Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 53 из 87

А позже, когда уже и дом натоплен к ночи, и все уже угомонились, выйдешь на не застекленную терраску, сядешь на ступеньки и, закинув голову вверх, отыскиваешь на иссиня-черном безлунном небе знакомые звездочки: вон Орион, вон Стожары, вон Волосы Вероники, вон Лебедь… Уж про Медведиц и не упоминаю, они первые в глаза лезут.

Моменты этой, начальной поры осени, незабываемы и как-то удивительно неизбывно грустны. Какое-то чувство, похожее на ожидание момента расставания с хорошим другом, уезжающим куда-то за тридевять земель, надолго, на год, на два, а может, и навсегда… И вот никак не можешь вдосталь наговориться, насмотреться на него…

Потом наступает пора нудных проливных дождей, то назойливо моросящих без перерыва, кажется, что днями, то вдруг ливень такой, что хоть потопа жди. Но такие дожди обычно коротки. Чем-то они даже похожи на летние грозы, но в летней грозе присутствует какая-то пьянящая атмосфера шаманского танца, какая-то волнующая, хотя временами и грозная радость жизни. А здесь свинцовое небо выливает на тебя неусмиримые потоки воды, как бы говоря, что лучше тот моросящий дождь, чем я, все разрушающий и все потопляющий…

Но проходит и это… Прав был Царь Соломон, сказавший "Пройдет и это". Невелика мудрость, конечно, да вот сформулирована красиво!

И вот уже у красавицы осени поутру там и

сям появляются заиндевевшие прядочки, которые, правда, легко пропадают с первыми же лучами уже не такого жаркого солнца. Но время идет, и вот уже снежная седина покрывает осеннюю землю, она не тает за день, поскольку холодный ветер сдул покров теплого воздуха, защищавшего землю. Снежные пряди эти лежат еще не везде, да и те, что легли, за два-три солнечных дня все же сходят на нет. Но дни все короче, все меньше спасительного тепла достается Земле…

Прошло и это… Прощай, осень!

Да, цвела весна рассветом,

Но прошло, прошло всё это…

Жило в пышных красках лета,

Но прошло, прошло всё это…

Лист янтарный гонит ветром.

Но пройдет, пройдет и это…

В этом мире все не вечно.

Только время бесконечно.

Михаил. 1947, 9 октября

Прямо, как в шестнадцать лет! Чувствую, что мне не

хватает любви! Правда, чисто плотская любовь, как и всегда, мне мало интересна: без истинной духовной связи эти чисто животные "случки" меня не интересуют. Утолить "половой голод"? Разве что! Но это дело нехитрое… После того, как наши отношения с Катериной сломались все мои принципы дали трещину. Я уже дважды "грешил" с молоденькими женщинами-лаборантками из нашей академии. Они как почувствовали, что у меня что-то неладно дома! Но я сразу говорю, чтобы никаких планов на мой счет не строили: я и разводиться не собираюсь, да и даже если, то уж второй раз не женюсь: спасибо!

Ведь и Олечка пыталась мною овладеть, хотя делала она все искренне, почти по-детски. Попросила она меня как- то проводить до метро "Динамо", я согласился — это недалеко. Дошли до Северного входа, почему-то пошли дальше, дошли до касс кинотеатра "Динамо". Она и говорит: "Миш, пойдем на восьмичасовой? Кино, говорят, хорошее, трофейное". — "Не могу. Мне домой надо, Оля".

