Страница 53 из 74
На следующий день принцесса снова была живой и улыбчивой, так что Эдгар списал прошлый разговор на плохое настроение. Действительно, необходимость общаться с… ну да, дурой, чего уж там, кого угодно выведет из себя.
Самую долгую ночь года Эдгар не праздновал, считая этот обычай пережитком языческих верований. Можно, конечно, в кои-то веки и отметить, заодно изучив, чем местные обычаи отличаются от того, что принято дома. Но для этого надо было искать компанию, а прошедшие месяцы не сделали ученого общительней. Рассудив что выспаться, как дома, во дворце, где гулять станут все, вплоть до последнего слуги, едва ли удастся, он загодя запасся едой, вином, свечами и книгой. Дадут поспать — хорошо, не выйдет — найдется, чем скоротать время.
Судя по звукам доносящимся в комнату, праздновали во дворце на славу. Закатывать бал не стали, но и без того музыки и песен оказалось столько, что с надеждой выспаться Эдгар распрощался еще до наступления сумерек. Порой он не понимал, за какие грехи господь наделил чутким слухом — то, что стало бы даром для музыканта, ученому ощутимо мешало. Работать под шум он приноровился давно — в столице никогда не бывало тихо. Но спать как убитый, когда вокруг тарарам, так и не научился. Что ж, бессмысленно плакать о том, что нельзя изменить. Чтобы книжник и не нашел, чем заняться в бессонную ночь?
Свечи сгорели на треть, когда раздался стук в дверь. Эдгар подпрыгнул, выныривая из мыслей, и встретился взглядом с принцессой.
— Можно?
Странный вопрос, право слово. Она у себя дома, тогда как он — только гость. Эдгар поспешно выбрался из-за стола, поклонился.
— Рад видеть тебя.
А и вправду — рад. Он никогда не тяготился одиночеством, привыкнув едва ли не с рождения, но тех немногих, кого считал близкими, рад был видеть всегда. Эдгар на миг замер, осознав, что каким-то образом принцесса оказалась в их числе. Неожиданно и не сказать, чтобы приятно: у сильных мира сего друзей не бывает, есть лишь союзники.
Он указал на миску с фруктами.
— Угостишься?
Принцесса кивнула, опустилась на лавку. Подождала, пока Эдгар уберет со стола книгу. Взяла яблоко, из зимних, что становятся сладкими лишь полежав и набрав спелость, а хранятся до следующего урожая. Спохватилась:
— Садись. Я так и подумала, что будешь один сегодня. Боялась, правда, что спишь.
— Государыня, позволь спросить… как случилось, что ты не празднуешь вместе со всеми?
Она покрутила яблоко, аккуратно положила на стол, подняла голову.
— С кем? Отец уединился с… неважно. Фрейлины напились и попрыгали в постели. Были бы живы братья… впрочем они бы сейчас тоже… Здесь нет равных мне — не со слугами же пить.
— Я тоже не ровня.
— Ты живой. Не угодничаешь, и не цепенеешь от страха. Если мешаю, я уйду — не годится портить праздник подданным.
— Я не твой подданный, принцесса. — Хмыкнул Эдгар. — Так что можешь портить праздник, сколько захочешь.
Она как-то растерянно улыбнулась, снова завертела в руках несчастное яблоко. Эдгар застыл, осознав, что ей и вправду некуда пойти, остается только сидеть у себя в покоях, слушая, как за стенами веселятся другие. Сам он, в общем, был в таком же положении — но он-то выбрал добровольно, а ей в самом деле некуда деваться. Господи, до чего же нужно было довести девочку, чтобы она побежала искать утешения у учителя. Впрочем, будь он равным, она бы не пришла. Видел бы, как все, царственную особу, улыбающуюся, когда не гневается… и навевающую мысли об оживленных черным колдовством статуях без сердца. Как же хорошо, что он не равный.
— Не смотри так. — Сказала она. — Я заплачу, и потом никогда тебе не прощу.
Вот только этого не хватало. Нужно было что-то делать, и быстро. Прощу-не прощу, ерунда, девчонку жаль. Показная веселость не пройдет, фальшь почувствуют оба, получится еще хуже.
— Принцесса, скажи, у вас этой ночью тоже боятся выйти за порог, чтобы не стать жертвой невидимого зла, таящегося в ночи?
— Нет. — Удивилась она. — А у вас так?
— У носа из дома не высовывают.
— У нас… — она широко улыбнулась: — Точно! Жди, я сейчас!
Эдгар озадаченно посмотрел на хлопнувшую дверь, и сел ждать.
Принцесса вернулась спустя полчаса, нетвердо ступавшая служанка положила на лавку груду тряпья и вышла.
