Страница 30 из 95
24. Е. П. Оболенскому[152]
Евгению Петровичу Оболенскому.
Иркутск, 16 августа 1839. г.
Ты удивляешься, друг Оболенский, что до сих пор я не говорю тебе словечка: надеюсь с полною уверенностию, что ты меня не упрекаешь в чем-нибудь мне несвойственном. Без объяснений скажу тебе, добрый Евгений, что ты меня истинно утешил твоими двумя листками: первый я получил в Чертовкине, а второй в Иркутске. Душевно рад, что ты сколько-нибудь примирился с мыслию об Етанце, но все-таки желал бы тебя из нее извести. Сделать ты должен это сам: стоит только тебе написать письмо к генерал-губернатору, и перевод последует без малейшего затруднения. К. Ивановна говорила с Пятницким и поручает мне тебе это сказать: сама она сегодня не пишет при всем желании, потому что Володя не на шутку хворает, – у них руки упали; ты не будешь ее винить.
Начнем сначала: приехал я с Поджио и Спиридовьгм на одной лодке с Комендантом, Плац-маёром и Барановым в г. Иркутск 9-го числа. Мы первые вошли в Столицу Сибири, ужасно грязную по случаю ежедневных дождей. Слава богу, что избегли этого горя на море,[153] где мы бичевой шли пять суток. Скучно было, но ничего неприятного не случилось.
Поместили нас в общественном доме. В тот же вечер явились К. Карл, с Нонушкой и Мария Николаевна с Мишей.[154] Объятия и пр., как ты можешь себе представить. Радостно было мне найти прежнее неизменное чувство доброй моей кумушки. Миша вырос и узнал меня совершенно – мальчишка хоть куда: смел, говорлив, весел.
На другой день вечером я отправился в Урик. Провел там в беспрестанной болтовне два дня, и. теперь я в городе. Насчет Гымыля моего все усердно расхлопотались, и я уже был переведен в деревню Грановщину близ Урика, как в воскресенье с почтою пришло разрешение о Туринске.
Все наши по просьбам родных помещены, куда там просили, кроме Трубецких, Юшневских и Артамона. Они остались на местах известного тебе первого расписания. Не понимаю, что это значит, вероятно, с почтою будет разрешение. Если Барятинского можно было поместить в Тобольск, почему же не быть там Трубецким?! В Красноярск Давыдов и Спиридов: следовательно, нет затруднения насчет губернских городов.
Вообще все здесь хорошо приняты от властей – учтиво и снисходительно: мы их не видим, и никакого надзора за нами нет. Я встретил Пятницкого у Кар. Карловны и доволен его обращением.
Вообрази, любезный Оболенский, что до сих пор еще не писал домой – голова кругом, и ждал, что им сказать насчет места моего поселения. Здесь нашел письмо ото всех Малиновских; пишут, что Розенберг у них пробыл пять дней и встретился там с семейством Розена…
Не могу тебе дать отчета в моих новых ощущениях: большой беспорядок в мыслях до сих пор и жизнь кочевая. На днях я переехал к ксендзу Шейдевичу; от него, оставив вещи, отправлюсь в Урик пожить и полечиться; там пробуду дней десять и к 1 сентябрю отправлюсь в дальний путь; даст бог доберусь до места в месяц, а что дальше – не знаю.
Грустно подумать, что мы расстались до неизвестного времени; твоя деревня, как говорится, мне шибко не нравится; не смею предлагать тебе Туринска, где, может быть, тоже тоска, но лучше бы вместе доживать век. По крайней мере устройся так, чтобы быть с Трубецкими: они душевно этого желают. Ребиндер хотел на этот счет поговорить с твоей сестрой – пожалуйста, не упрямься.
Кучевской поселен в Гугутуе, славном селении по Якутскому тракту, в 60 верстах от Иркутска. Все хвалят его деревню, об нем мне много рассказывала толстая хозяйка в думном доме, где они до нас с Быстрицким проживали. – Кажется, он совершенно здоров и не унывает. Быстрицкий помещен в 8 верстах от Урика.
Что тебе сказать для полного понятия моей жизни в Иркутске? – Я редко дома, навещаю женатых почти всякий день, видаю отца Василия и Медведникова, купца. Это знакомство во всех отношениях приятное; у них живет племянница Каролины Карловны, премиленькая девушка, – и все они полюбили необыкновенно твоего друга, не знаю за что! Я начал с того, что у них поселился с 9 часов утра до 5 вечера, на первое знакомство. Теперь редкий день не забегу на минуту; беда только, что всякий день дожди и надобно от грязи спасаться на извозчике: это стоит денег – а их немного. Спасибо, что ты дал двести рублей, без них я бы пропал; да теперь еще не знаю, как устроюсь: покупаю казанскую телегу, и немного останется капитала – разве пока здесь подойдут капиталы срочные. – Ни Артамон, ни Вадковский не получили денег – я уверен был, что мы их найдем в Иркутске для погашения долгов, в которых я как будто участвую. Странное дело!..
Сделай дружбу, уведомь Глебова, что Муханов постоянно в Братском остроге. – Я обещал несчастному жителю Кабанска написать прямо, но истинно не знаю, что ему сказать, кроме этого уведомления. Насчет возможности уплатить его долг 500 р. я не знаю никакого средства: все без денег. К тому же Трубецкой в Чертовкине ему дал 200 рублей. – Не стану, друг Оболенский, передавать тебе впечатление, которое на меня произвел Глебов, это невыразимо жестоко: главное мне кажется, что он никак не хочет выйти из бездны, в которую погряз. Все-таки советуй ему как-нибудь перебраться к Муханову, его присутствие в Кабанском нисколько не прибавляет возможности уплатить долг: может быть, Муханов найдет средство его удовлетворить. – Поджио и все наши тебе сердечно кланяются…
17 августа.
Вчера вечером поздно возвратился домой, не успел сказать тебе, любезный друг, слова. Был у преосвященного, он обещал освободить Иакинфа, но не наверное. – Просидел у Юшневских вечер. Днем сделал покупку, казанскую телегу за 125 рублей – кажется, она довезет меня благополучно с моим хламом. Может быть, можно бы и дешевле приискать колесницу, но тоска ходить – все внимание обращено на карман, приходящий в пустоту.
Сегодня после обеда отправляюсь погостить и полечить ногу в Урик, там останусь дней десять – и 1 сентября в путь. Пора, друг Оболенский, обнять тебя – до другого письма: не знаю, удастся ли написать к тебе прежде Красноярска. Будь здоров, скажи мне побольше о себе и обо всем, что у тебя делается. У меня голова кругом идет, не могу еще привыкнуть к бесказематной жизни. Наконец, финансы требуют скорейшего выезда из города – что день, то расход, – трудно, брат, нам справляться с практической жизнью, мы совершенно от нее отстали.
Прощай – разбирай как умеешь мою нескладицу – мне бы лучше было с тобой говорить, нежели переписываться. Что ж делать, так судьбе угодно, а наше дело уметь с нею мириться. Надеюсь, что у тебя на душе все благополучно. Нетерпеливо жду известия от тебя с места.
Поджио недоволен Усть-Кудой – и дом и все ему не нравится. Денежные дела в плохом состоянии. Тоска об этом говорить. – Прощай, друг – сердечно жму тебе руку…
153
Море – озеро Байкал.
154
К. Карл. – Кузьмина, воспитательница Нонушки – С. Н. Муравьевой; Мария Николаевна – Волконская, ее сын Миша – крестник Пущина, писавший ему в детстве: «Милый Папа Ваня».