Нуманция

— Скоро два месяца…

— Это точно мой ребёнок?

Она дёрнулась всем телом, на губах застыла насмешка, как от горькой обиды:

— А вы сомневаетесь? Вы же сами знаете, что были первым и единственным…

Он пожал плечами, думал некоторое время. Но Ацилия спросила сама:

— Что вы сделаете? От кого избавитесь — от меня или от него?

— Ни от кого я не собираюсь избавляться!

— В смысле? — она аж подалась навстречу, аж губы от удивления разомкнулись, — Вы хотите, чтобы он родился?

— Да!

— Вы с ума сошли! Я столько пережила за одну только эту ночь… Он не родится здоровым…

— Зато ко всему привычным. — Он усмехнулся.

— Вы, действительно… сошли с ума… — она качала головой, не веря ему, — Я поэтому сбежала — я не знала, как воспримите, вы и сейчас, по-моему, не до конца понимаете… Вы — военный! Какие вам дети?.. Отпустите меня, разрешите написать в Рим, мой брат заберёт меня, он заплатит вам, окупит все растраты.

— И что? — он дёрнул небритым подбородком, усмехаясь, — Ты вернёшься к своему жениху? Выйдешь за него замуж? Выйдешь замуж за всадника с ребёнком в животе от декануса?

Ацилия выдохнула:

— Навряд ли я вообще смогу выйти замуж хоть за кого-то после всего…

— Я сам хочу воспитывать своего сына. — Он говорил уверенно, и голос его не дрожал.

— А если это будет девочка?

— Значит, — дочь.

Ацилия выдохнула с насмешкой и откинулась назад, в неверии качая головой:

— Зачем?.. Зачем вам это?

Он некоторое время молчал, глядел в сторону, потом перевёл глаза ей на лицо:

— Мне надоело мотаться по всей стране, у меня нет ни дома, ни родных, я ни к чему не привязан, у меня нет никого! Мне жить не для кого… Я, как корабль без паруса, — куда течение забросит!.. А я устал так! Я не хочу жить только для Рима и для его интересов… Я хочу, чтобы у меня кто-то был…

— Можно подумать, за всё это время у вас не было женщин и ни одна из них не была беременной… — Ацилия усмехнулась, и эта насмешка обидела его:

— Волчицы не рожают детей! — он резко поднялся на ноги, глянул сверху, — Ты первая у меня такая! Никогда ещё у меня не было таких женщин…

— Каких? Патрицианок? — Ацилия опять усмехнулась. Но он словно и не заметил её:

— Никогда я ещё не жил с женщиной, и не было и нет у меня детей… Я хочу воспитывать своих детей сам! Я жил без отца и не хочу, чтобы с ним было то же самое…

— Как вы себе это представляете? — перебила Ацилия с вызовом.

— Скоро мы вернёмся в город, мою когорту отправят в пограничную крепость, вероятно так и будет, в гарнизоне мне, как семейному выделят жилище, отдельный дом…

Ацилия перебила его холодным смехом, откинувшись назад. Потом заговорила, дрожа от пережитого смеха:

— Вы хотите сказать, что… Что я буду у вас на месте… то есть, ну… как бы жена? Рожать и кормить вам детей?..

Марций пожал плечами:

— Выходит, так…

— Ну уж нет! Быть рабыней, наложницей, — как вы там сказали? — чтобы деньги на проститутках экономить?.. И как бы — жена?

— Я дам тебе свободу и женюсь!

— А вы меня спросили? — она дёрнулась к нему навстречу, глядела снизу, вздёрнув подбородок, — Я не хочу быть вашей женой! Не хочу быть матерью вашим детям! И жить с вами я не хочу! — вскинула тёмные брови вопросительно. Но Марций молчал, и она сама продолжила, пожимая плечами, — И что это?.. "Женюсь!" Чтобы жениться, надо испытывать хоть какие-то чувства…

И тут он перебил её:

— А к своему жениху ты какие чувства испытываешь? Любовь безразмерную?

Она спокойно приняла его иронию:

— Мне его выбирал мой отец.

— Его больше нет…

— И вам его не заменить, не вам выбирать мне жениха, у меня есть брат… Он сам это сделает.

— Не сделает, потому что не узнает. Для него тебя больше нет, ни отца твоего, ни брата, ни — тебя!..

Ацилия помолчала, глядя ему в лицо прищуренными глазами:

— Только не удивляйтесь, если я попробую сбежать в третий раз.

