Нуманция

Но выбора у неё нет. Она не будет убивать своего ребёнка, и будет жить с ним, пока. А будущее покажет, может быть, она решится на третий побег.

Ацилия достала из-под подушки свою флейту, приложила к губам, взяла три аккорда, самых любимых, самых грустных. Часто играла их, переводя один в другой и обратно. Отец всё время удивлялся — почему такая грусть? Зачем печалиться? А она, как чувствовала тогда, что печали ей придётся хлебнуть с лихвой.

Словно на звуки, появился Гай:

— Господин зовёт.

Убрала флейту и вышла, запахивая руками на груди разорванную столу, ноги ещё, но у неё всего две руки, а не четыре.

Он сидел за столом, ужинал, или только собирался, глядел сбоку. Ацилия остановилась недалеко от него, чуть вздёрнула подбородок. Волосы, вымытые с утра, распущенные лежали по плечам, спине.

— Я хочу, чтобы ты поела со мной.

— Я не хочу есть. — Голос её был ровным.

— Да? — Марций изогнул одну бровь, — Тебя уже кто-нибудь покормил?.. Кто и когда?

Ацилия молчала на эти вопросы, соглашаясь качнула головой, прошла к столу, села напротив, разомкнула сухие губы:

— Хорошо, если вы так хотите…

Марций перевёл взгляд ей на лицо, в глаза:

— Может, ты хочешь заморить себя голодом?

— Ничего я не хочу! — нетерпеливо воскликнула в ответ и положила ладони на столешницу. Помолчала, разглядывая свои руки, подняла глаза. Смотрит на неё в упор. Что тебе надо?.. Спросила сама, — Раньше вы просили прислуживать вам за столом, а сейчас — садите наравне, что так? Что-то изменилось?

Марций промолчал, налил себе в кубок разбавленного вина, отпил несколько глотков, потом только ответил:

— Конечно, изменилось…

— И что? — перебила она, чуть наклонившись вперёд.

Марций улыбнулся вдруг совсем беззлобно, и Ацилия ещё более увидела ямочку на его подбородке.

— Ешь. Ты целый день ничего не ела, на чём ты живёшь?

Некоторое время она смотрела в сторону, в нерешительности покусывая нижнюю губу, спросила, переводя глаза:

— Вы приказываете?

Пожал плечами:

— Нет. Я не заставляю.

Принялся за еду. Неторопливо ел солдатскую похлёбку из миски, чистил яйца, съел кусок жареной рыбы и ничуть не чувствовал себя стеснённым. Ацилия следила за ним исподлобья. Она не ела с позавчерашнего дня и не сумела преодолеть голод, как ни старалась. Но поела совсем немного, зная, что будет тошнить на голодный желудок, но нисколько не жеманилась, поела того, чего хотела, чем вызвала улыбку у декануса.

— Редко встретишь женщину, которая в присутствии мужчины ест то, что хочет и в тех количествах, каких хочет.

— У меня нет желания вам понравиться, — отрезала она, — Какой в этом смысл?

Он приподнял брови, согласно кивнул головой:

— Разумно.

Ацилия выбрала себе яблоко, глянула в упор:

— Я могу взять нож?

Марций качнул головой. Ацилия отрезала себе половину яблока и аккуратно вырезала сердцевину, долго смотрела на лезвие ножа. Спросила:

— Вы правда смогли бы убить меня вчера? — подняла глаза на Марция и убрала нож на стол.

— А ты — меня?

Она помедлила с ответом:

— Я защищалась. И защищалась не от человека, а от животного, вы бы сами на себя вчера поглядели… Да! Я бы убила вас!

— А я бы — тебя!

Ацилия отвернулась, поджимая губы:

— Мы взаимно ненавидим друг друга…

— Нет! — перебил он её, — Я совершенно не чувствую к тебе никакой ненависти, я тоже, просто защищался, меня вывел из себя твой подлый удар, я его совсем не ожидал…

Ацилия хмыкнула, откусила кусочек яблока, откинулась назад, глядя на хозяина со стороны. Спросила вдруг:

— Вы действительно хотите сделать всё так, как собрались? Вы честно хотите этого ребёнка? И желаете свою жизнь связать со мной? Вы в самом деле этого хотите… Чтобы я была вашей женой? Правда?

— А почему бы и нет? — он вздёрнул подбородок, — Да, я этого хочу!

