Страница 5 из 120
Сергей помедлил.
— Вроде бы нет…
— И ребята вас любят. Они вам ничего не рассказывали? — Семядоля неожиданно коснулась его руки и добавила — как будто речь шла о жизни и смерти. — Я боюсь, что будет поздно, Сережа. Я вас спрашиваю потому, что вы сами, простите, еще — молодой. И, быть может, видите то, что другие уже не видят. Вы меня понимаете?
— Да, наверное… — сдерживаясь, сказал Сергей.
— Ну — идите. И если вы вдруг почувствуете что-нибудь странное…
— То — немедленно к вам.
— Или — к Пекке…
— До свидания, Маргарита Степановна…
Сергей скатился по лестнице. Он был взбешен. Недостаточно взрослый он, видите ли, — ну и ладно. И пускай Семядоля провалится со своей снисходительностью. Он, в конце концов, ей ничем не обязан. Ладно, хватит, закончили, пора действительно повзрослеть…
Он свернул за угол и остановился.
Тотоши на привязи не было. Лишь висел вдоль трубы обрывок кожаного поводка, да асфальт в этом месте был чистый, как будто его подметали.
Сергей оглянулся.
— Вот те раз… — растерянно сказал он.
И сейчас же из-за угла вышла тоненькая девочка в комбинезоне и уставилась на него, испуганно и быстро моргая.
Волосы у нее были совершенно выгоревшие, а коленки краснели, как будто она где-то ползала.
— Здравствуйте, Сергей Николаевич…
— Здравствуй, Муся, — после некоторого молчания сказал Сергей.
3
Он не знал, что ему дальше делать. Почему они все такие бледные, думал он. Почему они такие бескровные, словно никогда не бывают на солнце? Почему они такие серьезно-вдумчивые, словно высохшие старики, и, как на подбор — с такими остановившимися глазами? Не нравятся мне эти глаза. И почему они ходят, а не носятся сломя голову? И почему не прыгают и не визжат, как помешанные? Что-то они не очень похожи на нормальных детей.
Он не представлял, с чего начать разговор. В закутке между школой и пыльными гаражами никого не было. Валялись сохлые щепки, и высовывалась из трещин в асфальте железная неприветливая крапива.
И стояла девочка Муся в цветастом комбинезоне на лямках.
Сергей переступил с ноги на ногу.
— Куда ты сейчас направляешься?
Девочка Муся подумала.
— Мама послала меня за молоком, — сказала она. — Но молока сегодня не завезли и поэтому я взяла две бутылки кефира.
В сумке, которую она подняла, глухо звякнуло.
Сергей был несколько озадачен такой обстоятельностью ответа.
— А почему ты совсем куда-то исчезла? — спросил он. — Раньше вы играли с Дрюней на огородах. А теперь тебя что-то совсем не видно. Да и в гости к нам ты, по-моему, уже месяц не заходила.
— Нет времени, — коротко ответила девочка Муся.
— Что же, так и сидишь дома целыми днями?
— Ну, в общем, да…
— И чем же ты занимаешься?
— Рисую, смотрю телевизор…
— А, например, книги читаешь?
— Читаю.
— Какие?
— Разные.
Она замолчала.
— А у меня вот собака пропала, — не к месту сказал Сергей. — Поводок перегрызла и — поминай, как звали. Она тебе случайно не попадалась?
— Тотоша?
— Да.
Он посмотрел на остаток кожаного ремешка, свисающего со скобки. И серьезная девочка Муся тоже внимательно посмотрела. И смотрела она почему-то так долго, что Сергей, не выдержав, тронул ее за плечо.
— Муся…
— А?.. Что?..
Она вздрогнула, точно от прикосновения раскаленным предметом, и на бледном лице ее обозначился страх, как будто она столкнулась с чудовищем.
Даже захрипело дыхание.
— Что с тобой, Муся?
— Когда он пропал?
— Кто? — не понял Сергей.
— Тотоша… Когда вы обнаружили, что его нет на месте?..
— Да вот только сейчас, — Сергей быстро пожал плечами. — Возвратился из школы, у нас там собрание было, и гляжу — вот-те раз — поводок перегрызен. И отсутствовал-то всего, наверное, с полчаса. А ты что, знаешь что-нибудь по этому поводу?
Однако, девочка Муся молчала, а когда Сергей вновь протянул руку, чтобы встряхнуть ее, то она — отшатнулась и даже загородилась сумкой с кефиром.
— Я пойду, Сергей Николаевич, — сказала она.
И лицо у нее стало серое, точно из гипса.
Она стремительно постарела.
Сергей начал злиться.
