Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 64



— Да. Я пришел. — молвил Творимир. — И теперь, наверное, я должен узнать все. Почему мне прежде виделось это озеро, и ты, да и себя я видел? Кто ты? Кто я? Что за мумии, в пещере? К чему все это?.. И что на дне этого озера?..

— Подожди, и ты узнаешь ответы на все вопросы. — приветливо ответила она. — Пойдем, пройдемся по этому парку…

— Парку? Я думал — это непроходимый лес.

— Когда-то здесь был парк. Но и поныне остались следы былого. Пойдем же.

Творимир пошел, ну а дева-птица перелетала с ветви на ветвь, и даже самые тонкие ветви, на которые она садилась, не вздрагивали. Вышли на древнюю, растрескавшуюся дорожку. Время от времени встречались потрескавшиеся, а то и вовсе развалившиеся статуи. Спокойствие, безмятежность…

— Скажи — это ты звала меня прыгнуть в колодец, на царском дворе?

Птица ничего не ответила, но Творимир и так знал, что она.

— Что за свет в глубинах этой планеты?.. Что я должен узнать?

— Ты не поверил мне сразу…

— Да — не поверил! Поверишь тут!..

— Если бы ты сразу последовал зову сердца — ты бы уже все знал. Но теперь ты должен пройти всю эту дорогу.

— Подожди. — остановился Творимир. — Какую дорогу? До Яслей Богов?..

— Да… — женственно вздохнула она. — А теперь выслушай меня. Ты уже знаешь: меня обвинили в колдовстве, содрали кожу, и бросили в это озеро. Матерь-Луна не оставила свою дочь — она облачила меня в свою кожу, и подарила оперенье из своего серебра. Из озера, в небо взмыла я, и теперь там птицей летаю. Но каждую летнюю лунную ночь спускаюсь сюда, купаться — в этом озере силы мои, без него я увяла бы. Плохо зимой, когда озеро сковано ледовым панцирем… Тогда я тоскую… засыпаю в темных, снежных облаках.

— Ты так прекрасна… — вспоминая ее наготу, прошептал Творимир.

— …Но, только ночью. Луна дарит мне кожу, но, если я останусь здесь до рассвета — первые лучи Солнца растопят ее, и я умру в тяжких мученьях. Когда я купаюсь, я беспомощна — любой может унести оставленные на берегу одеяния. Все золото и драгоценные камни королевства не стоят подарка матушки-Луны. Никто кроме тебя, не знает этой тайны, а потому, молю — не выдай меня…

— Ну, конечно, не выдам. — уверенно ответил Творимир. — Хочешь, поклянусь?

— Нет. Не надо никак клятв. Это должно быть в твоем сердце. Прощай!

Она взмахнула крыльями — легко взмыла. Творимир крикнул ей вслед:

— Подожди! Мы еще встретимся?

— Конечно…

— В следующую лунную ночь.

— Где?

— Здесь… — донесся едва слышный ответ из лунного поднебесья.

Творимир, уже в одиночестве, побрел дальше, и понимал, что мог бы и не спрашивать — итак, знал ответы на эти вопросы.

До замка дошел с первыми лучами зари. И, когда долго стучал в ворота, когда потом долго и нудно что-то объяснял, когда его грубо отсчитывали и угрожали — все это время он вспоминал прогулку по древнему парку — это воспоминание согревало, и он опасался только, что посадят его под замок, и он останется в этом скучном заточении. Однако, он ни сколько не удивился, когда узнал, что Царь (стало быть, и все остальные) собираются погостить здесь, по крайней мере, недельку…

Творимир постарался поскорее пройти смрадную от многолюдного ночного застолья залу, и, припоминая указания дворецкого, поспешил в уготовленную ему комнатку. В длинном и темном коридоре столкнулся с Бригеном Марком. Их предводитель заметно волновался, впился взглядом в Творимира, резко спросил:

— Ты склеп видел?

— Что? Какой слеп?

— На местном кладбище.

— Нет…

— Так где же ты всю ночь ходил?

— Похоже — хлебнул лишнего, ничего не помню…

— Где ж хлебнул, когда тебя с самого начала пира не было!



— В голову ударило — помутнение. Должно быть, переутомился. — и, стараясь перескочить на другую тему, спросил. — А кто еще был на пиру?..

— А князь какой-то, со своими людьми. — без всякого интереса вздохнул Бриген Марк, и тут же вновь набросился на Творимира. — Так что — не видел склепа?

— Нет. А что?

