Страница 4 из 5
– Ты просто обязан прийти, Филипп. Я не могу рассказать тебе всего по телефону, но случилась страшная вещь – Марта исчезла.
Я согласился, сказав, что пойду в студию, как только оденусь. Кошмар приблизился вплотную, неизмеримо сгущаясь после его последних слов, но постоянно преследующее меня лицо девушки, ее панический страх, отчаянная мольба и мое невнятное обещание не позволили мне отказаться с чистым сердцем.
Я оделся и вышел на улицу, терзаемый самыми страшными предположениями, жуткими сомнениями и предчувствиями тем более ужасающими, что я не понимал их причин. Я пытался вообразить, что могло произойти, старался собрать в единое целое обрывки устрашающих уклончивых намеков в ясную логическую схему, но обнаружил, что не могу вырваться из хаоса призрачной угрозы. Даже если бы у меня и было время позавтракать, я не смог бы проглотить ни крошки. Я быстро дошел до студии и увидел Киприана, бесцельно стоящего в окружении своих мрачных статуй. Он выглядел как человек, ошеломленный ударом сокрушительного оружия или же взглянувший в глаза Медузы Горгоны. Он безучастно поприветствовал меня пустыми невыразительными словами. Затем точно заведенный механизм, будто говорило только его тело, а не голова, он начал свое чудовищное повествование.
– Они забрали ее,- просто сказал он.- Возможно, ты не знал или не был уверен в этом, но я делал все мои скульптуры с натуры – даже эту последнюю группу. Этим утром Марта позировала мне, всего лишь час назад или даже меньше. Я надеялся, что сегодня закончу лепить ее, чтобы не нужно было приходить сюда, пока я не завершу остальные фигуры. На этот раз я не вызывал этих бестий, потому что знал, что она все больше и больше их боится. Мне кажется, что ее страх за меня был сильнее, чем за себя саму, да и меня, признаться, они немного тревожили той дерзостью, с которой иногда задерживались после того, как я приказывал им уйти, и тем, что иногда появлялись без приглашения. Я был занят завершающими штрихами в фигуре девушки и даже не смотрел на Марту, когда внезапно осознал, что эти создания уже здесь. Мне хватило одного запаха – полагаю, ты знаешь, что это за запах. Я поднял глаза и увидел, что мастерская просто заполнена ими – они никогда прежде не появлялись в таком количестве. Они окружили Марту, стеснившись вокруг и отталкивая друг друга, протягивая к ней свои мерзкие когти. Но даже в тот момент я не думал, что они могут тронуть ее. Они не материальные существа, как мы, и у них нет физической силы за границами их собственного измерения. Все, на что они способны – это только коварный гипноз, и они все время пытаются при помощи него утащить тебя в свое измерение. Упаси Бог попасть к ним, но тебе необязательно идти за ними, разве что ты слаб или сам хочешь этого. Я никогда не сомневался в своей способности противостоять им, и даже не помышлял о том, что они могут что-то сделать с Мартой. Однако я испугался, когда увидел их адскую шайку, и поэтому довольно резко велел им убираться. Я рассердился и был немного встревожен. Но они лишь гримасничали и пускали слюни с этим их медленным, шевелением губ, которое так напоминает беззвучное бормотание. А потом они сгрудились над Мартой, точно так же, как я изобразил их в этой проклятой скульптуре. Только там были десятки этих созданий, а не семеро. Я не могу описать, как это случилось, но вдруг их жуткие когти достали Марту, они схватили ее и тянули за руки и ноги. Она закричала – надеюсь, что никогда больше мне не доведется слышать другой крик, столь же полный жестокой агонии и душераздирающего страха. И я понял, что она покорилась им, сознательно или же в приступе ужаса, и они уносили ее.
На короткий миг мастерская исчезла – была лишь длинная, серая, вязкая равнина под сводами адских паров, извивающихся, как миллион омерзительно искривленных драконов. Марта тонула в этой трясине, и жуткие создания полностью закрыли ее; все новые и новые сотни раздутых бесформенных болотных тварей прибывали с каждой стороны, борясь друг с другом за место, погружаясь вместе с ней в свой родной ил. Потом все исчезло, и я остался стоять здесь, в студии, один на один с этими чертовыми скульптурами.
