Страница 38 из 45
Амирак нерешительно топтался на пороге, не зная — входить или уйти.
— Миша! — услышал он тонкий, знакомый голос.
— Неля! — крикнул Амирак и кинулся в комнату.
— Стой! — крикнула Неля, выходя из-за печки. — Сначала скинь на кухне свою вонючую одежду, помойся, а потом входи в комнату.
Амирак безропотно повиновался.
Неля терла его намыленную голову и строила планы совместной жизни. В кухне стояла жара, над плитой поднимался горячий воздух, растекался по комнате и выходил в раскрытое настежь окно.
В комнате уже были распакованы и разложены вещи Нели Муркиной. На тумбочке стоял патефон. Неля подошла к нему и поставила мембрану на заранее приготовленную пластинку. Амирак прислушался. В песне кто-то грустно прощался с Римом…
Таю и Рочгына сидели в гостях у зятя. Рита накрыла на стол, расставила красивые чашки и стаканы. Мать ей помогала. Мужчины курили и тихо переговаривались. Ждали Нелю и Амирака.
— Это верно говорят про тебя, что своим землякам ты строишь дома лучше? — спросил зятя Таю.
— Я это не с умыслом, — оправдывался Линеун. — Просто опыта и умения прибавилось, поэтому дома получаются лучше ранее построенных.
— Смотри, — погрозил пальцем Таю.
Поздние сумерки наползали с моря. Зажегся маяк на горе. Прожектор его был крутящийся и делал полный оборот ровно за одну минуту. Каждый |раз, когда луч, пробившись сквозь задернутые занавески, упирался в противоположную стену, Таю смотрел на висячие часы: Неля и Амирак запаздывали.
— Давайте начнем ужинать без них, — предложил Таю. — Ничего, сами виноваты, что опоздали.
— Открыть бутылку? — спросил Линеун.
— Пока не надо, — остановил его Таю. — Придут — откроем.
Рита четыре раза наполняла чашки и стаканы, а гостей всё не было.
Таю со вкусом допил последний стакан, крепко поставил его на стол и сказал жене:
— Пойдем, Рочгына, спать, уже поздно.
Рита попыталась их удержать.
— Может быть, они ещё придут…
Таю улыбнулся, привлек к себе дочку и нагнулся над её головой.
— Не придут они, даю тебе слово. Спокойно ложитесь спать. Успеют они ещё у вас нагостеваться.
— Что же они так? — разочарованно сказала Рита.
— Психология, — подражая председателю Кэлы, произнес Таю.
Теплая ночь стояла над селением. Тарахтел двигатель электростанции, луч маяка бесшумно крался по окрестным холмам, по морю, тыкался в стены домов.
Над головой Таю, невидимые в темноте, с шумом пролетели утиные стаи.
15. НА ЛЕЖБИЩЕ
С вельбота видятся спины
Лежащих вдали моржей…
Подули северные ветры. Они гнали волну, сырой туман, дожди и холод на побережье. Ревели сирены на маяках, лучи прожекторов шарили по белым спинам высоких волн. Непогода ускорила окончание строительства домов: в Нуниваке остались только три семьи, в том числе семья Утоюка, который, по собственному выражению, покидал последним родное селение, как капитан гибнущий корабль.
Охотники ловили каждый погожий день и выходили на кита. Редко они возвращались пустые, поэтому не переставала работать жиротопка, машина возила китовое мясо в ледник, вырытый в склоне горы.
Таю томился от безделья. Он несколько раз ходил к Кэлы, просил у него береговой работы, но председатель, ссылаясь на доктора, отказывал ему.
— Поправишься, тогда любую работу проси, — говорил он в утешение.
В «Ленинском пути» день намного удлинился. В Нуниваке охотники, возвращаясь с промысла, прятались в свои жилища и без большой надобности не покидали их: кончилась охота — кончился день. А здесь, в «Ленинском пути», к вечеру народу даже прибавлялось на улицах: кто спешил в клуб, кто в магазин, в гости друг к другу, навестить детей в интернат… Переселение эскимосов из Нунивака заметно прибавило оживления в колхозе. Раньше здесь господствовали два языка — чукотский и русский, а сейчас к ним прибавился ещё и третий — эскимосский, который уверенно звучал среди новых домов, возле клуба, на разделочной площадке. Таю отметил интересную особенность: дети предпочитали говорить между собой на русском языке.
