Нуманция

— Выходит, это я один всю жизнь девушке перепоганил своими грязными ногами? Потоптался, понимаешь, плебей бестолковый! А ты, бедная, несчастная, совсем не виновата в судьбе своей горькой. И в Нуманции тебя не оказалось в момент мятежа, и отец твой — совсем не предатель, и в рабство ты не попала сама… Между прочим, в Нуманции я отпустил тебя на все четыре стороны.

— Я и сама этому удивляюсь, что за помутнение рассудка у вас тогда приключилось. За рабыню вы меня приняли, правда? А на что вам рабыня? У вас никогда наложниц не было, я — первая, потому что патрицианка… И никогда вы меня поэтому не отпустите… В самом деле, да у вас самомнение — на десять патрициев! И странно, что вы их так ненавидите… Получаете настоящее удовольствие, издеваясь надо мной, над моими чувствами. Выдумываете всякое, глядите, как же я на это среагирую… То вдруг ребёнка захотели, то заявили вдруг — женюсь! Ждёте, наверное, что` я сделаю, что` скажу вам, а вы потешите своё самолюбие, — вздохнула, перекинув волосы на бок, стала заплетать их в косу сразу же за ухом, — Вы бы уж сразу сказали, что мне сделать или, что сказать, я бы сделала, а вы успокоились. — Замолчала, только пальцы мелькали, пропуская пряди чёрных с медью волос. Марций следил за ними, чувствуя, как стискиваются зубы.

— И как же я терплю тебя? — спросил вдруг.

— Действительно! — воскликнула Ацилия, выпрямляясь, доплетала тоненькие прядки, — И как мы терпим друг друга? Да у вас ещё и планов — на всю жизнь, да ещё и общие дети. Смех, да и только! При вашем отношении ко мне…

— Это при каком таком отношении, интересно? — Марций даже вперёд наклонился, не сводя с неё глаз, — И чем это вдруг тебе плохо живётся?

Ацилия только хмыкнула, отводя глаза, словно ответ и так очевиден, а он тут ещё и спрашивает для чего-то. Марций молча проглотил это пренебрежение, через момент снова заговорил:

— Выходит, это я один виноват во всех твоих неприятностях?.. Это я не вовремя выкупил тебя у Овидия? Это я толкнул тебя на побег, и ты попала в руки Лелия и его дружков, а они были совсем не прочь тобой попользоваться? Ладно, в первый раз ты смогла от Овидия отбиться, благо пьяный был, не помнит ничего; думаешь, во второй бы раз получилось? Да он бы так тебя отходил кулаками, тебе бы всё равно было потом, что он с тобой делает и как, и один он, или тоже с дружками, как и Лелий…

Ацилия помолчала, следя за ним исподлобья, принимая его слова, заговорила опять:

— Благодарение Судьбы, Ацилия, что ты попала в руки честного благородного человека, центуриона Марция, он обращался с тобой не в пример всяким там Овидиям и Лелиям, их дружкам.

Марций, кажется, даже почувствовал, как скрипнули зубы. Долго молчал.

— Ну, может быть, я и был немного груб в самом начале, ты тоже — молодец, выводить умеешь.

— То, что вы делали, в вашем понимании, это — "немного груб"? А что же для вас настоящая грубость, когда вы разозлитесь? А если вдруг выйдите из себя?

Марций снова помолчал, только полуприщуренные глаза его выдавали внутренние чувства.

— И совсем не собирался я над тобой издеваться, и не жду я никакой реакции от тебя на мои действия, я в самом деле хочу жениться на тебе, и хочу этого ребёнка, и не понимаю, почему ты так ведёшь себя.

Ацилия поднялась вдруг на ноги решительно, упёрлась ладонями в талию, глядела прямо:

— А вы вот возьмите и докажите свои слова делом! Вот возьмите и отпустите меня, дайте мне свободу! Посмотрите, что будет…

— Нет! — перебил он вспыльчиво, и Ацилия качнулась назад.

— Ну вот, видите! А говорите: "женюсь… свободу дам…" Да вы же не доверяете мне, боитесь, что возьму и уйду… А что же будет потом? Ну и родится он, этот ребёнок, вы же больше доверять мне не станете, жениться на рабыне не будете, а свободу дать побоитесь… — усмехнулась, — И правильно сделаете, потому что это сумасшедшая идея. Не буду я с вами жить, и этот ребёнок — ошибка! Он никогда не свяжет нас. Мы слишком разные, мы даже не доверяем друг другу… и лучше ему вообще не родиться, чем… — она качнулась вдруг, вскинув руку до губ, уронила гребень, отступая назад.