Он помолчал немного, глядя тоскливыми безутешными глазами в пол. Затем:
– Это было ужасно, Филипп, и я никогда себе не прощу, что связался с этими чудищами. Я, верно, был не в себе, но я всегда стремился создать что-то действительно стоящее в области гротеска и мистики. Я не думаю, что ты когда-либо предполагал, принимая во внимание мои прошлые нудные работы, что я испытывал подлинную тягу к таким вещам. Я хотел достигнуть в скульптуре того, чего По, Лавкрафт и Бодлер добились в литературе, а Ропс и Гойя – в изобразительном искусстве.
Вот что привело меня в потусторонний мир, когда я осознал свои пределы. Я понял, что, прежде чем изображать жителей невидимых миров, я должен увидеть их. Я хотел этого. Я жаждал этой силы воображения больше всего на свете. И тогда однажды я обнаружил, что обладаю даром вызывать невидимое…
Магия в обычном смысле этого слова была ни при чем – я не использовал ни заклинаний, ни магических кругов, ни пентаграмм и горящей смолы из старинных колдовских книг. В сущности, это была всего лишь сила воли, думается мне – воли предугадать дьявольское, вызвать неизмеримое зло и потусторонние силы, населяющие другие измерения или невидимо переплетенные с человеческим миром. Ты и представить себе не можешь, что я видел, Филипп. Эти мои статуи, эти дьяволы, вампиры, ламии, сатиры - все было слеплено с натуры или, по меньшей мере, с недавних воспоминаний. Оригиналы, которые оккультист назвал бы изначальными, я полагаю. Есть миры, соприкасающиеся с нашим или существующие одновременно с ним, где обитают такие твари. Все создания из мифов и сказок, все охраняющие духи, вызванные колдунами, живут в таких мирах. Я стал их повелителем, я собирал с них дань как хотел. Затем из измерения, которое, несомненно, находится ниже, чем все остальные, чуть ближе к сердцу преисподней, я вызвал безымянных существ, которые позировали мне для этой скульптурной группы. Я не знаю, что они собой представляют, но у меня есть кое-какие предположения. Они отвратительны, как черви, пожирающие грешников в преисподней, злобны, как гарпии, они никогда не могут утолить свой отвратительный невообразимый и неописуемый голод. Но я думал, что они бессильны сделать что-то вне границ своего мира, и все время смеялся, когда они пытались меня заманить, хотя временами испытывал дрожь от этого их змеиного мысленного зова. Это было похоже на мягкие, невидимые, зыбкие руки, пытающиеся затянуть тебя с твердого берега в бездонную трясину. Они охотники – я уверен в этом, охотники из преисподней. Один Бог ведает, что они сделают с Мартой, когда она оказалась в их власти. Этот бескрайний, отравленный миазмами мир, куда ее забрали, гораздо страшнее того, что пришло бы в голову самому Сатане. Возможно, даже там они не смогут причинить какой-то вред ее телу. Но им нужны не тела: не ради человеческой плоти они протягивают свои омерзительные когти, разевают ужасные пасти и пускают зловонную слюну. Разум и душа – вот что служит им пищей: эти создания терзают потерявших рассудок мужчин и женщин, они пожирают бесплотные души, выпавшие из круговорота перевоплощений и утратившие возможность нового рождения. Одна мысль о том, что Марта оказалась в их власти, хуже сумасшествия. Она любила меня, и я тоже любил ее, хотя у меня не хватало ума осознать это, я был охвачен своим низким стремлением и нечестивым эгоизмом. Она так боялась за меня, что я считаю: Марта добровольно отдалась в руки этих тварей. Наверное, она решила, что они оставят меня в покое, если найдут в этой студии другую добычу.
Он замолчал и начал лихорадочно расхаживать по комнате. Его запавшие глаза светились мукой, как будто механический пересказ того, что случилось, вновь воскресил его подавленный разум. Приведенный его ужасающим рассказом в полное смятение, я не мог ничего сказать и только стоял и смотрел на его искаженное мукой лицо.