Ацилия усмехнулась:

— Вы сумасшедший! Вы же знаете, что я ненавижу вас. Я никогда не прощу вам всё, что вы сделали со мной… И у меня такое ощущение, что даже это всё вы делаете мне назло…

— Нисколько!

— Тогда вы эгоист! Вы желаете устроить свою жизнь, обзавестись семьёй за мой счёт, меня не спросив, а я не хочу! Не хочу! Вы хотите заставить меня, потому что я — ваша рабыня… Интересно, — она усмехнулась, — Вы сначала дадите мне свободу, а потом женитесь, или наоборот, станете по закону мужем рабыни, наплодив рабов и ублюдков?.. Если первое, то я, как свободный человек, могу не согласиться на брак с вами. Об этом вы подумали?

— Ты сильно умная для женщины.

— Меня учил отец.

— Твой отец умный человек, если заботился о дочери.

Ацилия качнула головой согласно. Марций рассматривал её, внутренне восхищаясь ею. Красивая, сильная, решительная. Чёрные с медью волосы на плечах, разорванная на груди одежда, он скользил глазами вниз, вслед за разрывом, в горячую ложбинку… Она кому хочешь голову вскружит, можно понять Лелия, а если ещё знать, что в этой голове есть мозги, а не только красивые глаза… Ты будешь, будешь моей женой, вот увидишь!

— Я что-нибудь придумаю. Женюсь на тебе после того, как родится ребёнок, ты привяжешься к нему, а потом получишь свободу и сама никуда не уйдёшь.

Ацилия усмехнулась:

— Хитро! И вы ещё обвиняете меня в подлости?

— Никакая это не подлость! Я просто хочу удержать тебя…

— Зачем? Влюбились? — она улыбалась с пренебрежением и вызовом. Марций немного помолчал:

— В Риме почти все браки совершают без любви, и рождаются дети, тем не менее… А, может, и правда из всех женщин, кого я знаю, я бы только тебя хотел видеть своей женой…

Ацилия расхохоталась ему в лицо, даже не удосужилась отвернуться:

— Вот это да! Ничего себе новость! С той ли ноги вы встали? А, может, Лелий вчера повредил вам голову? — она перестала смеяться, успокоилась и стёрла с губ следы смеха, — Сумасшествие! То вы заявляете мне, что я у вас наложница, чтобы деньги на волчицах экономить, то вдруг "подстилка центуриона", то желаете вдруг Лелию продать на душевном порыве, ну извините… Первый раз слышу, чтобы невест выбирали таким образом… Сначала девушку насилуют, бьют, чуть не убивают ножом, а потом говорят: "Дорогая! Это любовь! Я женюсь на тебе!.." Да вы сумасшедший… Послушайте сами себя!

Марций молчал, потом ответил:

— Просто знакомых женщин у меня было мало…

Ацилия с улыбкой кивала головой, издеваясь над ним всем своим видом:

— И, пожалуй, все они были проститутками, если я оказалась лучше их.

— Не все…

— Вы умеете делать комплименты, — отвернулась, чувствуя, как пальцы впиваются в яблоко. Помолчала, — Знаете, а, может, просто позвать врача, вытравить этого ребёнка и никаких проблем ни у вас, ни у кого другого?

— Только посмей! — он поднялся на ноги, нависнув над ней и столом, их разделяющим. Ацилия долго глядела ему в лицо снизу вверх, потом медленно положила на столешницу недоеденное яблоко, произнесла:

— Ладно, мне просто хочется верить, что он от той… последней ночи, когда вы были совсем не таким, как обычно… как всегда…

Поднялась и ушла к себе, только шторы колыхнулись. Марций глядел ей вслед, разомкнув в растерянности губы. Она права, она во многом права. Но ребёнка… Он хочет этого ребёнка… Хочет именно от неё…

Боги святые, храните от безрассудности.

* * * * *

На следующий день Марций, как и в прошлый раз, принёс ей розовую столу, положил на трипод.

— Переоденься.

Ацилия смотрела более чем удивлённо, стояла, застыв с гребнем в руках.

— Зачем это?

Он обернулся к ней:

— Ты собираешься в этом ходить?

Он имел в виду её рваную одежду. Ацилия хмыкнула, помолчала, но с места не сдвинулась, убрала с губ прилипшую прядь волос, спросила:

— А почему опять розовая? Розовый — это ваш любимый цвет?

— У меня нет любимого цвета.

Ацилия мельком окинула его всего с головы до ног — простая туника по-домашнему, рука перевязана, на вид спокоен.