Страница 24 из 68
Цезарь вернулся из Испании весьма спешно, не дождавшись даже преемника по управлению провинцией. Причина его торопливости заключалась в том, что он решил выставить свою кандидатуру на предстоящих консульских выборах. Однако существовало одно обстоятельство, которое весьма осложняло этот вопрос: Цезарь, поскольку он после ряда удачных сражений с непокоренными племенами в Испании мог претендовать на триумф, не имел права вступать в город, считался «отсутствующим», а следовательно, не имел возможности баллотироваться на выборах. Стремясь найти выход из такого положения, Цезарь обратился к сенату с просьбой разрешить ему заочно домогаться консульства. Так как в данном случае можно было рассчитывать на благоприятное отношение многих сенаторов, то непримиримый враг Цезаря Катон выступил с явно обструкционистской речью, которая длилась целый день — с утра до заката солнца. Но все сроки истекали, и ждать было уже нельзя. Поэтому Цезарь принял решение отказаться от триумфа, получив таким образом возможность войти в город и выдвинуть свою кандидатуру.
Наиболее враждебная Цезарю группа сенаторов во главе с Катоном выдвинула в качестве противовеса кандидатуру М. Кальпурния Бибула, который уже был коллегой Цезаря по эдилитету и претуре. Их отношения были, мягко говоря, недружественными. Кроме того, желая обезвредить Цезаря на будущее время (и вместе с тем считая, что он наверняка будет избран), сенат принял специальное решение, согласно которому будущим консулам после истечения срока их полномочий назначалось не управление той или иной провинцией, как это обычно делалось, но лишь наблюдение за лесами и пастбищами. Это было неприкрыто издевательское решение. В результате же выборов прошли обе кандидатуры — и Цезарь и Бибул, причем сами кандидаты и их сторонники беззастенчиво занимались покупкой голосов — на сей раз не оказался безупречным даже Катон.
Незадолго до выборов или вскоре после них произошло событие, имевшее решающее значение для дальнейшей политической карьеры самого Цезаря: заключение между тремя политическими деятелями Рима — Помпеем, Цезарем, Крассом — тайного соглашения, известного под именем первого триумвирата. Инициатива этого соглашения безоговорочно приписывается Цезарю. Если это так, то, добившись примирения между старыми соперниками (еще со времени сулланской диктатуры) Помпеем и Крассом, и объединившись с ними, Цезарь, несомненно, совершил удачный тактический шаг, удачную политическую акцию, далеко идущие последствия которой он тогда, очевидно, не мог еще и предвидеть.
Итак, из трех участников названного соглашения, очевидно, только один, а именно Красс, нуждается в дополнительной характеристике. Обычно его считают наименее яркой фигурой тройственного союза, роль его в политической жизни Рима того времени явно недооценивается. На самом же деле он был не только достаточно типичной и колоритной личностью, но и весьма влиятельным политическим деятелем.
Марк Лициний Красс по своему происхождению принадлежал к сенаторской аристократии, к старинному плебейскому роду Лициниев. Политическую карьеру начинал как сторонник Суллы. По словам Плутарха, римляне считали, что блеск его многочисленных добродетелей омрачается лишь одним пороком — жаждой наживы. Сам Плутарх, кстати, не согласен с такой характеристикой: он считает, что корыстолюбие Красса настолько превосходило все остальные его пороки (а не добродетели), что попросту делало их менее заметными. Во время сулланских проскрипций, как уже говорилось, скупая имущество осужденных, он нажил огромное состояние, увеличенное затем путем самых беззастенчивых спекуляций.
Тот же Плутарх подчеркивает следующее характерное обстоятельство: «Он владел еще великим множеством серебряных рудников, богатых земель, обеспеченных работниками, но все это можно считать ничтожным по сравнению с количеством и стоимостью его рабов».
Вместе с тем в Плутарховой биографии отмечаются и такие черты Красса, как его «обходительность и доступность», его выдающиеся ораторские данные, готовность оказать помощь даже в таких случаях, «когда Цезарь, Помпей и Цицерон не решались взять на себя защиту». Одновременно сообщается, что, по слухам, Красс был сведущ в истории и не чужд философии, следуя учению Аристотеля.
