Страница 47 из 67
Алька содрогнулся. Выходило, что прав Саттар-ака. Теперь, повзрослев, он знал, что побегов не было так давно, что выходящие на дежурство у щита относились к своим обязанностям не слишком дотошно. Всемогущий получил от своих предшественников целую систему, позволяющую скрывать от младших посвященных время, когда защита барьера снята. Посвященные узнавали о своем дежурстве обычно в самый последний момент, но и тогда не знали, в какой из четырех часов их бдения защита барьера снята. Более того, часто дежурство было просто отвлекающим, то есть щит был закрыт, а посвященным позволялось думать, что в какой-то час он может быть и открыт. Кроме того, маг мог и подстраховывать дежурных ещё одним караулом, но в другом месте. Словом, это было так сложно, что ни у кого просто не возникало желания эту систему определять. Тем более что на дежурство разрешалось брать кости, еду, а кое-кто для таких целей заначивал вино, так что бдение было необременительным и позволяло неплохо провести время и даже свободно поболтать, потому что подслушивать здесь или подсматривать было просто неоткуда.
В тот день, когда на курьеров Аралхамада напала уфимская милиция, маг сообщил Алимгафару время открытия коридора для обратного пути. Прежде о том знали лишь его сопровождающие. Как чувствовал! Или ощущал своим "третьим глазом": может произойти неладное…
Сейчас Алимгафар еле дождался времени, когда он смог подняться и, не привлекая внимания, позвать Батю для помощи в кухонных работах.
— Молодец, сынок, — торжествовал тот, толкая перед собой тачку с углем для топки печей. — Мы уйдем отсюда так, что ни одна собака нас не найдет, поверь старому следопыту!.. Осталась самая малость…
Алимгафар похолодел. Он чувствовал, что Батя-таки решится на опасное предприятие.
— Батя, разве не о свободе ты мечтал все эти годы? — проговорил он тоскливо. — Чего тебе ещё надо?!
— Сокровищ! — оскалил зубы бывший контрабандист. — Неужели я потерял пять лет жизни лишь для того, чтобы уйти отсюда голым и босым?
— Но ты же говорил, что у тебя кое-что припрятано.
— Кое-что — этого мало! Мало для того, чтобы забыть весь этот подземный ужас! Они должны сполна заплатить мне за все… Ты подробно рассказал, каких мест касается всемогущий, спускаясь в сокровищницу. Я их заучил и теперь с закрытыми глазами смогу пройти по его следам.
— А если я чего-то не заметил? Сокровищница начинена ловушками! Не туда наступишь, не того коснешься — ты покойник!
— Не дрейфь, сынок, что уж ты хоронить меня собрался? Мы ещё поживем с тобой красивой жизнью…
— Я пойду с тобой! — твердо сказал Алимгафар.
— Еще чего, поговори у меня! Не посмотрю, что здоровый вымахал! Двое на узкой тропе будут лишь мешать друг другу. А если тебя хватятся? И не думай. В случае чего делай вид, что ты ничего не знаешь!
— Батя!
— Тебе завещаю: все равно уходи отсюда! Негоже христианину жить в этом вертепе. Ради меня ты должен жить среди людей своей веры!
ГЛАВА 17
— Господи, какая хорошенькая девочка! — всплеснула руками Евдокия Петровна. — Прямо ангелочек! Где вы её нашли, Катерина Остаповна?
— Это — дочь моей подруги, Оленька. Она пока поживет у нас, я вам потом все расскажу.
Олю привели в комнату к Павлику, и теперь она чинно сидела на краю маленького диванчика, сжимая в руках любимую куклу. Мальчик смотрел на неё во все глаза: таких красивых девочек ему случалось видеть только на картинке. Она сразу затмила собой все его игрушки, даже крокодила, даже огромного надувного слона — дедушка надувал его так долго! Слон был почти как настоящий. Но девочка была лучше, это Павлик решил сразу. Он даже подумал, что с удовольствием женился бы на ней, а мама, так и быть, пусть остается папиной женой!
