Страница 25 из 68
Что касается Красса, то на его решение примкнуть к триумвирату должна была в данном случае оказать определенное влияние позиция всадников. Дело в том, что к этому времени наметилось серьезное расхождение между всадниками и сенатом. Тому виною был ряд причин, но особое обострение отношений произошло из–за реакции сената на обращение откупщиков с просьбой отменить существующее соглашение относительно провинции Азии, так как в свое время они, увлеченные алчностью, взяли откуп по слишком высокой цене.
Несмотря на поддержку (и даже инициативу) в этом деле Красса, а также содействие Цицерона, который хоть и считал требования откупщиков постыдными, тем не менее по тактическим соображениям выступал за них, из попытки откупщиков ничего не получилось, а Катон окончательно провалил все дело. Это и привело, по выражению того же Цицерона, к тому, что всадники «отвернулись» от сената, «порвали» с ним. В подобной ситуации Крассу, который вообще никогда не отличался особой лояльностью по отношению к сенату, был прямой расчет примкнуть к намечавшемуся соглашению.
И, наконец, Цезарь. Сторонники телеологического подхода к историческим событиям считают, что Цезарь — инициатор и организатор тайного соглашения — уже в этот период своей деятельности преследовал вполне определенные цели, а именно: цели захвата единоличной, монархической власти. Подобные взгляды высказывались и в древности. Так, Цицерон (но, само собой разумеется, не в период возникновения триумвирата, а уже после смерти Цезаря) уверял, что Цезарь долгие годы вынашивал идею захвата царской власти, а Плутарх писал, что под прикрытием человеколюбивого поступка (т. е. примирения Помпея с Крассом) Цезарь совершил настоящий государственный переворот. В новое время провиденциально–монархические устремления Цезарю приписывал, конечно Моммзен, и не только он, но целый ряд новейших исследователей, вплоть до наших дней. Однако все это, в том числе и оценка самого Цицерона, — лишь позднейшие выводы ex eventu.
У нас нет никаких серьезных оснований предполагать, что, примыкая к союзу трех или даже организуя его, Цезарь, кроме тех насущных и злободневных вопросов, которые подсказывались самой политической обстановкой, еще ставил перед собой какие–то более далеко идущие цели. К первым могут быть отнесены: удовлетворение требований Помпея, умиротворение всадников, стабилизация собственного политического положения. Бесспорно, именно эта задача была для Цезаря наиболее актуальной, но приступить к ее реализации он мог лишь после решения первых двух вопросов.
Однако из всего вышеизложенного отнюдь не вытекает, что «союз трех», созданный, вероятно, как временное соглашение, созданный для решения ближайших тактических задач, не мог эти задачи перерасти. Так оно и получилось на самом деле. Временное соглашение превратилось в постоянное (вернее, длительное), неофициальный и секретный союз — в почти официальное правительство.
Это очень скоро поняли сами древние. Современник событий Варрон выпускает памфлет о «трехглавом чудовище», в биографии Красса Плутарх говорит о том, что триумвират представлял собой непреоборимую силу, лишившую власти сенат и народ, Аппиан называет триумвиров всемогущими. В новейшей историографии это соглашение иногда оценивалось, как союз власти, денег и ума, а иногда — и, на наш взгляд, вовсе неправильно — как объединенное и концентрированное представительство трех основных политических сил Рима: сената, всадничества и демократии.
С нашей точки зрения, историческое значение так называемого первого триумвирата заключалось в том, что он был воплощением — в лице трех политических деятелей Рима — консолидации всех антисенатских сил. Таким образом, его возникновение, независимо от тех целей, ради которых он был создан, действительно оказывается важным и даже переломным моментом в истории Рима I в. до н. э. Если и не правы те, кто считает это событие концом республики и началом монархии — а такая точка зрения существует в историографии, — то, во всяком случае, следует со вниманием отнестись к словам Катона, который в свое время говорил, что не столь была страшна для римского государства внутренняя борьба политических группировок и их главарей или даже гражданская война, сколь объединение всех этих сил, союз между ними. Если вместо слов «римское государство» подставить слова «сенатская республика» — ибо именно ее имел в виду Катон, — то его оценку, пожалуй, можно принять полностью.