Прошли мимо касс, она меня держит под руку и поворачивает в динамовский парк. Вошли, пошли по

аллейкам, потом сели под кустом сирени или акации на скамеечку. И тут она разрыдалась, говорила сбивчиво, ее лицо было близко-близко, а огромные глазищи смотрели на меня умоляюще и жалобно. Она захлебываясь скороговоркой выпалила, что она меня любит, что ей хорошо со мной, потому что я умный, сильный и справедливый…

Я ее успокоил, как ребенка, стал говорить, что я совсем не сильный, просто жизнь у меня была трудная и я привык бороться, а не хныкать. Я обнял ее за плечи и начал тихонько поглаживать ей плечо, пытаясь ее успокоить. Тут она не сдержалась, прильнула ко мне и стала безумно меня целовать. Я был не готов к такому бурному натиску… Потом и меня захлестнула эта головокружительная волна. Я обнял ее и почувствовал ее податливое и трепещущее тело…



Но здравый смысл проснулся и остановил меня. Конечно, ничего страшного не произошло бы: в парке было много гуляющих. Но я понял, что нельзя расслабляться и давать потакать Оленьке в ее иллюзорных мечтах, нельзя давать ей возможность подумать что-то не то. Я, отстранившись, быстро начал опять ее успокаивать и говорить ей, что она хорошая, добрая, красивая и ей нужен кто-то действительно сильный и красивый, что она обязательно найдет свое счастье.

Когда она успокоилась, я проводил ее до Южного вестибюля метро. Уже внутри вестибюля, она посмотрела на меня как-то, как мне показалось, виновато и сказала:

"Спасибо, Миша…" — "За что?.." Она не ответила, а только порывисто поцеловала меня в губы и, не оглядываясь, побежала на эскалатор…

А вот на платоническую любовь мне повезло. Меня просто покорила Катя Буслаева: умная, интеллигентная, выдержанная и к тому же очень красивая. Она приходится мне троюродной сестрой. Мы довольно часто встречаемся семьями, они заходят к нам, мы бываем у них. Я чувствую взаимную симпатию, перехватываю ее взгляды, понимаю, когда ее реплики говорятся вроде бы всем, а предназначены мне одному…

У нас с ней отношения, как у брата с сестрой. Как это здорово, что не нужно ничего скрывать, что не нужно играть и обманывать: ни у нее, ни у меня за душой нет никаких

"греховных" помыслов! Я и Юре, ее мужу, сказал, что мне очень нравится его жена, и что я рад, что у меня нашлась сестра да еще такая умная и красивая. Он, по-моему, все прекрасно понял и не подумал ничего плохого…

Ни я, ни она даже и не помышляем о каких-либо плотских отношениях: это ни мне, ни Кате Буслаевой не нужно. Она у меня не вызывает никаких желаний, мне просто очень хорошо с ней, приятно видеть ее, приятно слышать ее голос…

Я рад, что в этой жизни гнусной,

В толпе сплошных полулюдей,

В угаре призрачных идей

И в окруженьи правды грустной, Где только власти торжество, Где любят, вовсе не любя,

Я в жизни встретил божество —

Тебя.

Катерина. 1947, 7 ноября

Михаил, по-моему, совсем потерял голову от Кати

Буслаевой. Меня это почему-то сильно злит. Казалось бы у нас с ним все уже определенно лопнуло, по крайней мере, с моей стороны, но что же происходит? Какая-то ревность к нелюбимому человеку. Опять же "собственность"? Но эту Катьку я ненавижу! Эти ее томные глаза, загадочные улыбки… Знает, как можно мужика охмурить!

Как-то на днях зашла я к Буслаевым в воскресенье. Встретил меня Юрий в дверях: "Проходи, проходи! Вот не ждал! А я тут один сижу: Катька укатила в Загорск к подруге!"

Зашла я, сняла пальто, Юрий предложил чаю, я не отказалась. Он пошел на кухню ставить чайник.

Он вообще-то кобель порядочный, все об этом знают. Да и я сама а себе чувствую его масляный, липкий взгляд… И тут я подумала: отомщу-ка я всем за мою "поруганную честь"

— и Катьке, и Мише, и Павлу. Почему я одна из всех страдаю?

Я вышла на балкон, было свежо, почти прохладно. Юрий вышел за мной, "Зябко!" — сказала я. Он вышел в комнату и принес мне Катину пуховую шаль, накрыв мне плечи.