Бесспорны крупные финансовые связи Красса. «Деловые круги» Рима в эти годы набирают все большую силу и начинают играть все более значительную роль в политической жизни общества. Быть может, не следует слишком прямолинейно, как это иногда делается, считать Красса как бы «полномочным представителем» всаднических кругов, но, во всяком случае, в какие–то моменты своей политической карьеры он мог отстаивать — и отстаивал на самом деле — их нужды и интересы, будучи в свою очередь заинтересован в поддержке со стороны этих кругов.
Что касается обычно проводимого и даже само собой напрашивающегося сопоставления с Цезарем и Помпеем, то, конечно, имя его перешло в историю, будучи окружено меньшим блеском, но если иметь в виду реальное влияние и даже власть, то к моменту формирования триумвирата, т. е. когда Помпей оказался уже без армии, а Цезарь не ушел еще ее получить, возможно, что именно Красс был фактически наиболее решающей и «опорной» фигурой.
Когда же все–таки возник так называемый первый триумвират? Вопрос о дате этого соглашения чрезвычайно неясен. Он был неясен уже для самих древних. Единственное свидетельство современника событий — Цицерона — настолько лапидарно, что ничего разъяснить не может. Все остальные сведения идут от позднейших авторов, к тому же они довольно противоречивы. Правда, почти все эти авторы (за исключением Веллея Патеркула) высказываются за 60 г., но некоторые считают, что тайное соглашение было заключено еще до выборов Цезаря, другие же стоят за более позднюю дату. Неудивительно, что и в новейшей историографии существуют самые различные точки зрения по поводу этой даты (некоторые даже отодвигают ее к 59 году). Думается, что более всех прав Эд. Мейер, когда указывает на то, что как раз тайный характер соглашения вообще не дает возможности точного решения вопроса. К этому можно добавить следующее: точная датировка «основания» первого триумвирата не только невозможна, но и не нужна, поскольку он складывался постепенно и в тайне — можно определить лишь тот момент, когда этот союз впервые «самообнаружился».
Гораздо, на наш взгляд, существеннее, чем трудности датировки, вопрос о причинах, обусловивших складывание подобного союза, и о его историческом значении. Объединение трех политических деятелей Рима нельзя, конечно, считать случайным явлением, оно диктовалось определенными интересами, причинами, событиями, т. е. определенной политической обстановкой. Эта обстановка оказалась такова, что интересы членов триумвирата в данный момент совпадали.
Помпея привела в триумвират крайне «твердолобая» политика сената. Никакой гибкости, никакого учета реальной обстановки, никакой позитивной инициативы. Это была даже не политика наступления, но лишь политика глухой, упорной обороны, проводимая с помощью интриг, запретов, обструкций. Наряду с этим — резко выраженная, часто даже без нужды подчеркиваемая консервативность под флагом верности mores maiorum, понятию, которое для рядового римлянина давно превратилось всего лишь в красивую фразу.
Помпея подвигла на решающий шаг его затянувшаяся тяжба с сенатом после возвращения из восточного похода. Ничего другого и не следовало ожидать, если только вспомнить и представить себе, каковы были фигуры людей, считавшихся в то время принцепсами сената. Это — старый сулланец Квинт Катул; бездарный и твердолобый коллега Цезаря по эдилитету, претуре, а затем и консулату Марк Бибул; Луций Лукулл, который оживлялся и проявлял интерес к общественным делам лишь тогда, когда мог учинить какую–либо неприятность своему старому сопернику Помпею, и, наконец, Марк Катон, про которого Цицерон, в общем будучи его единомышленником, тем не менее с уничтожающей иронией говорил, что тот забывает, что находится отнюдь не в государстве Платона, но среди подонков Ромула. Это были люди, с которыми невозможно было найти общий язык (попытка Помпея породниться с Катоном, женившись на одной из его дочерей или племянниц, — и та встретила отпор), это была политика, которая не имела никаких перспектив.