Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 60 из 75

— Я зайду. Очень скоро.

— Не надо. Я уже поняла, что у вас каменное сердце, — громко засмеялась О-Рин. Проходившие мимо люди в недоумении оглянулись на нее. — Это шутка. На самом деле я уезжаю в Камигату.

— В Камигату? — удивленно спросил Матахатиро. — Зачем?

— Работа. Та, другая работа… не музыку преподавать. С ронинами Асано я закончила, и теперь — новое задание…

Матахатиро молча смотрел на О-Рин. Он видел перед собой усталую женщину, которая отчего-то вынуждена заниматься таким бессердечным и жестоким делом. Внезапно О-Рин наклонилась к Матахатиро и прошептала:

— Но когда я вернусь, мы ведь встретимся, правда?

— Обязательно встретимся, — пообещал Матахатиро. Похоже, что именно такого ответа О-Рин и ждала. Она слегка поклонилась и засеменила прочь. Прислонившись к перилам моста, Матахатиро долго наблюдал за ее изящной фигуркой, пока она не затерялась в толпе прохожих, которые как всегда под конец года суетились и куда-то спешили.

Матахатиро хотелось догнать О-Рин, но он сдержался. Ни к чему это, подумал он, чувствуя, как его грудь наполняется тяжелой непреходящей тоской.

ЗА ДЕНЬ ДО ШТУРМА

1

«Надо что-то делать», — в который уже раз подумал Матахатиро, но даже не пошевелился, лежа в постели под одеялом и уставившись потухшим взглядом в закопченный потолок.

И вправду надо было что-то делать. Проснувшись утром, он похлебал жидкой рисовой кашицы, однако про обед снова пришлось забыть. Так, без обеда, он и жил уже третий день.

Запасы риса и угля подошли к концу. Разумеется, денег для пополнения этих запасов у него тоже не было. Когда нет ни еды, ни огня для обогрева, остается только спать. Правда, на этот раз он решил, пока на улице еще совсем не стемнело, сходить в контору к Сагамии. Потому и повторял себе ежеминутно, что надо что-то делать. По его расчетам уже должен был миновать час Овна.

«Хотя, наверное, опять только силы зря потрачу», — подумал Матахатиро, беспокойно ерзая в постели. От голода и холода, казалось, даже мысли в голове скукоживаются и усыхают. За последние десять дней он уже не раз приходил к Сагамии, но у того не было никакой, даже самой завалящей работы. Обычно под конец года спрос на работников, готовых трудиться за небольшую поденную плату, увеличивался, но только к конторе Сагамии это не имело никакого отношения — там, как ни зайдешь, царило такое затишье, будто на календаре было третье число первой новогодней луны.

Каждый раз, когда Матахатиро приходилось обувать стоптанные варадзи и таскать корзины с землей, он думал, что это и есть самое дно, ниже которого не упасть. Но сейчас, когда работы вообще не стало, даже бытность свою носильщиком он вспоминал с какой-то теплотой.

«Нет, надо что-то делать», — теперь уже вслух повторил Матахатиро и, отбросив одеяло, встал. Он натянул старые дырявые таби, прицепил на пояс меч и предстал порядком пообносившимся, полунищим ронином.

Заглянув на кухню, он отпил из черпака воды и ощутил, как ледяная влага прокатывается через горло прямо в желудок. Затем он подошел к кадке для риса, что стояла в углу кухни, и поводил рукой по дну, собирая разбросанные зерна.

«Пожалуй, еще раза на два хватит», — прикинул он про себя. В его случае это означало еще две порции жидкой рисовой каши. Положение становилось угрожающим. Наполнявший комнату морозный воздух только усиливал ощущение безысходности.





Можно было, конечно, взять рису взаймы у соседей. Они уважали Матахатиро и вполне доверяли, но, во-первых, он старался их доверием не злоупотреблять, а во-вторых, он мог брать что-то взаймы, лишь твердо зная, когда и как он будет это отдавать. Матахатиро считал, что просить в долг, не будучи уверенным, что отдашь, сродни мошенничеству, и такие поступки не красят человека, к которому все соседи почтительно обращаются не иначе как «сударь».