Марций в миг оказался рядом, подхватил, не давая упасть, опустился на пол, укладывая девушку к себе на подогнутую ногу, заговорил:

— Ты что такое говоришь? Как можно?.. Что ты вообще делаешь?.. Тебе же нельзя волноваться… Ну ладно я, дурак, а ты-то…

Ацилия полусидела, опираясь на него, закрыла глаза, слушая голос, звеневший рядом. Внизу живота резко покалывало, да и слабость накатила вдруг внезапно. Боль постепенно уходила, Ацилия открыла глаза, встретилась с его умоляющим взглядом. "Да знаю я, знаю, что бываешь ты аккуратным и нежным, что умеешь заботиться, и, наверное, будешь любить, пусть, не меня, так своих детей выстраданных, всё я знаю… И, возможно, пройдёт ещё немного времени, и для меня ты станешь тем, единственным, о котором мечтает каждая, ведь и сейчас все мысли заняты только тобой и твоим ребёнком. И пусть это странное чувство, непонятное, перемешанное с негодованием, возмущением моим, но где-то там, внутри, я чувствую, что-то рождается, понимание тебя, твоей жизни, твоей судьбы тяжёлой… Если бы ты только больше доверял мне, был более терпеливым… О-о-х…"

Ацилия отвернулась, снова прикрывая глаза. Никого из родных в её жизни не осталось, ни отца, ни брата, ни дома, ни угла своего… Призрачный Рим где-то там, где она ни разу в жизни не была… Во всём этом лагере одно лицо, которое проявляет какой-то интерес, какую-то внешнюю заботу, и, пусть, не обо мне, а больше о том, что у меня внутри… Пусть! Пусть так и будет…

Уловила вдруг его слова:

— Врача?.. Врача позвать? Ацилия?

Слабо ответила:

— Не надо… врача…

Она больше от мыслей своих устала, чем оттого, что пережила. Попыталась сесть. Марций помог подняться, усадил на трипод, сидел рядом на корточках, держал за руку, заглядывал в лицо:

— Воды принести?

Ацилия перевела на него глаза.

— Не надо ничего… Всё нормально… Уже всё нормально. Спать… В постель и всё.

Поднялась, но Марций держал под локоть, помог добраться до угла. Легла, отворачиваясь к стене. Да, она привыкнет, она сможет жить с ним, вот с таким… И научится ценить его и… любить.

Уловила шорохи и повернулась на спину, приподнимаясь на локте. Марций пришёл к ней со своей подушкой и одеялом.

— Вы чего это? — выдохнула Ацилия удивлённо.

— Я тебя одну не оставлю.

Бросил подушку рядом с её, лёг, закрылся одеялом и всё под удивлённым взглядом Ацилии. Она отвернулась от него. Что за причуды? Что это вдруг с ним? Его рука скользнула на талию, приобнимая. "Не бойся, не сбегу, куда ж мне теперь от тебя?" Усмехнулась про себя, уткнулась губами в кулак, засыпая. Ну и пусть. Пусть…

* * * * *

Прошло несколько дней. Марций всё это время обитал у неё, и хоть и спал под своим одеялом, дважды попытался поцеловать, притискивался, скользя рукой по бедру. Все его поползновения Ацилия резко пресекала, грозясь выгнать вон или уйти самой. На третий раз не выдержала, снова сдалась. Он как и в прошлый раз был необычайно нежным и заботливо аккуратным, подарив одну из тех ночей, в которые она сама себе признавалась, что готова простить ему всё.

Второе одеяло было уже лишним, и засыпала Ацилия безмятежно в горячих мужских объятьях. Утром, уходя на службу, Марций поцеловал в губы, и Ацилия проводила его рассеянным взглядом сквозь ресницы. За эти дни они ни разу больше не поругались, а уже с обеда она начинала ждать его прихода, волновалась, а, когда приходил, раздевался, умывался, ужинал, просто сидела в стороне и наблюдала за ним, иногда даже не проронив ни слова, ни разу не заговорив ни о чём. Потом он уходил в лагерь, наверное, к своим дружкам по играм или ещё куда, спать Ацилия ложилась одна, а ночью он, холодный, подбирался к ней, виновато улыбался и быстро засыпал, уткнувшись носом в её затылок. Потом уже окончательно засыпала и она.