Нуманция

— Зачем ты брала нож? Может, ты убила кого?

— Никого я не убивала…

— Откуда деньги? — Марций стоял уже, отдёрнув штору, глядел на неё сверху, беззащитную, убитую происходящим. Ацилия оторвала голову от подушки и полуобернулась на вопрос:

— Я продала свои серьги, те, что подарил отец на шестнадцать лет, а нож мне был нужен, чтобы отпороть подшивку, я зашила их в тунику…

— Ты продала драгоценности всего за сто пятьдесят сестерциев? — ужаснулся он, внутренне удивляясь её поступку.

— Вам нужны были деньги — вот и получите их, и какая разница… — она не договорила и отвернулась.

Марций ещё что-то сокрушался в атриуме по этому поводу, но Ацилия уже не слушала.

"Дура! Какая же я дура! И я посмела подумать, что люблю тебя?.. Да ты же предал мои чувства… Ты убил меня, разбил мне сердце…

Я ненавижу тебя!

Будь ты проклят!

Я уйду в Рим, уйду к Гаю… Он примет меня… Уйду из этого проклятого места!"

Она заснула и спала до следующего утра, во сне ей снились почему-то игральные кости, которые падали, падали откуда-то сверху и катились, катились по земле… Проснувшись, она не помнила этого сна, а в уголках её губ после пережитого дня появилась незнакомая сухая твёрдость.

* * * * *

Весь следующий день он не появлялся, пришёл только под вечер, хмурый и грязный. Ацилия уже давно нагрела воды, надо было только принести от кухонь. Она молча готовила всё, носила воду, отобрала чистую одежду, большое покрывало, чтобы воду вытереть. Марций тоже молчал и глядел исподлобья. Мылся он всегда один, а раньше ему помогал Гай. Ацилия ушла на улицу, проверить выстиранную за день одежду, долго собирала её с натянутых верёвок, смотрела, чтобы не перепутать с чужими.

Когда вернулась с целой кипой вещей, Марций, уже чистый, с мокрыми волосами и в свежей тунике, сидел за столом, где его ждал ужин. Ацилия молча выносила воду, всё убирала. Несколько раз ей показалось, что он хочет что-то сказать, но он молчал. И лишь когда она уже разбирала и складывала чистые вещи, Марций, наконец, заговорил:

— Я постараюсь найти деньги и выкупить у скупщика твои драгоценности.

Ацилия замерла, переведя на его лицо глаза, их взгляды скрестились:

— Зачем?

— Ну… — чуть растерялся, — Они же дороги для тебя, твой отец подарил их тебе…

Она усмехнулась, выбрала из кипы вещей тунику и стала складывать её, отвечая:

— Что ж, господин Марций, ничто человеческое вам не чуждо, вы даже умеете быть обязанным, похвально! — снова усмехнулась.

— К чему этот тон? — он обиделся, поджимая губы.

— А к чему вообще говорить об этом? Вы же прекрасно знаете, что денег вы не наберёте, и никто не вернёт вам эти драгоценности за те деньги, за которые они достались. Это же смешно! Зачем вообще говорить об этом? — она убрала тунику в стопку и взяла другую, — Проблему по поискам этих денег вы переложили на меня, так что, какая разница, где я их взяла? Украла бы я их, заработала бы проституцией или продала эти драгоценности? Вас это вообще не должно волновать. Вы отдали свой долг, а я отдала вам свой. — Она прямо посмотрела ему в глаза, — Вы же вытащили меня с Перевала… — добавила негромко, — Почему-то…

Марций смутился и отвернул голову, но Ацилия продолжила:

— Я не хочу всё это вспоминать. Нет их и не надо… Зачем вообще это упоминание о прошлом? У меня не осталось никого, ни отца, ни брата, ни их подарков. Вот и всё!

Марций даже не знал, что ответить на это. Необычный тон для неё, решительный и серьёзный, эта девушка действительно была дочерью сенатора, и тон, и голос у неё были под стать. Особенно сегодня.

— Эти деньги достались подлецу, который обманул всех…

Она перебила:

— Мне всё равно, кому они достались, хоть бы и выбросили вы их на дорогу!

Марций долго рассматривал её лицо, словно хотел ещё что-то сказать, но Ацилия не обращала на него внимания, и он махнул рукой, и вышел на улицу.