— Как тебя звать? — почтительно спросил он. Девочка внимательно посмотрела на него, но не сказала ни слова. "Она, наверное, не русская", подумал мальчик и спросил по-английски:
— Вот из ё нейм? [16]
— Же не парль па, [17] — сказала на всякий случай Оля; её мама, в отличие от мамы-Гапоненко, не ставила себе целью учить ребенка многим языкам — разве что французскому… Но тут вошла мама Павлика.
— Вы уже познакомились? — спросила она.
— Нет, — с досадой ответил ребенок, — оказывается, она француженка, а я ещё не успел по-французски спросить, как её зовут.
— Ты ошибся, сынок, она не француженка, — улыбнулась Катерина. — Она такая же русская, как и ты, её звать Оля. А это мой сын Павел. Оленька, ты не хочешь подать ему руку?
Оля подала мальчику руку, но не так, как подают дети, лодочкой, а так, как обычно её мама протягивала мужчинам руку для поцелуя.
"Ах ты, маленькая обезьянка!" — подумала Катерина и отвернулась, чтобы скрыть улыбку. Надо сказать, что её сын не ударил в грязь лицом. Он поднес к губам маленькую ручку и звонко чмокнул. Раз они все равно собираются пожениться, он должен привыкать.
Так в дом Гапоненко вошла Оля Романова. Вернувшийся поздно вечером Дмитрий отнесся вполне спокойно к тому, что девочка поживет пока у них.
— Я не возражаю. — сказал он, — не объест! Ты хотела дочку, вот и воспитывай, пока мать не объявится.
Года два назад Катерина заводила разговор о том, что неплохо бы "купить" ещё одного ребенка — Пашке нужен братик или сестричка.
— Лучше бы, конечно, сестричку, — добавляла она, — а то я среди вас, мужиков, и вовсе затоскую.
Но он убедил её, что время сейчас тревожное и хотя война заканчивается, уверенности в завтрашнем дне маловато.
Через два дня после появления в доме Оли они опять сидели поздно вечером на кухне. Дмитрий, как обычно, жевал ужин, а Катерина рассказывала о последних событиях. Она сходила в цирк и поговорила с артистами, вернувшимися из роковой гастрольной поездки.
Пожар нанес труппе огромный ущерб: из циркового имущества почти ничего не осталось. Кроме того, не досчитались троих артистов. Как назло, основной удар пришелся на участников аттракциона "Амазонки революции". Одна из его участниц лишилась сразу и младшей сестры, и любимого человека. Она-то и утверждала, что какой-то юноша унес Романову на руках, но потом её никто больше не видел.
— Пропала, говоришь? — переспросил Дмитрий, рассеянно слушая рассказ жены.
— Как в воду канула, — подтвердила Катерина.
— Это интересно, — задумчиво проговорил он, глядя перед собой и тут же спохватился. — То есть я хочу сказать, что её, видимо, никто и не пробовал искать? Просто решили, что она погибла и все… А если её действительно нет в живых?
— Мне кажется, тогда Олю нам с тобой нужно будет удочерить, — с вызовом сказала Катерина.
— Хорошо-хорошо, я и не думал возражать, чего это ты сразу иголки выставила? — удивился он. — Или подозреваешь меня в скупости?
— За пять лет ничего подобного не заметила, — облегченно улыбнулась Катерина.
— Спасибо за ужин, — проговорил Дмитрий, поднимаясь из-за стола, но не стал переодеваться в свой любимый халат, а наоборот, начал собираться, как если бы куда-то уходил.
— Уходишь? — изумилась Катерина. — На ночь глядя?
— Надо, Катя, не шуми. Ты лучше теплое белье мне найди, свитер потолще, ботинки, шерстяные носки. Мне, возможно, на морозе поторчать придется, а обморожение в мои планы никак не входит.
Больше он ничего объяснять не стал, а Катерина и не спрашивала. Возможно, другая и допрос с пристрастием бы учинила: что это за дела такие ночью? Но она считала, что супруги должны друг другу доверять. По крайней мере, пока один из них не дал другому повод в нем усомниться…
Катерина вспомнила свои берлинские похождения и покраснела: какое право она теперь имела о чем-то мужа спрашивать? Чего-то от него требовать? Он ведь её ни о чем не спросил. Небрежно только поинтересовался:
— Как прошла поездка, нормально?
16
Как ваше имя? (англ.)
17
Не понимаю (фр.)