Страница 27 из 28
Он повёл в шатёр компанию колдунов, когда примчалась Луна.
— Здорово, Гарри!
— Э… меня зовут Барри, — сказал Гарри смущённо.
— О, ты и это переменил? — радостно спросила Луна.
— Как ты узнала?
— Ой, да просто по выражению, — сказала она.
Подобно отцу, Луна вырядилась в ярко-жёлтую мантию, к которой добавила большой подсолнечник в волосах. Если притерпеться к яркости всего этого, общее впечатление было очень неплохое. В конце концов, редисок на ушах не болталось.
Ксенофилиус, погружённый в разговор с кем-то, с которым только что познакомился, не заметил разговора Луны и Гарри. Попрощавшись с волшебником, он повернулся к дочери, которая подняла палец и сказала: — Смотри, папочка, один гном меня по-настоящему укусил.
— Как прекрасно! Слюна гнома невероятно полезна! — сказал мистер Лавгуд, схватил Луну за растопыренные пальцы и стал внимательно рассматривать кровоточащие точки. — Луна, любовь моя, если ты сегодня почувствуешь, как в тебе прорастает талант — скажем, нежданная потребность петь оперные арии или читать стихи по-русальи — не вздумай его подавлять! Возможно, он подарен тебе Гернумбли!
Рон, как раз попавшийся им навстречу, громко фыркнул.
— Рону вольно смеяться, — безмятежно сказала Луна, пока Гарри провожал её с отцом к их стульям, — но мой отец много изучал Гернумблинную магию.
— В самом деле? — спросил Гарри, который давно уже как решил не спорить со странными идеями Луны и её отца. — Кстати, а ты уверена, что к укусу ничего приложить не надо?
— Не, всё классно, — сказала Луна, с мечтательным видом посасывая свой палец и оглядывая Гарри сверху донизу. — Тебе идёт. Я папочке говорила, что, наверное, все придут в парадных мантиях, но он считает, что на свадьбу надо одеваться в солнечный цвет, на счастье, понимаешь?
Когда она уплыла вслед за отцом, опять показался Рон, с древней ведьмой, вцепившейся ему в руку. Крючковатый нос, глаза в красных кругах, и розовая замшевая шляпка придавали ведьме облик сварливого фламинго.
…а твои волосы, Рональд, слишком длинные, я чуть не приняла тебя за Джиневру. Борода Мерлина, что это Ксенофилиус Лавгуд напялил? Вылитый омлет. А ты кто такой? — гаркнула она на Гарри.
— Ах да, тётя Мюриэль, это наш кузен Барни.
— Ещё один Висли? Вы плодитесь, как гномы. А Гарри Поттера тут нету? Я надеялась его увидеть. Мне казалось, Рональд, что вы друзья, или ты просто нахвастался?
— Он… он не смог…
— Хммм. Хоть извинился? Тогда он не такой безнадёжный хам, каким кажется по фото в газете. Я как раз показывала невесте, как правильно надевать мою тиару, — прокричала она, обращаясь к Гарри. — Гоблинской работы, чтобы ты знал, не одно столетие в нашей семье. А она девушка неплохая, но всё равно — француженка. Ну, ну, Рональд, усади меня на хорошее место, мне всё-таки сто семь лет, и мне нельзя так долго быть на ногах.
Уходя, Рон многозначительно посмотрел на Гарри, и потом некоторое время не появлялся. К тому времени, когда они снова встретились у входа, Гарри успел разместить добрую дюжину прибывших. Шатёр был уже почти полон, и в первый раз снаружи не было очереди.
— Эта Мюриэль — просто ночной кошмар, — сказал Рон, вытирая рукавом лоб. — Раньше она каждый год приезжала на Рождество, пока, слава богу, не обиделась, когда ей Фред с Джорджем за обедом подложили под стул бомбу-вонючку. Папа всё говорит, что она вычеркнет их из своего завещания — будто их это качает, они когда-нибудь станут богаче всей родни, так у них дело идёт… Ух ты, — добавил он, хлопая глазами, когда к ним подбежала Эрмиона. — Классно выглядишь!
— И вечный тон изумления, — отметила Эрмиона, правда, с улыбкой. На ней было лёгкое сиреневое платье и туфли с изрядно высокими каблуками; её волосы были приглажены и блестели. — Твоя двоюродная бабушка Мюриэль по-другому думает, я её как раз наверху встретила, она Флёр тиару вручала. Она сказала: «О, дорогая, это — та магглорождённая?» и добавила: «Плохая осанка и лодыжки костлявые».