— На склепе птицы с ликом той девки. Ну, помнишь, во дворе? Она за тобой ухаживала, а потом, как я подошел — убежала — вроде как с пылевым вихрем улетела…

— Возможно, помню. — стараясь сохранять безразличный тон, отвечал Творимир. — Ну, и что? Вам она понравилась? Сами ведь говорили, что…

Бриген раздраженно махнул рукой, и поспешил дальше по коридору.

Творимир надеялся скорее уединиться в своей комнатке, и не выходить до тех пор, пока не наступит Лунная ночь. Однако этому не суждено было сбыться — массивным шаром навстречу ему катилась одна из трех сестер — жирная Сома.

Она увидела Творимира, и похожие на подушки губы ее вытянулись улыбкой. Сома перехватила его за руку, и пролепетала:

— Ах, такой красивый, а на пиру не был!

— Ничего страшного. — постарался заверить ее Творимир.

— Да как же ничего, когда вижу — изголодался, голубчик. Ну, пойдем скорее. Я тебя накормлю, напою.

И тут Творимир почувствовал, что он действительно очень голоден — в желудке забурчало. Все же он попытался отговориться:

— Я бы у себя в комнатке посидел, а вы бы мне немного покушать-попить прислали. Видите ли, я бы хотел один побыть…

— Всю ночь один пробыл, и опять — один. — покачала головой Сома. — Да что ж — я тебе мешать стану? Я в сторонке посижу, ну а ты поешь-попьешь. Ну, пойдем, пойдем…

Они вошли в помещение, где на вертелах поджаривались, жиром шипели громадные мясные туши; где высились не одну сотню литров вмещающие бочки. Помещение было обширным, и дальняя часть его терялась в полумраке. Кто-то усиленно чавкал-булькал-сопел, однако ж, сколько Творимир не приглядывался — никого, кроме себя и Сомы так и не увидел.

Хозяйка уже плюхнула перед ним чашу, поставила тарелку с мясной едой. Творимир попробовал — оказалось очень вкусно. Выпивка была легкой, таяла во рту… Он и не заметил, как охмелел…

В голове пылали, беспорядочно неслись и бесследно пропадали хмельные мысли. Хотелось куда-то, зачем-то бежать, чего-то кричать, петь. Он вскочил, но на плечо легла пудовая ручища Сомы — усадила.

— Еще покушай-попей, а то — вон тощий какой…

И Творимир не отказался — казалось ему, что, чем больше он съест-выпьет, тем лучше ему станет. Ну, а Сома все подливала, подносила…

— Я бы вот что сказать… — начал было Творимир, но уже не мог вспомнить, что же он "хотел сказать" — пылающая голова клонилась к столу.

И тут Сома потрясла его за плечо:

— О, ты посмотри, кто к нам пожаловал. Сестрица моя — Жара.

Творимир поднял голову и уже не мог ее опустить.

На пороге остановилась красавица, красивая той грубой красотой, в которой не видно ничего духовного, но к которой пробуждается животная, бешеная страсть. Массивное, многие удовольствия сулящее тело, выпирающие груди, покатые мягкие массы ляжек под богатой, но легкой одеждой, которую в мгновенье можно скинуть. И глаза, и губы, и руки, и поза и каждое движенье — все вопит, зазывает к долгому, бурному соитию. Двигалась быстро, но тяжело — много в ней было плоти. Схватила кубок, осушила, и жаркой, мясистой рукой обхватила Творимира за шею, обдавая нагретым, трепещущим воздухом, поглядела на его глаза, на губы, облизнулась. Страстным голосом спросила:

— Ты, должно быть, ученый?

Творимир чувствовал сильное влечение — на его лбу обильно выступил пот.

— …Да, читал кое-какие книги

— А-а, с тобой интересно поговорить — не то что со всякими…

Творимир смутно припомнил: вчера Сома говорила, что Жара «занята» с каким-то князем, но это уже было не важно — не помня себя, пьяный, впился долгим животным поцелуем в ее губы — она хищно застонала, чуть отпрянула:

— Ну, пойдем ко мне. Ты расскажешь, что в тех книгах написано. Пойдем скорее…

Конечно, Творимир уже знал, зачем он идет — он не противился, сжал ее раскаленную руку, вскочил. Дальше — шатаясь, обхватывая ее талию, жадно сжимая груди, проводя потной рукой по ее ляжкам, зашатался по коридору, и по лестнице. На лестнице едва не упал, но она схватила его, поволокла за собою. Вот двери — она завозилась с замком, а он сильно обхватил ее сзади, и стал целовать ее тоже вспотевшую от вожделения шею.