Нунивак

— Так и будет, — обещал Кэлы.

Через день Таю уже вышел на первую вахту. На гору его сопровождал выздоровевший Вольфсон. Место было выбрано удачно. Отсюда отлично было видно не только лежбище, но и весь «Ленинский путь» лежал как на ладони.

Доктор Вольфсон поглядел в стереотрубу и не мог сдержать возгласа удивления:

— Ну и моржей!

Таю сказал:

— Раньше на этом лежбище их было ещё больше. А лет пять назад не залегало ни одного моржа. Лежбище уничтожили в два года перед самой революцией американские промысловые шхуны. Им ведь были нужны только жир да кожа. Ну, ещё выбивали топорами бивни. Ободранные туши оставляли гнить на лежбище. А морж, он ведь всю жизнь в чистоте живет. Другой доктор столько не моется, сколько морской зверь — он всё время в воде. Моржи на грязное место не идут… Так и исчезло Лысогорское лежбище. Пять лет назад появились здесь первые моржи. Чисто стало. Кэлы посылал туда колхозников — убрали старые кости, моржовые головы. И вот теперь здесь целое богатство. Если разумно пользоваться этим лежбищем, можно каждый год снимать богатый урожай.

— А почему моржи выбирают именно такие места? Они, как я слышал, не вылезут на первую попавшуюся отмель.

— Правильно, — ответил Таю. — А почему они идут именно сюда, про то длинная история. Если хочешь, расскажу.

— С удовольствием послушаю, — сказал доктор Вольфсон, проведя по усам.

— «В очень давние годы, — начал Таю, — жил недалеко от лежбища эскимос Кивагмэ. Отважный и смелый он был охотник. Он догонял на своем каяке самого быстроходного моржа. А тогда моторов не было. Кивагмэ был настоящий эскимос и соблюдал все обычаи предков. Но потом в нём зародилось сомнение. Стал он думать: есть ли хозяин этих зверей и птиц, которых он добывает? Может быть, напрасно переводят добро, кидая в море жертвенное мясо, брызгая кровью? И стал эскимос пренебрегать обычаем. Бросал в море протухлое мясо, кровь небрежно лил… И видел он — удачи у него не убывает, и смеялся над теми, кто следовал глупым, по его мнению, обычаям. Время шло. И стали замечать люди, что зверя становится в море меньше, он далеко обходит их берега, идет в другие стойбища.

Но Кивагмэ был силен и вынослив. Он мог долго грести и всегда возвращался с добычей. Кругом люди голодали, а Кивагмэ был сыт, и дети у него росли круглые. Делился охотник своей добычей с соседями. А время шло. Годы набегали, морщины прибавлялись на лбу отважного охотника, из мускулов уходила неведомо куда сила.

Однажды вернулся с моря Кивагмэ с пустым каяком, буксирный ремень болтался на поверхности моря.

На другое утро он снова вышел в море, полный решимости добыть зверя. Долго бороздил море его каяк, пока не вынырнул перед ним старый лахтак. Кинул Кивагмэ гарпун, прыгнули в воду воздушные поплавки, соединенные с гарпунным ремнем, и лахтак потащил легкий каяк. Кивагмэ спокойно намотал на руку ремень и стал ждать, пока зверь ослабеет. Носил его лахтак по морю, носил и вдруг нырнул вниз. Каяк зарылся носом. Ещё немного — и Кивагмэ мог оказаться в пучине. Единственное спасение было в том, чтобы выпустить из рук ремень. Кивагмэ так и сделал. Лахтак унес гарпун и воздушные пузыри.

Вернулся домой Кивагмэ мрачный, как холодный камень. А наутро, едва поднялось из воды солнце, он снова вышел в море. Наготове перед ним лежали запасной гарпун и новые поплавки из надутых тюленьих пузырей. Если он сегодня ничего не добудет, его дети останутся без пищи и жене придется отказать тем, кто придет за подмогой.

Он видел много моржей и лахтаков, но не мог их догнать: они плыли далеко, а в руках Кивагмэ уже не было прежней силы, когда он мог состязаться с самым быстроходным моржом.

Солнце уже клонилось к воде, когда он увидел большого моржа. С большим трудом охотнику удалось настигнуть его и загарпунить. Морж потащил за собой легкий каяк, как игрушку. Но Кивагмэ решил не сдаваться. Он крепко намотал на руку ремень и приготовился бороться до конца. Морж уходил в глубину. Каяк уже стал зарываться носом в воду, брызги хлестали по лицу охотника. Вдруг Кивагмэ почувствовал, что морж тянет его вниз. Волны сомкнулись над охотником, и он увидел морскую пучину. Вокруг него плавали рыбы, тюлени, киты. Все они показывали на него плавниками, ластами и хохотали над ним.

