Страница 46 из 67
Он одернул себя: перед собой-то зачем притворяться? Первослужители двести лет назад — может, и верили. И сокровища копили, чтобы с их помощью на весь мир распространить свое учение. А они? Зачем приумножают? По привычке?
Вон белые у красных эшелон с золотом угнали. Эшелон! И что, жизнь остановилась? Или красные слабее стали? Пояса подтянули, а там — ещё нароют!
Что можно купить на сокровища солнцепоклонников? Город? Небольшую страну, вроде Голландии или Норвегии? Или что-нибудь небольшое, но пониже экватора, колониальное, африканское… Он горько рассмеялся. Талантливый англичанин Редьярд Киплинг в своей "Книге джунглей" вывел его образ: старый змей, без зубов и яда, сторожащий сокровища погибшего города!
Пока зеленоглазая в руках Адониса, он может не беспокоиться о судьбе Аралхамада, но, увы, все проходит. Завтра она ему надоест, как и все до нее, и получай всемогущий ещё одну головную боль! Как раньше все было хорошо. Месяц сменялся месяцем, ритуал — ритуалом. Для сокровищницы недавно пришлось прорыть дополнительную залу, предыдущая стала мала. Да теперь придется посылать слуг в экспедицию — надо же сбывать добытое в обмен на деньги, деньги на продукты: ещё немного — и придется трогать неприкосновенный запас…
— Нет ничего хуже смутного времени! — вздохнул Саттар-ака; но то были все, как говорится, временные трудности, их и раньше в истории Аралхамада было предостаточно, но до сих пор ни одна не грозила ему гибелью.
Еще один момент смущал всемогущего мага: ни разу прежде Аралу не приносили в жертву женщин. Таков закон: Бог нуждается в мужской крови, так было из года в год. И если Арал не примет женщину-жертву, то он так же уничтожит Аралхамад, как это сделала бы она.
Думай, маг, думай! Но ничего на ум не приходило. Надо будет посоветоваться с Адонисом, он её уже изучил. Должны же быть у этой женщины уязвимые места! Может, просто убить ее? Наверно, она угрозу сразу почувствует и примет меры. Живучая необыкновенно!
Другая бы месяца два после такого в постели провалялась, а эта через десять дней расхаживает по всему Аралхамаду, да ещё любви предается, для чего силы нужны немалые. Учитывая Адонисову ненасытность…
Алька услышал, как большие часы из зала собраний пробили пять раз. Сейчас начнут подниматься повара. Те, что готовят для посвященных и для Терема, те, что готовят для разного рода мастеровых и те, что готовят для рабов. Последним особо разнообразить меню не приходится. А встают рано, потому что через час объявят подъем для рудокопов нижних этажей. Тех, что работают в самих тяжелых условиях. Тех, что не пожелали склонить головы перед великой властью Арала. Непокорных, провинившихся, тех, что не выполняли норму, лентяев всех мастей — словом, всякую шушеру. Так считали послушники, которые никогда не общались с низшими и не спускались в их камеры. Надзор за ними осуществляли те же пленники, но заслужившие у властей Аралхамада повышение за свое рвение к работе. Они тем старательнее выражали это рвение, что могли получить повышение — выйти в мастеровые: повара, сапожники, уборщики и прочую прислугу, уже пользующуюся определенными привилегиями, как то лучшая еда и даже возможность иметь семью. После двадцати пяти лет девушки Терема все ещё не теряли своей привлекательности и способности к деторождению, так что, если повезет, можно было рассчитывать на жену-красотку, детишек и приличную еду…
Религия солнцепоклонников отличалась некоторыми запретами для посвятивших себя её служению. Женщин разрешалось любить, но нельзя было иметь семью. Разрешалось любить вкусную еду, носить драгоценности — любовь к ним даже поощрялась, ибо имеющий их в достаточном количестве отличался от сотоварищей, как Георгиевский кавалер от солдат, не имеющих воинских наград. Драгоценностями одарялся всякий, оказавший ту или иную услугу Аралхамаду. Таких посвященных всемогущий маг одаривал самолично; особо отличившийся мог выбрать драгоценность прямо в сокровищнице.
