Страница 68 из 167
В итоге хватило всего лишь:
— Одеял, мы тут Подушку в изолятор загнали, помоги вытащить, а то он за девчонками прячется!
Одеяло побежал в указанном направлении, даже не обратив внимание стоящего в коридоре на Подушку, в которого мы возмущенно потыкали пальцем. Вот олух царя небесного!
— Ой, а вы не пошутили! — обрадовались девчонки.
— Нет, — отвели мы и закрыли дверь.
Подушка захохотал, Одеяло, наконец, все понял.
— Да у них тут решетки! — посетовал он.
— Сейчас выбьет решетку лбом, — сказала Ира.
— Ага, и будет в решетку бегать, — усмехнулась я.
Мы дружно рассмеялись, вдруг Подушка подскочил на месте, мимо него протиснулись украинцы. Один чихнул, другой кашлянул, третий втянул заложенным носом воздух.
— Ну, точно! Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу! — рассмеялась я.
Мы вышли и уселись на лавочку.
— Смотрите, смотрите, что сейчас будет! — Ира потыкала в светящиеся окна лазарета, в которые было прекрасно видно, что происходит внутри.
— Спорим, споткнется, — сказала я.
— Спорим, растянется, — сказала Ира.
— Спорим, насколько! — предложила я.
— Ну… не знаю, — протянула Ира.
Одеяло вылетел из изолятора, как пробка из бутылки, вписался в закрытую дверь, нашел, наконец, открытую, споткнулся и упал. Долетел до конца крыльца, поднялся, плюнул в сторону изолятора и побежал на синюю дачу.
— Он думает, что мы спать пошли? Наивный, — сказала Ира. — Пошли в изолятор, там и на ночлег устроимся, путь один на даче сидит!
Мы уселись в изоляторе и болтали с девчонками, наблюдая за диковатыми украинцами.
— Обезьяны! — наконец, охарактеризовала их Ира, когда они, всласть наигравшись с матрасом, чуть не сломали кровать.
Тут пришла медсестра. Мы быстро расселись на свободные кровати. Нам дали градусники.
— Ой, сейчас выпишут из изолятора, а мы в него и не записаны, — ужаснулась я и подставила градусник к лампочке.
— О, 39 пойдет! — я спрятала градусник под мышку.
— А мне и 38 хватит, — сказала Ира.
Подушка не понимал.
— Давай, меня на всех хватит, у меня 39, - забрала у него градусник одна девочка.
Пришла медсестра, собрала градусники, ужаснулась нашей температуре.
— Сейчас я вам антибиотики принесу. Как фамилия? — спросила она у меня.
Я ужаснулась и выдала первое, что пришло мне в голову:
— Эстонский отряд!
— А, так они тоже с собой эстоночек привезли, — спохватилась медсестра. — Я сама найду.
— Так, пора драпать! — сказала я.
— Тот черненький — тоже "эстонский отряд"? — спросили девчонки.
— Ага, и этот беленький тоже, — потыкали мы пальцем в Подушку. Подушка спрятался за меня.
— Эй! — я еле выровнялась. — Не майся дурью!
Все дружно похлопали на него глазами, а мы убежали из изолятора.
— Люди, кто-то идет, — сказал Подушка, прислушавшись.
— Значит, нам пора, — сказала я, а Подушка возьми и шаркни.
Я пригрозила ему кулаком, он выпрямился и стал высоко поднимать ноги.
— Вот именно. Цапля! Цапля! — напутствовала я.
Мы едва дошли до дачи, как оттуда выбежал Одеяло. Пока он озирался и бегал к таксофону, мы уселись на лавочке. Одеяло несколько раз проциркулировал мимо нас.
— А вы не видели… — спросил он у нас и раскрыл рот от удивления. — А-а-а!
— "А-а-а" мы точно не видели, — я похоже изобразила его удивление.
— Я сейчас приду, — неожиданно что-то вспомнила Ира.
— На кого же ты меня оставляешь? — ужаснулась тихонько я.
— На эстонцев, — таков был ее ответ.
Пока ее не было, эстонцы о чем-то очень интересно говорили, но, увы, только на эстонском. Мне пять раз послышалось слово «лавочка», но вряд ли они говорили о ней. Скорее уж так:
— Я тебя все-таки убью… — настаивал Одеяло.
— Ну, давай, давай, — не спорил Подушка.
— Еще раз только назови меня придурком.
— И не раз…
— Только попробуй!
— А что пробовать…
Тут вернулась Ира.
— Не скучали без меня? — спросила она.
— Мм, про лавочку разговаривали.