— Это она не о тебе лично, она со всеми хамит, — сказал Рон.
— Беседуете о Мюриэль? — поинтересовался Джордж, выныривая с Фредом из шатра. — Да-а, она только что мне сказала, что у меня уши разные. Старая нетопыриха. Хотя жаль, что старого дяди Билиуса уже нет, от него на свадьбах была сущая умора.
— Это не тот, который увидел пса-Грима, и помер через двадцать четыре часа? — спросила Эрмиона.
— Ну да, под конец он стал малость того, — подтвердил Джордж.
— Но пока у него крыша не уехала, он был жизнь и душа любой компании, — сказал Фред. — Он как: приговорит бутыль огневиски, выбежит на танцплощадку, задерёт мантию, и давай выпускать цветы букетами из своей…
— Да, звучит душевно, — сказала Эрмиона под оглушительный хохот Гарри.
— Но почему-то так и не женился, — отметил Рон.
— Просто невероятно, — сказала Эрмиона.
Они так развеселились, что заметили припозднившегося гостя, темноволосого молодого человека с большим кривым носом и густыми чёрными бровями, только когда тот протянул Рону приглашение и сказал, глядя на Эрмиону: — Ты выглядишь иззумительно.
— Виктор! — взвизгнула Эрмиона, и уронила свою маленькую бисерную сумочку, которая при падении грохнула несоразмерно со своей величиной. Покраснев, она присела, чтобы подобрать сумочку, одновременно говоря: — Я не знала, что ты здесь — здорово как — так прекрасно увидеться — как ты?
Уши у Рона опять заалели. Посмотрев на приглашение Крума так, словно он не мог поверить в нём ни единому слову, он спросил, чересчур громко: — Как это вышло, что ты здесь?
— Флёр пригласила, — сказал Крум, подняв брови.
Гарри, который не имел ничего против Крума, пожал ему руку; затем, чувствуя, что будет благоразумно увести его подальше от Рона, предложил показать ему его место.
— Твой друг не очень рад видеть меня, — сказал Крум, когда они вошли в уже полный шатёр. — Или он родственник? — добавил он, взглянув на рыжие кудри Гарри.
— Кузен, — пробормотал Гарри, но Крум особо не прислушивался. Его появление вызвало волну возбуждения, особенно у вил-кузин: Крум, как-никак, был знаменитый игрок в Квиддитч. Когда Рон, Эрмиона, Фред и Джордж уже спешили по проходу, все кругом ещё вытягивали шеи, чтобы получше рассмотреть Крума.
— Пора усаживаться, — объявил Фред, — а то нас брачующиеся затопчут.
Гарри, Рон и Эрмиона уселись во втором ряду, позади Фреда и Джорджа. Эрмиона выглядела малость покрасневшей, а у Рона по-прежнему алели уши. Через несколько мгновений он шепнул Гарри: — Видал, какую он дурацкую бородёнку отрастил?
Гарри неопределённо буркнул в ответ.
Тёплый шатёр наполнила атмосфера взволнованного ожидания, общее бормотание прерывалось отдельными всплесками нервного смеха. Мистер и миссис Висли прошли по проходу, улыбаясь и махая руками родне; миссис Висли была в новом, с иголочки, аметистовом наряде и такой же шляпе.
Мгновение спустя Билл и Чарли встали во главе шатра, оба в нарядных мантиях, с большими белыми розами в петлицах; Фред испустил волчий вой, а вилы-кузины расхихикались. Потом из того, что казалось золотыми воздушными шариками, полилась музыка, и все смолкли.
— Оооох! — вырвалось у Эрмионы, извернувшейся на стуле, чтобы было видно вход.
Все собравшиеся волшебники и ведьмы испустили общий глубокий вздох, когда мсье Делакур и Флёр пошли по проходу, Флёр скользила, мсье Делакур подпрыгивал и широко улыбался. Флёр была в очень простом белом платье и, казалось, излучала ровный серебристый свет. Если обычно в сиянии Флёр все прочие меркли, не выдержав сравнения, то сегодня оно украшало всех, на кого падало. Джинни и Габриэль, обе в золотых платьях, стали ещё симпатичнее, чем всегда, а Билл, когда Флёр к нему подошла, выглядел так, словно никогда не встречался с Фенриром Бирюком.
— Дамы и господа, — объявил кто-то нараспев, и с некоторым потрясением Гарри увидел, что перед Биллом и Флёр стоит тот самый низенький, с клочковатыми волосами, волшебник, который председательствовал на похоронах Дамблдора, — мы сегодня собрались здесь, чтобы отпраздновать союз двух верных сердец…