Нуманция

— Смотри. Шесть граней. Шесть цифр, от одного до шести. Играем просто… Кидаем по три раза, по очереди, у кого в сумме больше, тот и победил. Понятно?

Она согласно качнула головой.

— Наверное, я сильно пьян, раз согласился на это… — Марций сам себе удивлялся.

— Объясни ей, как кости кидать, покажи. — Вмешался Фарсий, — Вот кубок…

Марций бросил две кости в кубок, закрыл ладонью, потряс и лёгким движением выбросил кости веером на поверхность стола.

— Попробуй сама. — Протянул ей кубок, собрал кости и вложил ей в дрожащие пальцы, — Не бойся… Ещё не поздно остановить это всё… Бред!

— Нет! — выпалила громко и тоже попробовала выбросить кости. Они покатились и замерли на цифрах "два" и "четыре". Фарсий вздохнул над ухом: у неё не было шансов, до этого, ещё не играя, Марций легко выбросил две "шестёрки".

— Легче рукой. Мягче… Чтоб катились дольше… — посоветовал Марций сопернице по игре.

— Ладно. Начали. Я считаю… — центурион Фарсий принимал это всё за игру, лёгкое развлечение, он-то не знал, как билось сердце в груди Ацилии, — Марций, ты не боишься? Говорят, новичкам везёт! Проиграешь… Первый раз в жизни. — Улыбался, подмигивая.

— Она не новичок, она — дилетант… — ответил сквозь зубы, — Сама захотела…

Первым бросал он. Красиво. Опытно. И руки у него не дрожали. Шестёрки. Обе!

Ацилия, поджимая губы, собрала со стола кости. Фарсий над ухом отметил:

— Двенадцать! — она бросила в свой черёд, — Двенадцать — шесть!

Она устало прикрыла глаза, ей выпали "пять" и "один".

Наверное, что-то всё-таки случилось, может, и правда, Марций был пьян. Во второй раз удача изменила ему — он выбросил две "двойки"; от изумления голос Фарсия дрогнул:

— Шестнадцать! — Ацилия бросила тоже, — Шестнадцать — шестнадцать!

На этот раз ей выпали "шесть" и "четыре".

Теперь всё решал последний бросок. Марций собрал кости и долго тряс их с сосредоточенным видом.

— Держись, Марк! Проиграешь… — Фарсий улыбался, глядя сверху.

— Не каркай!

Ацилия сидела тихо, стиснув пальцы в кулаки. Святой Юпитер, помоги…

Марций сбросил кости в последний раз. Они прокатились по столешнице и замерли. "Шестёрка". Вторая кость катилась дольше и остановилась на "единице". Ацилия выдохнула.

— Двадцать три! — подытожил Фарсий. — Теперь твоя очередь! — глянул на Ацилию. Она протянула руку, собирая кости, глядела словно со стороны, выбрасывала их и смотрела невидящими глазами, и ей казалось, что катятся они очень-очень медленно, как во сне. Одна остановилась быстро, как и у Марция. "Пятёрка!" Вторая катилась дольше, мелькая единицей, но в последний момент замерла, показывая всем пять ярких точек. "Пятёрка!" Вторая "пятёрка"!

— Двадцать шесть! — сложил в уме Фарсий, удивлённо глянул на Марция, — Двадцать шесть, Марк! Она выиграла у тебя на три очка! Три очка! — глянул на молчащую Ацилию, — Я же говорил, новичкам везёт…

— Лучше бы молчал. — Марций поднялся из-за стола.

— Ты проиграл… — прошептал Фарсий, — В первый раз на моих глазах, Овидий этого не видит… он бы рвал на себе волосы. — Глянул в лицо Ацилии, — Поздравляю с победой. Этой победой можно гордиться… Марция выиграть невозможно… Не может быть! — он до сих пор не верил, собрал кости в кубок, — Брось! Брось, пожалуйста! Ну, Марк… — попросил.

Марций выбросил кости на стол. "Шестёрки!" Бросил второй раз! Опять "шестёрки"! И ещё — два раза подряд!

Ацилия так и сидела за столом, заворожено глядя на кости, катящиеся перед ней по поверхности стола, глядела зачарованно. Потом медленно поднялась из-за стола, пошла к себе. Долго лежала, глядя перед собой, ничего не понимая, и уже не слышала никого из атриума палатки.

* * * * *

На следующий день она написала письмо, а Марций заклеил его, приложил печать легиона и отдал вестовому. А ещё через три дня приехал её брат — Гай Ацилий Минор. Ацилия долго смотрела ему в лицо и не могла поверить, и с места не двигалась. Свершилось! Неужели свершилось!