— Ты никуда не пойдешь, — произнес он учительским строгим тоном. — А, напротив, мы пригласим твоих родителей в школу и все вместе побеседуем о том, что тебе известно. Как сейчас, Виктор Васильевич дома? И Варвара Игнатьевна, я надеюсь, уделит нам немного внимания? Ну, пошли! Что ты здесь потеряла?
Девочка Муся отступила на шаг и беспомощно оглянулась, ища где бы спрятаться.
— Вы ничего не понимаете!.. — с дрожью в голосе сказала она. — Подождите!.. С родителями на эту тему нельзя разговаривать!..
— Почему?
— Потому что нельзя. Они не должны знать об этом!..
Она говорила чуть слышно, но пониженный голос ее так звенел и такие горячие слезы проскальзывали в интонациях, что казалось, она кричит на высоком накале и сейчас на ее крик сбегутся встревоженные прохожие.
Сергей сказал, остывая:
— Хорошо, хорошо, Муся, ладно. Успокойся, я никаких родителей вызывать не буду. Это — так, я немного погорячился. Извини меня, давай побеседуем по-человечески.
В доказательство своих добрых намерений он даже опустился на камень, выпирающий из земли, и расслабленно привалился к забору, показывая, что ни о каких-таких санкциях не помышляет.
Забор длинно скрипнул. От нагревшихся гаражей пахло дряхлым проржавевшим железом.
— Подойди сюда, Муся.
— А вы точно не вызовите моих родителей?
— Да не вызову, не беспокойся, — сказал Сергей. — Но ты видишь в каком положении мы находимся. Пропал Вася Байкалов. Вся милиция поднята на ноги, все дружинники, все учителя. Родители очень переживают. Случай-то ведь серьезный. Если ты об этом что-нибудь слышала, обязана рассказать. — И добавил, после некоторого колебания. — Я тебе обещаю, что все останется между нами. Ни родители не узнают, ни все остальные. Ну, Муся?..
Муся дрожала.
— Вы его не найдете, — сказала она. И немедленно оглянулась, как будто их кто-то подслушивал. — Вася — он не пропал. Его просто забрали…
— Кто, куда? — быстро спросил Сергей.
— Ну… он ничему не верил, смеялся… Говорил, что перестреляет их всех из рогатки… И действительно — стрельнул, дурак набитый!.. Ну, нельзя об этом рассказывать, как вы не понимаете!..
— Муся!!. — заорал Сергей, забыв всякую сдержанность. — Муся, я тебя умоляю!..
Воробьи, которые копошились в пыли, бросились врассыпную. Подскочила и мявкнула, кошка, подкрадывающаяся вдоль забора.
Девочка Муся уже опомнилась.
— Мне надо идти, Сергей Николаевич, — сказала она.
И, как взрослая, с независимым видом двинулась по переулку.
Сумка с бутылочками кефира почти касалась земли.
— Муся, — позвал Сергей. — Муся, он ведь там совершенно один — Вася Байкалов. И он ждет, что мы ему как-то поможем. Он ждет нас, Муся. А мы что же, выходит — мы его бросили?..
Голос сорвался.
Тогда девочка Муся остановилась и на пару секунд обратила к Сергею бескровное испуганное лицо.
— «Детский мир»… — прошептала она одними губами.
И прежде, чем Сергей успел что-либо сообразить, повернулась и побежала в сторону дома.
Только белые носочки в сандалиях мелькали по воздуху…
В этом магазине Сергей не был, наверное, года два, и теперь поразился, насколько все изменилось. Вместо прежних унылых коробок, где была в беспорядке навалена разная дребедень: куклы с вывихнутыми руками, неказистые скучные грузовички, окрашенные в зеленое, плюшевые медведи с тупыми физиономиями, теперь возвышались до потолка чистенькие стеклянные стеллажи, причем задние стенки были зеркальные, чтобы увеличить пространство, а внутри стеллажей, скомпонованные явно так, чтобы выглядеть привлекательнее, в удивительном множестве расположены были яркие цветные игрушки — танки, вероятно, управляемые по радио, устрашающие многорукие роботы, казалось, из далеких галактик, толстодулые ружья, стреляющие, наверное, плазменными разрядами. Потрясающий выбор. Вероятно, не зря сменили директора. Сергей что-то слышал об этом. Но сильнее всего его удивила витрина, где представлены были монстры, рожденные, должно быть, нездоровым воображением. Здесь белели скелеты с неровными, будто обгрызенными костями, жуткие высохшие вампиры, демонстрировавшие желтозубый оскал, ни на что не похожие космические чудовища, у которых под шерстью блестела никелированная чешуя. И словно царя над этим всем бестиарием, выделялась на светлой стене фиолетовая громадная морда орангутанга: крючья острых зубов высовывались из пасти, а подсвеченные глаза пылали голодом и свирепостью.