Страница 7 из 95
— Довольна? — произнес чужак.
Но Мэдди охватило невероятное волнение.
— Что это? — спросила она. — Откуда это у тебя? Это синиль? Это татуировка? Ты с ней родился? Такие есть у всех чужаков?
Он наградил ее слабой сухой улыбкой.
— Мама никогда не говорила тебе, что любопытной Варваре на базаре нос оторвали?
— Мама умерла, когда я родилась.
— Понятно. Как тебя зовут?
— Мэдди. А тебя?
— Можешь звать меня Одноглазым, — разрешил он.
И тогда Мэдди разжала кулачок, все еще грязный после того, как она взобралась на большой бук, и показала чужаку руинную метку на своей ладони.
На мгновение его здоровый глаз широко распахнулся под полями шляпы. Руинная метка на ладошке Мэдди проступила сильнее, чем обычно, по-прежнему ржавая, но по краям пылающая ярко-оранжевым. Мэдди чувствовала, как она горит — покалывает, не неприятно, но вполне отчетливо, как если бы она схватила что-то горячее несколько минут назад.
Одноглазый долго смотрел на нее.
— Ты знаешь, что это такое, девочка?
— Ведьмина руина, — поспешно откликнулась Мэдди. — Сестра считает, мне надо носить перчатки.
Одноглазый сплюнул.
— «Ведьмина» рифмуется с «вредина». Грязное слово для грязных умов. К тому же никакая это не ведьмина руина. Это ведьмина руна: рунная метка Горящих.
— Горячих? — переспросила заинтригованная Мэдди.
— Не горячих, а Горящих. Это руна. — Одноглазый пристально посмотрел на нее. — Эта твоя метка… ты знаешь, что это такое?
— Нат Парсон говорит, это метка дьявола.
— Чушь собачья, — отрезал Одноглазый.
Мэдди разрывалась между вполне естественной боязнью кощунства и глубоким уважением к человеку, осмелившемуся назвать пасторские слова собачьей чушью.
— Послушай, девочка, — продолжал он, — у твоего Ната Парсона есть все причины бояться этой метки. Да и завидовать тоже.
Он снова изучил узор на ладошке Мэдди, с интересом и, как показалось Мэдди, с какой-то тоской.
— Забавная штука, — наконец произнес Одноглазый. — Вот уж не думал увидеть здесь такую.
— Но что это? — спросила Мэдди. — Если в Книге написана неправда…
— О, в Книге есть правда. — Одноглазый пожал плечами. — Но она глубоко похоронена под легендами и ложью. Та война, например…
— Бедствие, — услужливо подсказала Мэдди.
— Да, если тебе угодно, или Рагнарёк. Помни: книги по истории пишут победители, а проигравшим достаются отбросы. Если бы боги победили…
— Боги?
— Их еще называют асами. Что ж, если бы они выиграли ту войну — а дело к этому шло, имей в виду, — то Древний век не кончился бы и твоя Хорошая Книга стала бы совсем другой, а может, и вовсе не была бы написана.
Мэдди тут же навострила уши.
— Древний век? В смысле, до Бедствия?
Одноглазый засмеялся и повторил:
— Да, если тебе угодно. До Бедствия правил Порядок. Асы поддерживали его, хочешь — верь, хочешь — нет, хотя в те годы среди них не было провидцев, а хранителями огня были ваны, что пришли из-за границ Хаоса, — вы, люди, называете их фейри.
— Огня? — повторила Мэдди, думая об отцовской кузнице.
— Чар. Глам-сини, как они называли чары метателей рун, магию оборотней. Ими владели ваны и дети Хаоса. Асы овладели ими лишь позже.
— Как? — спросила Мэдди.
— Хитростью. И воровством, конечно. Они украли их и переделали миры. Но сила рун была такова, что даже после Зимней войны огонь затаился под землей, ведь огонь может спать недели, месяцы… годы. До сих пор он иногда вспыхивает вновь — в живом существе, в ребенке…
— Во мне? — догадалась Мэдди.
— Много же радости он тебе принесет!
Одноглазый опять отвернулся, нахмурился и, казалось, снова углубился в свою книгу.
