Страница 18 из 25
Вот это то, что нужно! Своего рода подливка к этой пытке, внешнее, так сказать, продолжение. Рвота должна подействовать на психику Тьерри так же, как пила действует на тело.
— Остановитесь, — выдавливает он.
Не выразив ни словом своего ликования, как подсказывает все тот же опыт, просто говорю:
— Ладно.
В душе я рад, что-таки надул его: ведь, сделав лишь поверхностный надрез, все остальное время пила ходила чуть выше ноги. Боль, видать, была просто адская, раз он этого не заметил…
— Итак, — говорю, — мы не собираемся требовать от вас планов или формул, способных повредить вашей родине. Все, что нужно — это вернуть свободу людям, которых вы одолели в нечестном бою.
Мое «выканье» окончательно добивает его.
— У меня в портфеле… блокнотик…
Порывшись в портфеле, действительно нахожу блокнот, что-то вроде чековой книжки, с надписями по-немецки.
— Буржуа, что это за штука?
Он пристально разглядывает книжонку:
— Пропуска на освобождение из-под стражи.
— Чудесно! Тьерри заполнит шесть таких пропусков, вписав туда имена ваших сотрудников. Проследите за этим, пожалуйста…
Освобождаю пленнику руку и протягиваю его же ручку:
— Чтобы все было в порядке, идет? Мне не хотелось бы перепилить вам уже обе ноги — вы, надеюсь, поняли, что я на это способен.
Тот лихорадочно принимается писать, и, чего это ему стоит, легко можно понять по гримасе боли на лице. Когда с этим, наконец, покончено, отправляюсь к тачке — вылезая, я заметил там офицерскую шинель. Не знаю, чего меня дернуло осмотреть заодно и всю машину — в откидном карманчике левой дверцы натыкаюсь на небольшую печатку, которую вместе с шинелью и протягиваю Буржуа.
— Это для чего?
Осмотрев печать и разобрав текст, он изрекает:
— Эмблема гестапо.
— Вот и отлично, проштампуйте им все шесть пропусков.
При этих словах Тьерри слегка вздрагивает, что не ускользает от моего внимания:
— Ага, цыпа, ты собирался нас провести, так ведь? Готов спорить, без этой печати нас укокошили бы в четверть часа. Хорошо, нюх у Сан-Антонио хоть куда!
И уже обращаясь к Буржуа, продолжаю:
— Буржуа, дорогой, теперь ваш черед действовать! Я бы и сам занялся освобождением ваших людей, но это никак невозможно — в немецком я смыслю как свинья в апельсинах. Напяливайте-ка шинельку и дуйте с этими пропусками в гестапо; наплетите там, что речь идет об очной ставке, например, ну, я не знаю, что еще… Да, и возьмите машину. Удачи! Он дрожит, как лист на ветру:
— До встречи…
— До скорой, — подчеркиваю я, — встречи!
Но того уже и след простыл. Мы с Тьерри остаемся с глазу на глаз.
— Ну вот, — говорю я ему, — остается лишь пожелать, чтобы все прошло нормально. Игра сыграна, не так ли?
Он лишь сжимает зубы от злости.
— Встреться мы в тридцать восьмом, может, мы подружились бы. А уж если в пятьдесят восьмом, то нас бы тогда уж точно водой не разлить, а?..
— Вы, французы, — выдавливает он с ненавистью, — просто банда слезливых трепачей!
Я быстро заканчиваю фразу:
— Так вот, нас бы не разлить водой в пятьдесят восьмом, но сейчас война, и… — беру со стола револьвер, — ведь это будет справедливо, Тьерри, не так ли?
— Да, — выдыхает он и отворачивается.
От этих малокалиберных револьверов все-таки так мало шума!
ГЛАВА 19
Через час возвращается Буржуа, уже в сопровождении шестерых заключенных.
— Немцы, скажу я вам, не семи пядей во лбу, — торжествующе бросает он, входя в помещение склада. — Десятилетний мальчуган почуял бы липу в моем поведении… Но как они прокололись, это совсем уже!
— В смысле?
Он помрачнел.
— Дело в том, что одна из наших сотрудниц, Джейн Спакен, этим утром покончила с собой во время допроса, выбросившись в окно.
Я похолодел, представив себе, чем могла закончиться для нас неосведомленность о случившемся.