Несколько дней назад вместо доктора Вольфсона Таю навестила медсестра Алиса Руквутагина.
— А где же доктор? — спросил встревоженный Таю.
— Заболел, — ответила медсестра. — Простудился.
Таю недоверчиво посмотрел на девушку в снежно-белом халате, который очень шел к ней. У него как-то не укладывалось в голове, что врач сам может заболеть. Таю захотелось посмотреть на больного Вольфсона.
Доктор лежал возле окна и читал книгу, встопорщив кверху усы.
— Здравствуй, дорогой друг, — поздоровался Вольфсон и закашлялся. — Простыл. Не надо было мне тогда купаться…
Лежащий на кровати доктор был для Таю обыкновенным смертным и больше не внушал раздражения.
— Что же, вместе будем болеть, — примирительно сказал Таю. — Веселее будет обоим.
— Что может быть веселого в болезни? — отмахнулся Вольфсон. — Куда лучше быть здоровым… Но я быстро встану. Послезавтра уже буду на ногах. Теперь болеть не страшно. Вот когда я много лет назад впервые приехал сюда, тогда было трудно. На весь район был один врач. Да и то без лекарств. Это всё равно, что охотник без ружья. А теперь чуть что — санитарный самолет или вертолет посылают… Если бы мне тогда сказали, что Чукотка когда-нибудь станет одним из лучших районов страны по обслуживанию санитарной авиацией, я бы не поверил.
— Быстрее поправляйтесь, скоро праздник, — сказал Таю. — Через неделю придет пароход, разгрузим его, переселим оставшиеся семьи из Нунивака и устроим большой праздник.
— Новая песня будет? — спросил доктор.
— Если мне разрешишь выйти в море, обязательно будет, — пообещал Таю.
— А что же, на суше не можешь? — поинтересовался доктор.
— Не могу, — откровенно сознался Таю. — Ошибаешься, если думаешь, что песню можно сочинить где хочешь. Как я найду напев, если слушаю ветер, бродящий по земле? А мне нужен морской ветер. Он мне даст напев. Только неумелый певец пытается придумать песню. Настоящую песню надо искать, ловить, и не всякое ухо и не каждый человек это может сделать…
Доктор с необыкновенным вниманием выслушал Таю и обещал:
— Постараюсь, чтобы до праздника ты побывал в море.
За несколько дней до прихода парохода Кэлы встретил Таю на улице селения и позвал его с собой в правление.
— Есть интересные новости, — сказал председатель, садясь за стол, как будто он не мог разговаривать стоя.
— Говори, — сказал Таю.
Кэлы потянулся к сейфу и долго выбирал из связки нужный ему ключ.
— Далеко прячешь бумагу, — заметил Таю.
Развязав тесемки, Кэлы извлек из папки какую-то бумагу, украшенную печатью.
— Решение окружного исполнительного комитета, — с важностью сообщил он. — Предписывается продлить ещё на один год запрещение охоты на моржа в районе лежбища.
Кэлы положил обратно в папку бумагу и выразительно посмотрел на Таю. Похоже, что председатель был доволен.
— Не понимаю, что тут хорошего? — пожал плечами Таю.
— План по жиру мы выполнили, — начал загибать пальцы Кэлы, — по мясу на двенадцать процентов больше плана. Зачем нам ещё губить зверя? Ни к чему. Я радуюсь, что таким способом мы восстанавливаем наше старинное лежбище. Вот так, Таю. А теперь другое — надо, чтобы кто-то наблюдал за лежбищем. Я выбрал тебя. Пограничники сделают наблюдательный пункт: они поставят будочку на случай дождя и списанную стереотрубу. Пост что надо! Почти отдельная пограничная застава!
— Я согласен, — ответил Таю. — Но когда доктор разрешит мне выходить в море, пусть на мое место пошлют другого.