Но Мэдди было слишком интересно, чтобы она позволила Одноглазому замолчать. До сих пор она слышала только обрывки сказок и запутанные версии из Книги Бедствия, в которых асы упоминались исключительно в предупреждениях о демонических силах или в попытках высмеять давно умерших плутов, которые называли себя богами.
— А откуда ты знаешь эти истории? — спросила Мэдди.
Чужак улыбнулся.
— Я в некотором роде собиратель.
Сердце Мэдди забилось сильнее при мысли о человеке, который может собирать сказки подобно тому, как другие собирают перочинные ножики, бабочек или камни.
— Расскажи мне еще, — взмолилась она. — Расскажи мне об асах.
— Я сказал «собиратель», а не «сказитель».
Но отделаться от Мэдди было не так-то просто.
— Что с ними случилось? — продолжала девочка. — Они все умерли? Безымянный загнал их в Черную крепость, к змеям и демонам?
— Так вот что они говорят?
— Нат Парсон это говорит.
Одноглазый презрительно хмыкнул.
— Кто-то умер, кто-то исчез, кто-то пал, кто-то пропал. Явились новые боги, более уместные в новом веке, а старые были забыты. Возможно, это доказывает, что они вовсе и не были богами.
— Тогда кем они были?
— Они были асами. Что еще тебе нужно?
Он вновь отвернулся, но на этот раз Мэдди вцепилась в него.
— Расскажи мне еще об асах!
— Нечего больше рассказывать, — отрезал Одноглазый. — Есть я. Есть ты. И наши родичи под холмом. Осадок на дне бутылки — вот кто мы такие, малышка. А вино давно выпили.
— Родичи, — задумчиво повторила Мэдди. — Значит, мы с тобой тоже родичи.
Это была удивительно привлекательная мысль: выходит, Мэдди и Одноглазый оба принадлежат к одному и тому же тайному племени, к бродячему народу, оба они заклеймены огнем фейри…
— Ах, научи меня, как этим пользоваться, — взмолилась Мэдди, протягивая ладошку. — Я знаю, я могу. Я хочу научиться…
Но Одноглазый потерял последнее терпение. Он захлопнул книгу и встал, отряхивая травинки с плаща.
— Я не учитель, детка. Иди поиграй с друзьями, оставь меня одного.
— У меня нет друзей, чужак, — ответила она. — Научи меня.
Одноглазый терпеть не мог детей. Без малейшей симпатии он уставился на неряшливую девчонку с рунной меткой на ладони и задумался, как так вышло, что он позволил ей втянуть себя в этот разговор. Он старел — не в этом ли дело? — старел и становился сентиментальным, а это для него смерти подобно… можно подумать, руны еще не поведали ему обо всем. В прошлый раз выпала руна Мадр, Люди, крест-накрест легла Турис, Колючая, и, наконец, Хагал, Разрушительница, и если это не предостережение насчет того, что нельзя останавливаться, то…
— Научи меня, — попросила малышка.
— Оставь меня в покое!
Он большими шагами направился вниз по склону холма, а Мэдди побежала за ним.
— Научи меня.
— Нет.
— Научи меня.
— Отвяжись!
— Научи меня.
— О боги!
Одноглазый сердито фыркнул и рунным знаком раздвинул два пальца на левой руке. Мэдди показалось, что она увидела меж его пальцев проблеск голубого огня, всего лишь искру, словно свет вспыхнул на кольце или драгоценном камне. Но у Одноглазого не было ни колец, ни камней…
Не раздумывая, девочка подняла руку навстречу искре и отразила ее. Искра вернулась обратно к чужаку со звуком, похожим на треск взлетающей шутихи.[2]
Одноглазый вздрогнул.
— Кто тебя этому научил?
— Никто, — удивленно ответила Мэдди.
Ее рунная метка стала непривычно теплой и вновь сменила цвет — со ржаво-коричневого на золотой, как глаз тигра.
Минуту или две Одноглазый молчал. Он смотрел на свою руку и сгибал пальцы, пульсирующие словно от ожога. Потом он с новым любопытством взглянул на Мэдди.
— Научи меня, — повторила девочка.
Повисла долгая пауза. Затем Одноглазый произнес:
— Тебе придется постараться. У меня не было ученика, а тем более ученицы, с очень давних пор — я уже и не припомню с каких.
Мэдди спрятала усмешку за завесой спутанных волос.
2
Шутиха — устройство для фейерверка.