Эстонцы посмотрели на меня очень странно.
— По крайней мере, мне пять раз послышалось, — пожала я плечами.
— Ыгы, — кивнула Ира. — Подушка, наверное, звезды считал, — сказала Ира, заметив, что Подушка смотрит в небо. — А Одеяло их перечислял, причем Подушка периодически переспрашивал, точно ли это именно та звезда.
Эстонцы переглянулись и впервые в чем-то сошлись во мнении. Наверное, так:
— Вот дуры.
— Ага.
— Ну, хоть в чем-то сошлись, — порадовалась Ира. — М? Что это?
Послышались какие-то звуки за спиной.
— Белочка, — восхитилась Ира.
Зверек спустился на скамейку, я старалась не дышать, эстонцы затихли, Ира не шевелилась. Белочка тихонько побегала по бордюрчику, снова переместилась на скамейку и залезла на спинку. Я медленно повернула голову, чтобы посмотреть на нее. Красивая какая! Белочка подошла ко мне ближе, еще ближе и посмотрела на меня. Я на нее. Блин, белки нешуганные! Тут она меня поскребла по плечу лапкой. Блииин! Эх, наверное, надо бы что-нибудь дать, да нету ничего. Белочка тем временем обиделась и убежала. Теперь плечо неделю не буду мыть!
Эстонцы переглянулись еще более странно и снова заговорили по-своему. Быть может об этом:
— Ну вот, Ольгу даже белки любят! — сказал Подушка.
— Зато тебя — нет… — подколол его Одеяло.
— Ну, ты прям спец.
— Может, и не спец, но все же…
— Слушай, отвали уже, а!
— А все равно ничего не изменится.
— Все, иди в… сам, в общем, знаешь куда!
— Ага, и ты туда же!
— Да меня еще никто не послал, в отличие от тебя…
Одеяло набрал побольше воздуха, чтобы возмутиться, но сдался, так ничего и не сказав. Подушка лишь скептически пожал плечами. Мы с Ирой уже не знали, куда деваться, и изобретали смертные кары на головы эстонцев. Правда, больше доставалось Одеялу, он ближе сидел.
Тут Ира с ужасом на что-то уставилась. Все посмотрели туда же и обомлели. Белая леди и черная чайка зависли над окном в нашу спальню. Кошмар! И вдруг меня что-то потрогало за руку. Я и голос потеряла, и с места сдвинуться не могла. Но кое-как повернула голову, а там… белочка! И она что-то грызла.
— В… вкусно? — спросила я у нее, чуть ли не заикаясь.
Белочка самозабвенно грызла что-то. Видно, решила, коли у нас ничего нет, то она поест свое в нашей компании.
— Ха, белочка, — усмехнулась Ира.
Мы потыкали в нее пальцем эстонцам, они взяли и расхохотались! Белочка, бросив шишку, шарахнулась в сторону.
— Ой, белочка мне поесть принесла, — усмехнулась я, глядя на шишку. Ира пошикала на эстонцев, те перестали гоготать, только изредка подхихикивали. Похоже, белочке эстонский говор понравился, гогот — нет. Белочка вернулась обратно и принялась спокойненько есть свою шишку. Пользуясь этим, я наклонилась к ней поближе. Рассмотрела — красивенькая, темно-рыжая, с изумительными кисточками и черными глазками-бусинками. Красотка, одним слово, или красавец…
Я протянула ей руки, она добросовестно их обнюхала, не нашла ничего вкусненького и попрыгала дальше. Потом она спрыгнула на асфальт, опрыгала лавочку, совершив круг почета, и неожиданно запрыгнула мне на кроссовок. Кошмар! Тут ей приглянулись мои шнурки, и она стала их теребить.
— Ой, кроссовки развязывают! — усмехнулась я.
Белочка снова запрыгнула на спинку скамейки, мазанула мне по руке хвостом, развернулась, удивленно посмотрела на меня и снова мазанула хвостом. Вчера родилась, не знает, что у нее хвост двигается? Белочка внимательно на меня смотрела, и тут откуда-то сверху послышались шорох и хруст. Мы все, включая белочку, уставились на соседнее дерево и увидели там серый хвост. Видно, это ее бой-френд, или герл-френд! Белочка пощелкала зубами и смотрела то на меня, то туда.
— Я с тобой не попрыгаю! — ответила ей я.
Она в последний раз посмотрела на меня, запрыгнула на дерево, помахала нам хвостом и упрыгала вместе со второй белочкой куда-то в темноту. С дерева посыпались сухие веточки.