* * * * *

В тот вечер господин Марций и его друг центурион Фарсий допоздна засиделись у первого в гостях, немного выпили, перемалывая какие-то гарнизонные сплетни. Ацилия улеглась спать и, конечно же, не могла заснуть, слушала их, думая о чём-то своём.

Неужели она и в самом деле поверила в то, что влюбилась в него?

Ей показалось. Не зная этого чувства, она просто приняла то, что чувствует, за любовь. Ну разве не глупо?

Но почему сердце болит и душа рвётся куда-то? Да если бы он сам хоть что-то испытывал к ней, разве бы он даже помыслил продать её Лелию? Или выгнать на улицу — зарабатывать проституцией?..

Его можно, конечно, понять, он был в отчаянии. Но кто из нас не был в отчаянии? Кто решал проблемы свои за счёт других?

Мы в самом деле слишком разные.

Она вздохнула и поднялась, натягивая тунику через голову. Когда они уже угомонятся? Сколько можно, уже ночь на дворе?

Она долго пила, глотая прохладную воду. Краем уха слушала этих ночных дружков. О, они уже и кости игральные достали. Кости?

Её словно подбросило, словно она вдруг вспомнила что-то. Убрав ковш, она медленно обернулась и подошла к ним, встала рядом, глядя на стол. Сердце стучало частой дробью, как дождь по крыше. Что это с ней? Почему вдруг?

Фарсий захохотал, откидываясь назад, улыбался и без того большим ртом, восхищённо смотрел на Марция:

— Нет, ты только посмотри, пять бросков и все шестёрки! Поразительно! Ну и везучесть! Да ты бы мог такие деньги делать, а ты…

— Те, кто знает, со мной не играют. Надо выбираться в Рим, походить по кабакам, но… — усмехнулся Марций, — Я никогда так раньше не делал!

— А почему? Надо использовать своё везение. Боги не зря наградили тебя им… Эх-х, мне бы так… — улыбнулся, — Уж я бы точно знал, как это использовать! — Фарсий собрал разбросанные по столешнице кости, выбросил одну с накатом. Двойка! — Ну вот! Твоё везенье не заразное…

Марций усмехнулся, поднял голову, встретившись взглядом с Ацилией.

— Брось ещё раз! — предложил Фарсий.

— Хватит! — отрезал, поднимаясь на ноги, — Хватит на сегодня… Я уже устал… Пора уже…

И тут Ацилия предложила вдруг, сама от себя не ожидая, словно само провидение толкнуло нежданно-негаданно:

— А мне можно… можно с вами сыграть?

Они оба замерли: Фарсий и Марций, смотрели на неё удивлённо.

— Тебе? — нахмурился Марций, — Зачем?

Ацилия пожала плечами:

— Просто… Вы же со мной ни разу не играли…

— Я не играю с женщинами и рабами.

— Им нечего вам отдать?

Теперь уже он сам дёрнул подбородком в ответ, а Ацилия продолжила:

— Играете же вы в долг, я буду должна вам. Или вы боитесь, что не выиграете?

Марций усмехнулся под изумлённым взглядом Фарсия:

— Это безумие — играть с тобой. Что ты можешь поставить?

— Да ладно тебе, Марк! — вмешался центурион, — Какая разница? Три раза бросить кости, от тебя не убудет…

— Перестань, Гай, игра — есть игра, хочет играть, пусть всё будет по правилам. Пусть предложит свою ставку.

Ацилия растерялась лишь на мгновение, что-то двигало ею в этот момент, какое-то безумие судьбоносного характера:

— Позвольте мне написать письмо в Рим, письмо к брату?

— Х-х-х, — усмехнулся Марций, — Проиграешь! Что отдашь тогда?

— Я смирюсь, и больше никогда не попрошу об этом… — смотрела ему в глаза, — Или предложите свою ставку… Только не продавайте меня Лелию…

Он снова усмехнулся при упоминании о Лелие, переглянулся с Фарсием:

— Ладно. Мне всё равно. Садись.

Фарсий уступил Ацилии место, убрал всё лишнее со стола, вытряхнул капли вина из одного из кубков — стаканчика для игры не было.

— Ты правила знаешь? — спросил Марций.

— Нет…

Усмехнулся пренебрежительно:

— И ты ещё села играть?

— Объясните…

Он положил перед ней одну из костей. Ацилия сглотнула, приглаживая волосы, убирая выбившиеся пряди за ухо, руки чуть-чуть дрожали.