— Держи. — Талья бросила плащ, сделавший бы честь спятившему циркачу: на добротную основу были плотно нашиты разноцветные лоскутки. — А это мне.
— Государыня?
— Гулять пойдем. — Она распустила косу и начала старательно разлохмачивать волосы. — Жаль, сала нет… ладно, и так сойдет. Ну, чего стоишь столбом?
— Ты в своем уме?
— Нет, в чужом. — Хмыкнула она, выгребая пепел из камина — с того края, где отгоревшие угли успели остыть — и посыпая им и без того превратившуюся непонятно во что шевелюру. — Говорю же, гулять пойдем. Вино есть?
Эдгар молча подал кубок. Принцесса сделала несколько больших глотков, достала невесть откуда зеркало и внимательно глядя в полированную бронзу начала водить углем по лицу. Повторила:
— Чего стоишь? Собирайся, давай.
— Объясни, наконец. — взмолился Эдгар.
— Гулять пойдем. Пить не хочу, а вот песни горланить — в самый раз. — Она посмотрела на лицо ученого и рассмеялась. — Сегодня ряженые ходят по домам, поют песни и выпрашивают угощение.
Эдгар подумал о том, что более дурацкого обычая в жизни не встречал.
— Личин я не нашла, но обойдемся так. — Продолжала девушка. — Одевайся. Хотя нет, погоди, сперва разрисую. Нагнись.
Она встала на цыпочки, сосредоточенно глядя снизу вверх, прикоснулась углем к лицу. Смотреть на нее, серьезную, лохматую, перемазанную так, что знакомыми оставались только глаза было невозможно. Эдгар расхохотался.
— Перестань смеяться, мешаешь… ну вот, криво вышло.
— Прости. — Ученый честно попытался сделать серьезную физиономию и развеселился еще пуще.
— Да ну тебя… — она оставила, наконец, в покое лицо и принялась за волосы.
— Принцесса я же утром не отмою! — хорошо ей, чернявой, а на что потом будут похожи когда-то светлые пряди — подумать страшно. Не то, чтобы Эдгар сильно заботился о том, как выглядит, но это же не повод превращаться в пугало.
— Отмоешь. — Отмахнулась она. — Было бы что там мыть… У вас все мужчины так коротко стригутся?
— Знатные юноши носят длинные кудри. Но я простолюдин.
— А… ну вот, готово. Зеркало дать?
— Не надо. — Почти испугался Эдгар. — Еще потом ночью приснится.
Она рассмеялась, снова протянула разноцветный плащ, который ученый покорно накинул на плечи. Под грудой не пригодившегося тряпья нашлась трещотка и бубен.
— Слов ты, конечно, не знаешь… — проговорила принцесса, взяв трещотку. — Ну, тогда колоти и постарайся в ритм попасть, а петь буду я. Пойдем.
За дверью, как оказалось, ждали стражники. Нелепые разноцветные плащи на них почему-то не выглядели смешными, а разрисованные углем лица наводили на мысли об игре света и тени, просвечивающих сквозь ветви лунных бликах. Пожалуй, встань среди ночного кустарника — любой пройдет в шаге, не заметив. И все трое были совершенно трезвы, ни намека на запах хмельного.
— Снег! — воскликнула принцесса, когда они оказались на улице. — Надо же!
— Век бы его не видать. — Буркнул Эдгар. Эко чудо, замерзшая вода с неба падает. Ученый готов бы полюбить эту страну хотя бы за теплые зимы.
— Ничего ты не понимаешь. — Отрезала девушка.
И вправду, куда ему. Здорово, конечно, лететь на санях с горы или кидаться снежками. Когда есть теплая одежда, а в доме вдосталь дров для того, чтобы не сидеть носом в камин, завернувшись в одеяло. Впрочем, принцессе об этом знать незачем.
За ворота дворца вышли пешком. Эдгар отчаянно гнал от себя стыд — если уж принцесса незнамо на кого похожа, то и ему не грех. Но по-настоящему отлегло от сердца, когда он увидел на улицах города таких же ряженых, с факелами, смеющихся и голосящих на все лады. Назвать это пением устыдился бы даже самый никчемный из менестрелей. Во всех домах были раскрыты ставни, а в окнах горел свет. То и дело открывались двери, смех летел со всех сторон и Эдгар не заметил, как развеселился сам. Настроения не портили даже то и дело попадавшиеся парочки, не стеснявшиеся обниматься, а то и целоваться прилюдно. Да что, в конце концов, взять с этого Белона? Как он сам сказал когда-то? Варвары, погрязшие в разврате? Ученого обожгло стыдом. Нет, он так и не примирился со всеми здешними обычаями, но слава богу, хватило ума понять, что на самом деле они далеко не так просты и однозначны, как казалось когда-то.