Маска Лафатера

— Так что, сам понимаешь, сейчас у меня здесь положение шаткое. Честно говоря, мне бы не помешало что-то вроде маленькой удачи.

Я кивнул. Как не понять?

— Если я чем-то могу помочь тебе, говори, не стесняйся.

Но прежде, чем она успела ответить, я вспомнил кое-что, о чем все это время хотел ее спросить:

— Слушай-ка, скажи, нашла ты наконец тот исчезнувший листок? Ну, ты знаешь, о чем я. Который ты искала в Цюрихе.

Магда изумленно уставилась на меня. Ей пришлось глубоко вздохнуть, прежде чем она снова обрела дар речи.

— Нет. Разумеется, нет! Смешно, что именно ты задаешь мне этот вопрос.

Она опустила голову.

— Но заметь, я уже знаю, как заполучить его. И вот увидишь: я это сделаю.

Прозвучало странновато — она будто угрожала.

Повисла пауза — мы молча глядели друг на друга.

Но вот она посмотрела в окно, за которым пролетала пара черных птиц.

— Ты уверен, что тебе так необходимо успеть на свой поезд? — спросила она.

Увы, успеть я был просто обязан. Я посмотрел на часы. Завтра у меня должна состояться очень важная встреча.

— Встреча с агентом, — шепнул я ей.

Но большего, чем слабая, вымученная улыбка, я от нее добиться не сумел. Жаль.

Глава одиннадцатая

На вторую половину дня, в 14 часов, в Берлине у меня была назначена встреча с Массольтом.

По дороге я еще выпил чаю. Затем сел в автобус, направлявшийся в сторону Аденауэрплатц.

С полудня в моем животе бушевала половинка курицы, съеденной в «Руди гриль-экспресс». Создавалось впечатление, будто она норовит там воскреснуть. Казалось, она машет крыльями, да так, что в иные моменты я почти задыхался. Я сидел недвижно, с полуоткрытым ртом. Злобное, долгое, свирепое урчание, таинственное бульканье и бурление то и дело доносились из моего нутра. К счастью, их никто не слышал. Я закрывал глаза, дышал глубоко и медленно, словно будущая мама на уроке правильного дыхания. Женщина, сидевшая рядом, отодвинулась, затем вдруг поднялась и встала у дверцы водителя.

Я посмотрел в окно. Каким чужим порой чувствуешь себя там, где ты вроде бы у себя дома.

Впервые вонзив зубы в ту курицу, я сразу почувствовал, что пожалею об этом. И все-таки продолжал жевать безвкусное, волокнистое мясо, наблюдая за работой Руди, палача животных, за тем, как его окровавленные руки извлекали из ведра все новые холодные куриные трупики, натирали их солью, напудривали черным перцем, чтобы потом нанизать маленькие сморщенные тельца на жирный вертел — прощальную карусель, на которой им предстояло описать последние в их жизни круги.

Рассеянно пожевывая мясо, я с жадным отвращением проглатывал каждую деталь этой мерзкой сцены.

У соседнего столика стояла девчонка-подросток и, плотно сжав губы, с аппетитом перемалывала зубками колбасу карри. При этом она сосредоточенно глядела в пустоту.

Вообще-то «Руди гриль-экспресс» принадлежала к числу закусочных, которым я доверял. Да, кроме шуток. Я находил, что у этого заведения имеется собственный стиль. По правде говоря, мешали мне только фотографии на витрине, отображавшие бургеры, хот-доги и прочую жратву. Она и прежде выглядела какой-то переваренной и разжеванной, а ныне, выцветшая на солнце, приобретшая светло-голубой оттенок, имела поистине гнусный вид.

Горячий чай, однако, подействовал благотворно. Видимо, в этот раз я просто уплетал слишком торопливо, невнимательно.

В сквере перед бюро Массольта я сел на скамейку. Можно было прийти точно к сроку, но я предпочитал немного опоздать. Набил трубку, чиркнул спичкой.

Бездумно потряс рукой, чтобы она потухла, и бросил ее на землю.

Неожиданно — шумный, хлопающий звук: на мою спичку слетелись заинтересовавшиеся ею голуби. Мысль о том, что птицы наблюдают за мной, вызвала раздражение. При виде глупых пернатых тварей я невольно вспомнил о «Руди гриль-экспресс» — воспоминание, учитывая некоторые детали, весьма нежелательное.