Посвященные друг другу не завидовали, но к полезным деяниям стремились. Сокровища давали человеку ощущение свободы и собственной значимости. Когда солнцепоклонник умирал, заработанные им драгоценности возвращались в сокровищницу.
За двести лет существования случаев воровства из сокровищницы не отмечалось. Правда, и количество своих богатств солнцепоклонники знали лишь приблизительно. Вначале их считали скрупулезно. Была даже такая обязанность — хранитель сокровищ, который вел им строгий учет. Но зачем учитывать то, что лежит почти без движения? То есть за поступление спрашивали строго вырабатывать рабы должны были не меньше установленной нормы, а дальше…
У каждого из посвященных была своя шкатулка и каждый мог одарить её содержимым любимую женщину, как считал нужным. Тем более что после её смерти все возвращалось к хозяину, а после его ухода в мир иной — опять в сокровищницу. Этакий блестящий самообман.
Алимгафар впервые подумал об этом и удивился, что раньше ничего подобного ему и в голову не приходило. Он восхищался лишь щедростью всемогущего. Может, потому что прежде свобода не вставала перед ним так отчетливо. И никогда прежде он не думал о том, что подарить своей первой девушке в ночь посвящения его в мужчины.
Недавно, когда он опускался в сокровищницу с магом — им предстояло взять золото и необработанные алмазы, чтобы обменять на действующую в России денежную валюту, — Саттар-ака, обводя руками полки, на которых грудами были навалены женские украшения, сказал:
— Ты сможешь взять для подарка девушке, которая первой подарит тебе минуты блаженства, любое приглянувшееся украшение!
Кое-где по коридору, которым они спускались в сокровищницу, встречались человеческие кости и черепа. Всемогущий уже давно не обращал на них внимания, а Алимгафару всегда при взгляде на них становилось не по себе. Как-то он предложил:
— Саттар-ака, может, распорядитесь, и их уберут?
Всемогущий посмотрел на него как на несмышленыша, даже с некоторым сожалением за его непонимание.
— Кости всегда здесь лежали и будут лежать. Как напоминание!
— Об этих людях?
— Нет, о людской жадности и глупости, которая так невысоко ценит великий дар — свою собственную жизнь. Все они стремились сюда. Для чего? Взять то, что им не принадлежит. Золото ослепило их, а камни лишили разума — нельзя украсть у Бога!
Когда Алимгафар был гораздо младше, он как-то спросил у мага, который тогда ещё был посвященным шестой ступени:
— Все, кто здесь живет, любят Арала?
— Увы, не все постигают и принимают истинную веру!
— Почему же они отсюда не уходят?
— Не могут. Аралхамад — это навсегда!
Подросток все же не мог поверить такому категорическому утверждению.
— А если они очень постараются?
— Все равно щит их не пустит.
Вместо щита Алька представил себе решетку с зубьями, которая поднимается и опускается по необходимости.
— Этот щит — металлический?
— Щит магический! И в том, Алимгафар, его необычность, что щит невидимый. А поставлен он был двести лет назад великим магом Валтасаром.
Саттар-ака не видел ничего необычного в том, что мальчишка любопытен. На то он и мальчишка, и охотно рассказывал ему обо всем. Обо всем, о чем можно было рассказывать.
— Щит, друг мой, невидим глазу… как туман. Нет, скорее, как ядовитый газ, что стелется над болотами. А ещё точнее, как сон: его вроде нет, но он есть…
Всемогущий рассмеялся над собственными неуклюжими сравнениями.
— Каждый человек, который вступает на территорию щита, теряет себя. Теряет свое "я". Он перестает думать, соображать, ему не хватает воздуха и жуткий страх овладевает им. Некоторые от этого страха умирают на месте. Другие теряют сознание. Их потом вытаскивают слуги Арала. Но наказание для ослушников одно: нижний этаж, колодки, жизнь, которую охотно меняют на смерть. На жертвенном алтаре.
— Неужели никто никогда сквозь щит не прорывался?
— Никто. Некоторым удавалось выйти, когда щит снят, но таких слуги Арала, специально обученные поиску, всегда находили. А у беглецов, покинувших Аралхамад, участь одна — смерть!