— А я с тобой уже ничему не удивляюсь.

— Хм! — она хмыкнула и отвернулась, поправила на коленях разорванную тунику, потом поправила волосы, убирая пряди со лба. Марций следил за её руками. "Наша встреча была судьбоносной, вспомни сама… Нуманция… А у Овидия?.. И я у тебя первый и единственный, сама сказала… Это судьба… Ты — моя, и будешь моей, вот увидишь…"

— Поешь и ложись спать, — она только глянула искоса. Марций спросил вдруг, — Почему ты раньше не сказала? Разве я бы так мучил тебя, если бы знал?..

Она выставила руку, перебивая его:

— Оставьте меня, пожалуйста… Я хочу побыть одна.

И сама удивилась, потому что он развернулся и ушёл. Ацилия устало прикрыла глаза. Будь всё проклято!

* * * * *

Весь следующий день Ацилия не выходила из своего угла, проспала почти до обеда, пока Марция не было дома, приняла ванну и снова скрылась у себя. Не выходила ни есть, ни пить. Гай несколько раз заглядывал к ней, но она лежала лицом к стене и даже не шелохнулась, а, может, и не видела его.

Марций тоже весь этот день ничем не занимался, проверил состояние оружие, навестил дружка-центуриона, отсыпался, морально залечивая свои раны; настроение тоже было хорошим: ходил по палатке, что-то насвистывал, даже напевал.

Ацилия стискивала зубы, слушая его. "Радуешься… Радуешься, паразит…" Нет, она чего угодно ждала от него, но никак не подобной реакции. Он откровенно радовался. Конечно, ведь по его словам, в его жизни появилось какое-то будущее, какие-то перспективы, связанные с Ацилией и ещё неродившимся ребёнком. Он хочет семьи, жены и детей, вполне человеческое желание. Но ведь сама Ацилия никак не хотела вписываться в эти его желания, она не хотела быть его женой, не хотела быть матерью его детям, при всём том отношении его к ней, потребительском. Он же только пользуется ею. Она для него — временное увлечение. Даже до рождения этого ребёнка ещё более полугода, он сумеет передумать не один раз и возненавидит её, и этого ребёнка в её животе.

А потом, когда он родится, начнутся будни, — как там когда-то говорил его гость ночной? — начнутся пелёнки, сопли, слёзы… И она выслушает целую гору упрёков оттого, что женился на рабыне до этого ребёнка.

Чтобы всё это принять, как должное, надо любить женщину, хотеть от неё детей, а он никого не любит, а ребёнка хочет, заботясь о себе, о своей пристани…

Нельзя! Нельзя! Ох, как нельзя!..

Ацилия стиснула виски кулаками, задавливая в груди стон-выдох.

Это ошибка! Ошибка…

Но и травить своего ребёнка она тоже не хотела.

Любая бы женщина, будучи рабыней, радовалась бы от подобного предложения — жениться, родить ребёнка, но Ацилия понимала, что это ошибка. Но и поменять что-то она была не в силах. Сейчас она полностью в его власти, и этот ребёнок ещё больше увеличил эту власть над ней. Куда она теперь с животом? Кому она нужна? Даже, если в Рим приедет — только позор для всего рода…

Куда ни кинь — безысходность! Что же делать? Что ей делать теперь?..

Как же ей с ним жить? Он жестокий, подлый, бьёт по самому больному, он же ненавидит всех патрициев, эта плебейская ненависть прожигает его насквозь. Способен ли он на любовь? На заботу?

Ацилия вздохнула.

Всего однажды он был с ней нежен, но и тогда делал всё силой, она просто сдалась. Хотя не могла отрицать, что ей понравилось… Это был последний раз, когда они были вместе… Но вчера…

Она зажмурилась, словно претерпевала боль. Вчера он чуть снова не изнасиловал её, хуже — он чуть не убил её ножом. Дрожь пробежала по всему телу. И с ним жить? Считать его мужем? Растить детей такого отца?

Да он же непредсказуем, как осенний день!

Он то подарки вдруг делает, то бьёт по губам, набрасывается, как дикий, то вдруг бывает аккуратен и нежен… Если бы он был таким всегда, если бы он был постоянным, надёжным… Но нет! С ним же, как на вулкане… Всё время жди чего-нибудь.

Ацилия повернулась на спину и села на своей постели, расстеленной прямо на полу в её углу.