Люблю Берлин! Не вопрос. Но поскольку любовь возрастает пропорционально расстоянию, отделяющему вас от ее предмета, в далеком Вюлишхайме она, естественно, приобретала особую искренность и глубину.

Я быстро встал и прошел сквозь стаю разволновавшихся голубей по маленькой площадке к импозантному, окаймленному кованой железной шпалерой подъезду дома номер 67. Нажал на кнопку в правом верхнем углу переговорного устройства, и оно, как всегда, чуть помедлив, зашумело в ответ; и вот в душноватой, зарешеченной кабине древнего лифта, минуя темные лестничные пролеты, я устремился наверх, к самой крыше.

— Сюрприз! — произнес (нет, пропел!) Массольт вместо приветствия, когда я вошел в его кабинет. На столе лежал факс.

Я прищурил веки. Весь рабочий этаж был застеклен. Много неба. И хотя сейчас оно было серым и пасмурным, в глазах у меня зарябило. Иногда Массольт говорил:

— Здесь, наверху, я чувствую себя Господом Богом. Никого надо мною нет.

А у меня временами мелькала мысль: «Надеюсь, это он так шутит».

Массольт поднялся, обошел стол и помахал факсом, словно веером.

Заинтригованный, я вопросительно поднял брови.

К сожалению, выяснилось, что речь совсем не о том, на что я надеялся, — я-то ждал сообщения от Хафкемайера. Я все еще не знал, что он думает о новом варианте сценария.

Массольт тоже пока пребывал в неведении, но он меня успокаивал:

— Все эти шишки такие ветреники! Вечно с ними одно и то же: или они хотят все и сразу, или приходится ждать до второго пришествия. Паниковать здесь нечего!

В факсе же, который Массольт положил теперь на стеклянный стол, речь шла совсем о другом. Об участии в ток-шоу — в качестве эксперта по Лафатеру. Тема — «Пластические операции и истинное „я“». И что самое интересное, шло оно во второй половине дня!

— Вторая половина дня, черт побери! — Массольт от восторга побелел, как известь. — Да мы же вторгнемся прямиком в жизнь домохозяек! В реальность! Такой шанс больше не представится! Это вам не горстка ученых аристократов!

Вот это мне и нравилось в Массольте! Всегда стоит на твердой земле, всеми четырьмя ногами.

Тем не менее в прошлом у нас часто возникали разногласия, что вполне могло дать мне повод сменить литературного агента. В последний раз мы поцапались год назад, когда в Румынии вдруг ни с того ни с сего появилось пиратское издание моей книги «Почему опять я?», о котором Массольт якобы ничего не знал. Воспоминание об этом впоследствии не раз и служило мне подтверждением: Массольт отнюдь не принадлежит к тому типу людей, кого называют «любителями литературы». Совсем напротив — бизнесмен до мозга костей.

— Уверяю вас, такого рода выступление и вашу последнюю книгу…

Я неодобрительно взглянул на него. (Можно сказать, отметил минусом.)

— …и ваших «Кочевников», — поправился Массольт, — сделает еще популярнее. Поверьте мне на слово.

Я только одного не понимал — каким образом эта телевизионная братия вышла на меня как на «эксперта по Лафатеру»?

— Ну-у-у, — загадочно протянул Массольт, — а для чего же иначе вам нужен агент? Ах, кстати, — «Кочевники», пока не забыл.

Он вытащил еще один листок. Заявка на очередное выступление. Этот вопрос он хотел решить сразу, в моем присутствии. Иногда у него случались приливы сверхактивности. Он схватил телефонную трубку — глаза человека, готового к борьбе: узкие, тонкие щели.

Я откинулся на спинку стула.

Краткая вступительная болтовня. Затем Массольт во всех подробностях обсудил с невидимым собеседником вопрос гонорара. С особым удовольствием углублялся он в мельчайшие детали обсуждаемой темы. Я же с умилением склонил голову набок — будем точны, на правый, чтобы лучшим своим ухом, а именно левым, иметь возможность подробнее расслышать, о каких суммах в данном случае идет речь. Массольт виртуозно делал свое дело. Он не отступал ни на шаг. В ответ на предложения, поступающие от собеседника, он лишь угрюмо сопел в трубку. Это продолжалось довольно долго. Я не верил своему уху и уже начинал побаиваться, что в решающий момент все лопнет. Массольт же, продолжая беседу, лишь молча мне кивал.