Выйдя на улицу, он сразу почувствовал обжигающий холод. Пепельного цвета морозная пелена повисла над Эдо, угрожая в любой момент обрушиться на город мириадами снежинок. Тропинка между трущобами была безлюдна, не видно было даже детей, которые обычно наполняли двор веселым гамом.

«Вот и декабрь наступил», — подумал Матахатиро, еще больше мрачнея. Это был третий новый год, который он встретит в Эдо.

Матахатиро бежал в Эдо, потому что узнал о планах злоумышленников, задумавших убить князя. Во главе заговора стоял управляющий замком старший самурай Танго Отоми. Последовавшие за этим события довели Матахатиро до убийства Кидзаэмона Хиранумы, отца его невесты. Матахатиро выбрал Эдо безо всякого умысла. Просто ему показалось, что здесь он скорее сможет найти себе временное убежище.

В череде бессмысленных дней его постоянно терзало беспокойство о судьбе старой бабки, которую он бросил в полном одиночестве, и, конечно, о его невесте Юки. Матахатиро не переставал думать о том, что когда-нибудь Юки появится перед дверью его дома, и тогда, наконец, будет поставлена точка в его жалком существовании, главной целью которого стала лишь добыча пропитания. Он уже решил, что если Юки явится, чтобы отомстить за своего отца, то он безропотно примет смерть от ее руки.

Готовность принести себя в жертву объяснялась острой жалостью, которую он испытывал к Юки. Как еще могла эта несчастная девушка, в детском возрасте потерявшая мать, отомстить человеку, который отнял у нее и отца? Как еще могла она расквитаться за поруганную честь бывшей невесты, думал Матахатиро, не без оснований полагая, что их помолвка с Юки была расторгнута в тот момент, когда его меч обрушился на Хирануму.

Но до этого дня следовало еще дожить. Потому-то во всех смертельных схватках с убийцами, подсылаемыми Танго Отоми, у Матахатиро была одна задача — не погибнуть раньше срока.

Однако по прошествии некоторого времени Матахатиро почувствовал, что устал постоянно быть настороже. Иногда он и вовсе переставал думать о том, что в любой момент может повстречаться с убийцей, а в иные дни вдруг ловил себя на мысли, что уже не может в точности вспомнить, как выглядела Юки — настолько призрачным и расплывчатым становился ее образ.

Размышляя о том, как долго это все может продолжаться, Матахатиро неторопливо шел по улице. Он чувствовал себя вконец обессилевшим. И не только из-за того, что был голоден. Усталость прочно поселилась в его сердце.

Свернув перед Курамаэ на тракт Сэндзюкайдо, он подивился тому, как много народу высыпало на эту обычно тихую улицу. В движениях проходящих мимо людей чувствовалась та особая озабоченность, какая бывает только в последний лунный месяц уходящего года. Матахатиро с тоской взирал на уличную суету.

От ворот Асакуса он дошел до квартала Хасимото в районе Канда, где находилась контора Китидзо. Подойдя к двери, Матахатиро услышал доносящийся изнутри голос Гэндаю Хосои. Голос звучал резко и грубо, как будто Хосоя кого-то бранил.

2

Как только Матахатиро открыл дверь, Китидзо и Хосоя, как по команде, замолчали и уставились на него. На лице Хосои по-прежнему красовалась густая борода, придававшая его облику силу и мужественность, хотя в целом было заметно, что он тоже порядком изможден.

Весной Хосое удалось устроиться телохранителем в публичный дом, который находился в районе Фукагава. Тогда он сумел не только заработать денег, но и прекрасно провести время в окружении хорошеньких девушек, не чураясь ни пьянства, ни разврата. Правда, после этого фортуна повернулась к нему спиной, и сейчас его сумрачный, усталый вид говорил о том, что до сего момента хорошей работы у него не было.

— Как хорошо, что вы пришли, господин Аоэ, — сказал Китидзо, с беспокойством взирая на Матахатиро. — Вы неважно выглядите. Что случилось?

— Я уже третий день без обеда. Утром и вечером — каша. С чего бы мне хорошо выглядеть?

— М-м, вот оно что… — сочувственно прошептал Хосоя, но тут же, словно проблемы Матахатиро его больше не волновали, повернулся к Китидзо и продолжил прерванный разговор: — Так что даже заговаривать со мной об этом больше не смей! Мне, конечно, деньги позарез нужны, но на такое я пойти не могу. Есть у тебя другая работа?