир: "Неужели скажет, что я — псих?!.."

Тут встрял маленький человечек:

— Психически Вы здоровы, и по-прежнему входите в группу контакта.

Но Бриген Марк хмурил брови:

— Однако есть одна вещь, которая, к сожалению, проявилась только теперь. Это, так сказать — склонность к вольности… Выслушайте-ка банальную, но поучительную историю. Один из наших первых контактеров влюбился в местную деваху. Ну, конечно у нее золотистые длинные волосы, ясные огромные очи, и прочие прелести входящие в базовый набор лесной красавицы. Ясное дело — у них любовь. Маленький домик в лесочке, звери, пташки, прочие букашки. Когда наши пришли за ним — он выходит, бородатый, в мужицкой рубахе, говорит: "Убирайтесь по добру, по здорову!". Хотели его скрутить, а он меч выхватил — троих наших зарубил, ну в пылу-то и его зарубили. Вот до чего «вольность» доводит…

— А что же с его супругой?..

— А с девахой той, что сделали?.. — больше нахмурил брови Бриген Марк. — А что с ней сделать? — так и оставили в лесу век доживать.

Однако, чувствовалось, что он сам не верит, что «оставили», а скорее всего всем скопом изнасиловали, потом зарубили и вместе с домиком сожгли.

Бриген Марк поспешно перескочил дальше:

— Тут срабатывает один психический недуг: называется — влечение к природе, к тишине и спокойствию. Захваченные им люди на чем свет стоит проклинают цивилизацию. Подавай им хату, любящую бабенку (умницу-разумницу с золотыми волосами), подавай им лес, речку, кузнечиков и мотыльков. Дурни — хотят вернуться к тем временам, когда "жили в лесу, молились колесу". Грубые, непросвещенные. С этими своими идиотскими искренними — животными чувствами. Правильно: захотел — зарубил. А потом — молись пню. Ух, черт! — местных, чистых бабенок им подавай, а лучше бы больше думали мозгами, чем яйцами.

— Я с вами полностью согласен! — искренне отчеканил Творимир. — Я готов к служению — Вам и нашей общей Цели. Я могу еще раз повторить клятву…

— Нет-нет. Ты устал, а завтра — тяжелый день. Ступай, отсыпайся.

И снова Творимиру не пришлось идти: платформа подхватила, резво доставила его в каюту. Подошел к окну: близилась, накрывала планету загадочная пелена ночи. В усталом сознании закружилось: "За всеми этими разговорами как-то забылось. Человечества больше нет. Затерялось в бездне истории пятьсот миллионов лет назад… Мы одни здесь… Как же нам надо беречь, любить друг друга".

— Прошу Спать… — прошептал мелодичный женский голос.

Обернулся — конечно никакой Женщины не было. Но была мягкая, теплая, белая кровать. Творимир пал на перину, но еще прежде, чем его голова коснулась подушки, он уже спал…

И снилось Творимиру озеро. Огромное, обрамленное черными стенами леса. Темны бездонные воды; небо над ними — вечернее, темнеющее, загадочное. А еще птицы — плотные, широкие реки слетающих из неба птиц. Не могло быть столько птиц разом — они не уместились бы мы на озере, вытеснили бы воды, передавили друг друга. Теперь птицы не клекотали — спускались в безмолвии, и жутка была эта их мертвая тишь.

И вот Творимир увидел — у всех птиц одно и тоже, знакомое ему женское лицо. Огромные, тоскующие очи, а кожа вокруг — синяя, как у мертвых. Страшные лики, но они притягивали… И тогда ему стало по настоящему жутко — он понял, что еще немного, и вспомнит нечто, что вспоминать нельзя, и сойдет с ума.

И тогда он со стоном, и в холодном поту вскочил на своей кровати.

Когда он спал, было темно, но теперь мягкий белый свет разлился под потолком, оттуда промурлыкал участливый женский голос:

— Вам приснился дурной сон? Не угодно ли принять успокаивающее?..

— Нет. Спасибо. — попытался говорить вежливо Творимир. — Сейчас, пожалуйста, оставьте меня.

— Как Вам угодно. — мяукнула на прощанье компьютерная дева.

Свет померк — темнота. Творимир захотел попросить вновь включить свет, но понял: со светом будет еще страшнее. Со светом он на виду. На виду у кого?.. У Планеты. Вон она за окном — темная, ночная — от нее уже не сбежишь — некуда.

Неожиданно он осознал, что сидит на кровати, и не смеет пошевелиться — покрывается холодным потом. Провел дрожащей рукою по лбу, пробормотал:

— Да что же это со мной?.. Возьми себя в руки. Здраво проанализируй свой страх. Чего боишься — планеты?.. Ты же стремился сюда!

Он встал, и на слабых (даром, что тренированных) ногах, подошел к окну, вжался в него лбом. Россыпи звезд, Млечный Путь, который был лишь иллюзией; спутник похожий на Луну, но все же не Луна — через чур белый, и с одиноким, циклопским, трагичным оком. Внизу, в темноте — маленькие светлячки туземных городов. Вот метеор белым росчерком красиво мелькнул в атмосфере… И снова чувство — на него смотрят. В упор. Что-то незримое ударило с противоположной стороны в окно. Защиту не пробила бы и ядерная боеголовка, но сейчас стекло выгнулось, зазвенело.

Творимир отшатнул, и тут увидел — черный силуэт сидел рядом с ним на подоконнике. Лица не было видно, но знакомо блестели грустные глаза…

— Н-ну… — дрожащим голосом начал Творимир. — Говори прямо — что нужно?..

Вспыхнул яркий белый свет — Творимир зажмурился, а когда привык, разжал глаза — конечно, никого двойника уже не было.

— С кем вы разговаривали? — мягко, но настойчиво спрашивала компьютерная женщина.

— Никого не было. — пробормотал Творимир, и тут же понял, каким мальчишеством было пытаться обмануть компьютер, который, конечно же все зафиксировал.

Спустя несколько мгновений ему был вынесен приговор: на следующий день он никуда не спускается, но остается на лечение в местном лазарете.

— На сколько? — упавшим голосом спросил Творимир.

— Пока — на три дня. В случае успешного лечения, по истечения этого срока Вы сможете спуститься на планету, и приступить к выполнению своих прямых обязанностей…

Три дня прошли в тихой белизне больничной палаты. Помимо Творимира Бруно был здесь еще один постоялец, из той же группы контакта. Звали его Ержи — до этого человек веселый — красавиц мужчина — как раз из тех, которые особенно нравятся женщинам. Он и ждал встречи с туземками… В первую же ночь он, с воем вскочил, а потом — бледный, дрожащий, лепетал, что его комната "черным ветром стала" — больше он ничего не мог объяснить, и попал на лечение вместе с Творимиром.

Новые тесты не показали каких-либо отклонений ни у Творимира, ни у Ержи, такой же результат был выдан и компьютерным обследованием. Наконец, наступила третья ночь — назавтра их должны были выпустить.

Ержи все прохаживался по палате, и вдруг остановился перед Творимиром, который читал книгу. Сказал:

— Знаешь — завтра уже ничего не будет.

— Что? — Творимир рассеяно вскинул голову.

— Эта планета… Она… Живая…

— Да — я знаю.

Тут Ержи совсем побледнел:

— Мы же ничего про нее не знаем! А она… огромная, она видит нас насквозь… Творимир — в этой планете великая тайна.