— Но этот остолоп, дежурный офицер, немного поколебавшись, привел мне взамен другую заключенную. Вот она; наше вторжение, таким образом, спасло жизнь прекрасной незнакомке…
Подойдя к группе освобожденных, с великим изумлением вижу, что незнакомка эта — не кто иная, как та самая сиделка, что дежурила у постели «мисс с фотокамерой» в ля-паннской больничке!
Она меня тоже узнает:
— Как… вы?.. — бормочет она, распахнув удивленные глаза.
— Потрясен не меньше вашего. Как же это вы, любезная сестричка, угодили в лапы к гестаповцам?
Она насупилась:
— Как, как… Из-за вас, как же еще?
— Из-за меня?
— Ну конечно, ведь это вы убили бармена в Ля Панн, вы же и в девушку стреляли. Началось расследование, один из моих коллег сказал в полиции, что видел, как мы мило беседовали — вот меня и схватили. Сколько я ни уверяла, что ничего не знаю, а вас вообще ни разу в жизни не видела, мне не поверили и упекли, в конце концов, в эту каталажку.
— Ну что ж, пусть невольно, но я все-таки исправляю причиненные мной неприятности — так как вы здесь именно благодаря мне. Справедливости ради замечу, что ничего такого, о чем вы говорите, я в Ля Панн не совершал. Кстати, как поживает та девушка?
— Умерла.
— Вот те клюква! Досадно… Я бы с удовольствием с ней пообщался — это, похоже, была опасная немецкая шпионка, и я не совсем ясно себе представляю, что за роль она играла во всей этой истории.
Пожимаю руку пятерым оставшимся беглецам — бравым ребятам от признательности покрасневшим до ушей. Кажется, Буржуа уже порассказал обо мне, и они готовы теперь считать меня чуть ли не самим Господом Богом.
— Надо как можно скорее спрятать ваших людей, — поворачиваюсь я к Буржуа, — да и вас, кстати, тоже — засветились вы порядочно!
— За меня не беспокойтесь, комиссар. Я позаботился о том, чтобы меня не узнали, и одел очки, слегка изменив внешность…
— Браво, вот что значит школа!
— А что до наших друзей, так я отвезу их в Лимбург, на ферму к моим родственникам, там они будут в полной безопасности.
Он осматривается вокруг:
— А где Тьерри?
— Уехал.
Буржуа аж подпрыгнул:
— Что?!
— Уехал занять адольфовой своре местечко у Святого Петра; будем надеяться, оно вскоре пригодится. Помогите мне погрузить его в машину.
— Что вы собираетесь с ним делать?
— Наехать автомобилем на какое-нибудь дерево и поджечь — пусть немцы думают, что это авария.
— А как вы его убили?
— Пушкой мамаши Брукер.
— И вы думаете, что, найдя в теле пулю, немцы поверят в аварию?
— А зачем им находить в теле пулю? Я его прихлопнул рукояткой — лучшее, к слову сказать, применение для этой мухобойки, да и шуму меньше…
— Да вы просто…
— Ужасный, сногсшибательный и вместе с тем восхитительный тип — знаю, знаю, мне это повсюду талдычат!
Один из беглецов, здоровенный детина с огненно-рыжей шевелюрой — ни дать, ни взять раскаленная жаровня! — спрашивает:
— Эти места вам знакомы?
— Честно говоря, не очень…
— Тогда предоставьте мне заняться машиной и ее содержимым.
— Хорошо, — кивает Буржуа, — только побыстрей; мы ждем вас здесь, — и обращается к остальным: — А вы, прежде, чем уйти, расскажите, как задание с баржей…
Прерываю его:
— Так, это уже дело не мое, и тем более не этой молодой особы. Если позволите, засим мы вас покидаем.
— Вы идете к Брукер?
В голову мне сразу приходит мысль о Лауре, которая, должно быть, ждет, ломая руки. Если я ввалюсь с подобной сменой караула, она может и взбунтоваться. Когда две хорошенькие женщины рядом — жди электрического разряда!
— Знаете, не сейчас… Скажите женщинам, что я зайду их навестить. Кстати, мы можем, наверное, и с вами там встретиться?
— А где вы тогда спрячетесь?
— Подумаем… Он не отстает:
— Только не в гостинице, это будет верхом неосторожности.
Буржуа, как всегда, прав, и такое положение дел меня озадачивает. Бросить вот так свою санитарочку я не могу, бедняга и так уже хлебнула горя. С парой симпатичных буйков под кофточкой и нежным взглядом она выглядит так беззащитно!..