Кивагмэ дотащился вместе с каяком до моржового стойбища. Старейшина-морж с большими тугими усами велел Кивагмэ сесть перед собой и объявил, что охотник будет жить с ними. Кивагмэ молча кивнул: он не мог открыть рта, чтобы вода не хлынула ему в желудок. Но старый морж успокоил, что здесь он может даже разговаривать.

— Зачем вы меня сюда притащили? — спросил Кивагмэ моржей.

— Потому что ты перестал уважать нас, — ответил старый морж. — Смотри, какую тухлятину посылаешь нам.

Старый морж пододвинул ластом Кивагмэ куски мяса. От них так воняло, что охотник отвел лицо в сторону.

— И еще вина твоя в том, что ты калечишь морской народ, — добавил старый морж.

Тут Кивагмэ услышал глухие стоны. Глянув в угол моржовой яранги, он увидел лахтака, недавно загарпуненного им. В боку торчал наконечник и причинял невыносимые страдания морскому зверю. Кивагмэ бросился к нему и вытащил гарпунный наконечник. Лахтак облегченно вздохнул и поблагодарил охотника.

Долго жил Кивагмэ на дне моря. Все, что посылали люди, моржи отдавали ему, а мясо было тощее, сухое и подпорченное. Похудел Кивагмэ. Лицо будто построгали острым ножом. Однажды старый морж позвал Кивагмэ и показал жертвенное мясо, которое только что прислали люди. Оно было сочное, с прожилками белого жира, набухшее кровью.

— Поняли люди наш морской закон, — удовлетворенно сказал старый морж и велел Кивагмэ готовиться в обратную дорогу к людям. Подумал охотник, что надо бы привести одежду в порядок. Хотел посмотреть на свои камики, а они как моржовые ласты, а руки — тоже. Оказывается, он давно превратился в моржа, иначе как бы он выжил на дне морском?

— Как же я появлюсь перед людьми, женой и своими детьми в таком виде? — печально спросил старого моржа Кивагмэ.

— Не беспокойся, — ответил старый морж. — Едва ты достигнешь берега, опять превратишься в человека. Я посылаю вместе с тобой моржовое стадо. Берегите его, люди, и вы никогда не будете знать нужды и голода.

И поплыл впереди моржового стада охотник Кивагмэ, превратившийся в моржа. Теперь над ним уже никто не смеялся — ни рыбы, ни моржи, ни тюлени, ни киты.

Привел Кивагмэ моржовое стадо и поселил его на отмели за Лысым мысом. Отсюда и пошло наше лежбище…»

Таю замолчал. Доктор Вольфсон смотрел на лежбище и тоже молчал. Морской ветер путался в черных волосах Таю, играл ими, шарил в пустой трубке, выдувая легкий, остывший пепел.

— Разумная легенда, — сказал, наконец, доктор Вольфсон.

— Человеку дан разум, чтобы до всего доискиваться, — отозвался Таю. — Ведь думали люди, отчего моржи любят эту отмель, и нашли объяснение. В своё время для них это была истина.

Таю встал и подошел к стереотрубе. Поворачивая окуляры, он оглядел лежащих на гальке моржей, скользнул взглядом по горизонту и увидел на поверхности моря четыре вельбота, плывущие один за другим.

— Кита ведут! — радостно сообщил он доктору и бросился вниз по крутой тропинке.

— Осторожно! Шею можно сломать! Вы же больной, дорогой друг! — кричал сзади доктор Вольфсон, но не отставал.

Оба трактора уже стояли наготове на берегу. Как всегда, здесь суетился и громко командовал Кэлы.

Кита вытащить на берег — совсем не то, что моржа.

Несколько раз огромную тушу оплели тросами. По команде два трактора «С-80» поползли вверх по гряде. Гусеницы зарывались в гальку и крутились на одном месте. Туго натянутые стальные тросы звенели.

— Отойдите от тросов! — кричал Кэлы.

Наконец кит вздрогнул и медленно пополз на берег, двигая перед собой песчаный вал. Гусеницы нашли опору в податливой гальке и двинулись вперед.

Только поздним вечером закончили разделку кита. Охотники уже успели поужинать и переодеться. Возле клуба собиралась толпа любителей кино. Здесь Таю встретил Утоюка.