Он был сыном младшего брата её отца — Гая Ацилия Юстаса, да и то отец его был усыновлён ещё, когда был подростком. Он был дальним родственником из обедневшей ветви рода, когда его усыновили. Как ни странно, они, брат и сестра двоюродные, были похожи друг на друга, как родные. Он и любил её, как родную сестру, с детства приезжал с подарками.

Когда всё это в Нуманции перешло к открытому сопротивлению, и Рим объявил город вне закона, когда поспешил к нему Сципион Эмилиан с войсками, Гай Ацилий Минор пять лет не видел родственников, он и сейчас не думал уже, что кого-то увидит. Смотрел в лицо Ацилии удивлённо-растерянным взглядом.

Она! Конечно же, она!

Подросла. Вытянулась. Стала хорошенькой девушкой. Она и была с детства хорошенькой и должна была стать красавицей.

Как же она похожа на своего отца!

Глаза такие же, тёмные, быстрые, внимательно следит, словно в душу смотрит.

Что она пережила здесь? В плену? В рабстве? Чего хлебнула в руках этого декануса, — как его? — Марция? Что он делал с ней, если губы её теперь не улыбаются, а глаза не лучатся солнечным отблеском, как раньше?

— Ацилия… — прошептал он.

Она шагнула к нему, всё ещё не веря глазам, ничему не веря. Он преодолел расстояние между ними, сгрёб в объятья, прижимая к себе, уткнулся носом в макушку.

— Гай… — выдохнула растерянно со слезами в голосе.

— Почему? Почему? — шептал он чуть слышно, отрывая от себя, заглядывая в лицо, в огромные влажные глаза, — Почему раньше не сказали?.. Почему не сообщили?.. Как же так… Как же ты тут… Как смели…

Он собирался идти в политику, но влияние опального родственника довлело над ним, теперь ему надо было пройти самому все ступени служебной лестницы. Сейчас он был трибуном легиона, получая военный опыт, необходимый для дальнейшего продвижения в карьере.

И приехал он сюда по форме и с охраной из четырёх легионеров. И когда легат его встретил, лицо его недовольно вытянулось. Чего ещё натворил этот Марций?

— Почему, Ацилия? Почему не сказали раньше?

— Это… — она зашептала срывающимся голосом, — Это хозяин… Не давал… Не хотел…

— Так он знал?

— Да… — она закивала головой мелко, боясь поднять глаза, — Я сказала ему ещё сразу, ещё тогда… в первый день… Я просила написать тебе письмо… Он не позволял… — подняла глаза, поджимая дрожащие губы, — Я… Я выиграла у него в кости разрешение написать письмо… Я… — её голос сорвался.

— В кости? — трибун удивился, нахмуриваясь. Ацилия не ответила, — Я заберу тебя… Боги, Ацилия, я даже не знал, я и подумать не мог! Если бы хоть чем-то, хоть как-то, словом, хоть одним словом, если бы я знал…

— Гай! — она качнулась к нему на грудь, уткнулась лицом в кирасу, и он обнял её, прижимая к себе. Спросил мягко:

— Он обижал тебя? — она отрицательно покачала головой, кожа кирасы скрипнула, — Он тебя бил? — опять отрицание, — Он издевался над тобой? — снова еле слышный скрип кирасы, — Ацилия… — Гай осторожно взял её за плечи и оторвал от себя, заглянул в лицо, — Всё будет хорошо… Всё уже закончилось, я заберу тебя…

Ацилия лишь качнулась вперёд, опять-таки пряча лицо у него на груди, еле заметно вздрагивала от неприметных рыданий, Гай гладил её по голове, по спине, словно старался утешить, говорил:

— Всё хорошо… Жаль, конечно, что мы встречаемся при таких обстоятельствах, но… — усмехнулся, — Я отвезу тебя к себе, ты отдохнёшь, познакомишься с моей семьёй, со всеми родственниками, ты же никого ещё не видела. Всё забудется… Скоро ты всё это будешь вспоминать, как страшный сон… Все мои уже знают, что ты жива, тебя все ждут… Я уже направил прошение в Сенат, чтобы тебе разрешили жить в Риме, чтобы подтвердили гражданство, ведь ты не отвечаешь за своего отца… — Ацилия слушала краем уха, Гаю для удачной карьеры надо было обладать ещё и ораторским искусством, он умел утешать, во всё, что он говорил, можно было верить, но прошлое… прошлое ещё цепко держало её, — Я сообщил Домицию о тебе… Знаешь, он обрадовался, а то уже начал подыскивать себе другую невесту…