Как уже отмечалось выше, вопрос о том, что произошло раньше — организация тайного союза или избрание Цезаря консулом, решить едва ли возможно. Да это и не столь важно; гораздо важнее, что в современной историографии представители телеологической точки зрения склонны видеть не только в организации самого триумвирата, но даже и в консулате Цезаря цепь мероприятий, сознательно проводившихся с «дальним прицелом».
Однако с подобными утверждениями никоим образом нельзя согласиться. Не говоря уже о том, что напряженная политическая обстановка и борьба, развернувшаяся в первые же месяцы 59 г., приковывали все силы и внимание к текущим злободневным вопросам, Цезарь в то время был еще настолько второстепенной фигурой не только среди политических деятелей Рима вообще, но и среди членов триумвирата в частности, что говорить о каких–то мероприятиях, рассчитанных на будущее единовластие, просто не приходится. Да и объективный анализ законодательной деятельности Цезаря за время его первого консулата не дает никаких оснований для подобных выводов.
Цезарь, когда он еще был consul designatus, заявил о своем намерении выступить с проектом аграрного закона. Очевидно, следует говорить о двух аграрных законах Цезаря, на чем настаивает Эд. Мейер, с которым можно согласиться и в том, что эти законы объединяли основные положения проектов Сервилия Рулла с теми требованиями, которые столь неудачно пытался провести в интересах Помпея трибун Флавий.
Несмотря на умеренный характер первого аграрного закона, несмотря на все попытки Цезаря сохранить лояльность по отношению к сенату и его заигрывание с отдельными влиятельными сенаторами, вплоть до Цицерона и Бибула, проект аграрного закона был встречен резко отрицательно. Сенаторов шокировало уже то обстоятельство, что, в нарушение давних традиций, консул вносит аграрные законопроекты (прецедент неслыханный со времен полулегендарного Спурия Кассия), т. е. занимается делами, совершать которые, по словам Плутарха, более подобало бы «какому–нибудь дерзкому народному трибуну, а отнюдь не консулу».
Однако первый аграрный закон Цезаря действительно был умеренным и осторожным. Он имел в виду раздел государственных земель, за исключением земель в Кампании и некоторых других районах. Кроме того, предполагалась покупка земельных участков за счет средств от податей с новых провинций и военной добычи Помпея, но лишь у лиц, согласных продавать ее по цене, установленной при составлении цензовых списков. Земельные наделы, которые могли быть получены по этому закону, нельзя было отчуждать в течение 20 лет. Для проведения закона в жизнь предлагалось создать комиссию из 20 человек (в которую, кстати говоря, Цезарь решительно отказался войти), и руководство ею поручалось коллегии из 5 человек.
Внося свой проект аграрного закона в сенат, Цезарь заявил, что он даст ему ход лишь при условии одобрения проекта сенатом и что он согласен пойти на приемлемые изменения и дополнения к проекту. Вместе с тем, для того чтобы поставить сенат под контроль общественного мнения, Цезарь впервые ввел регулярную публикацию отчетов о сенатских заседаниях и народных собраниях. Однако все эти меры не помогли.
Сенатские круги, верные своей тактике, попытались и в данном случае организовать «глухую оборону». Бибул и трое поддерживавших его трибунов на основании наблюдений за небом говорили о неблагоприятных знамениях и со дня на день откладывали созыв комиций; наконец, Бибул объявил, что вообще все дни текущего года являются feriae, следовательно, не годятся для проведения народных собраний. Цезарю пришлось назначить день голосования вопреки этим запретам. Сенаторы, собравшись в доме Бибула, решили оказать противодействие в самом народном собрании. Однако, когда Бибул появился на форуме, еще в тот момент, пока Цезарь выступал с речью перед народом, произошла свалка: консульские фасции Бибула были сломаны, сопровождавшие его трибуны ранены, а Катона, пытавшегося говорить с трибуны, дважды выносили на руках. После этого закон был принят. Попытка Бибула на следующий день добиться сенатусконсульта, объявляющего на основании формальных моментов закон недействительным, уже не имела никакого успеха. Более того, когда Цезарь обязал сенаторов дать клятву в соблюдении принятого закона, то после недолгого колебания даже самые ярые противники как закона, так и лично Цезаря — в том числе и Катон — вынуждены были поклясться. После этого были проведены выборы комиссии 20, в которую вошли Помпей, Красс, М. Теренций Варрон и др. Войти в состав этой комиссии — даже в ее руководящую пятерку — было предложено и Цицерону, но он, поколебавшись, не дал согласия.