Что нового, киска?

Она замолчала, вспомнив Ронни – барабанщика из оркестра, потрясающего любовника, который частенько приглашал ее в ресторан.

– Вскоре Джеки и отец Сэма сбежали вместе, вызвав шок у всех знакомых. А Сэм был этим попросту убит. Я тоже. Джеки исчезла, не попрощавшись, и не вернула мне мою сумочку от «Гермеса Келли». Кстати, надо ей об этом напомнить…

– А как же вы с Сэмом? – нетерпеливо спросила Дилайла.

– Мы перестали общаться. Он уехал в университет… или в кулинарную школу? Во всяком случае, года два мы не виделись, пока в один прекрасный день я не столкнулась с ним в кафе. С тех пор мы дружим, но я никогда не говорила с Сэмом ни о его отце, ни о Джеки. Он не хотел иметь с ними ничего общего. Но на прошлой неделе, когда я была в Испании, все изменилось: Джеки сказала мне, что она на четвертом месяце беременности. Они с Ричардом давно мечтали о ребенке. А поскольку будущий ребенок доводится Сэму единокровным братом или сестрой, его отец решил, что им пора наладить отношения. Разрыв длился больше десяти лет, а этого более чем достаточно. Ну, ты меня знаешь: я не хотела вмешиваться, – сказала Вивьен и выдержала эффектную паузу. – Но я предложила Джеки приехать на свадьбу, чтобы помириться с Сэмом. Судя по всему, именно это и произошло.

Вивьен, очень довольная собой, затушила сигарету и внимательно смотрела на Дилайлу.

– Ты, кажется, не очень-то рада?

– Нет, я рада, – неуверенно произнесла Дилайла. – Просто я сыта по горло всем, что случилось. А Сэм, наверное, люто меня возненавидел.

– Господи, нельзя же быть такой дурой! Он ведь тебя любит.

У Дилайлы перехватило дыхание.

– Он так сказал?

– Ну, не совсем так, – пояснила Вивьен. – Да и разговаривала я с ним уже очень давно, а все эти свадебные приготовления… – И замолчала.

Дилайла подавленно вздохнула.

– Ладно, хватит, – сказала она, задумчиво покусывая губу. Все надежды на примирение с Сэмом рассыпались в прах.

В комнате повисло гнетущее молчание. Невеста и ее лучшая подруга скорбели каждая по своей причине. Их платья прекрасно подходили для свадебных торжеств, а выражения лиц – для похорон. Вивьен тяжело вздыхала и поглядывала на Дилайлу, которая остервенело сдирала с ногтей французский лак. Вивьен чувствовала себя виноватой в том, что Дилайла так несчастна. Если бы только она вовремя прикусила свой болтливый язык, все могло сложиться иначе.

Подобрав юбки, она подошла к зеркалу и взглянула на свое отражение. Собственное лицо ей явно не нравилось – бледное, встревоженное, несчастное. Зрелище полностью соответствовало настроению Вивьен. Потертая и помятая. Тридцать пять лет, и все еще одинокая. Старая дева. Она насупилась. Какое гадкое слово! Звучит так, будто у нее варикозное расширение вен и волосы на подбородке, а дни проходят в чтении толстых романов и в консервировании овощей. Неужели это и есть ее будущее? Годы одиночества, скучная жизнь стареющей женщины, отвергнутой любовниками ради молоденьких двадцатилетних самочек? Вивьен почувствовала, что плачет, и смотрела, как слезинка катится у нее по щеке и падает, сорвавшись с подбородка. Она вдруг подняла подол юбки и стала им стирать остатки косметики. Возьми себя в руки, детка, сказала она себе, перемазав бисерную вышивку губной помадой. Что, собственно, случилось? Она просто раскисла от всей этой свадебной суеты. Никакая она не старая дева. Она знатная холостячка. Женщина в расцвете лет. Женщина, для которой открыты все пути. Она вызывающе улыбнулась собственному отражению. Кого волнует, что она не замужем? Кого волнует, что ей давно перевалило за тридцать? Ей просто нужно что-то, что взбодрит ее. Нужно почувствовать себя живой, свободной и счастливой.

Словно прочитав ее мысли, Дилайла судорожно вздохнула. Ей нужно было абсолютно то же самое.

И тут Вивьен неожиданно почувствовала прилив вдохновения. Хлопнув в ладоши, она закружилась по комнате в радостном возбуждении.

– Я знаю, что делать!

Дилайла смотрела на нее блестящими от слез глазами. Ей уже вполне хватило сюрпризов, которые устроила Вивьен.

– Медовый месяц! – Грудь у Вивьен вздымалась. Она готова была выпрыгнуть из корсета.

Дилайла растерялась.

– Какой медовый месяц? Гарольд же в больнице.

– Я знаю, глупая девчонка, – разозлилась Вивьен. – Неужели ты думаешь, что я собираюсь ехать с ним? Я имею в виду нас двоих – тебя и меня. Неделя на острове Бали. И выбросить из головы всех мужиков. Нам нужен праздник. Ты только подумай! Мы залечим сердечные раны и получим загар, – радостно грохотала Вивьен. – Ну, что скажешь?

Тяжелая черная туча над головой Дилайлы начала таять, проглянуло солнышко. Сомнения заняли всего несколько секунд, после чего Дилайла улыбнулась и сказала:

– Едем.

ГЛАВА 42

В тот вечер они завезли недовольно ворчащего Фэтцо в собачий приют и благодаря предсвадебной щедрости Гарольда вылетели первым классом в пятизвездочный отель «Аман Пури», расположенный на равнинах острова Бали. Там их встретил менеджер, который вручил дамам бутылку шампанского и гирлянды лотосов, после чего проводил в роскошный номер для новобрачных, а сам спустился вниз, чтобы посудачить с остальным персоналом по поводу весьма странной пары, приехавшей в свадебное путешествие.

Впрочем, Дилайлу и Вивьен ничье мнение не интересовало. Они провели семь волшебных дней, как в сказке: принимали воздушные ванны, жгли ароматические свечи, ели блюда из кокоса, покупали себе саронги и плетеные браслеты – те самые, которые отлично смотрятся на загорелых руках и хорошо подходят к ярким майкам, продающимся по три штуки в упаковке, но становятся совершенно бесполезны, когда вы возвращаетесь в Лондон и снова влезаете в водолазки и свитера. Они с удовольствием пили коктейли с фигурными кусочками ананаса и уверяли друг друга, что мужчины им абсолютно не нужны. Им не нужно вообще ничего, кроме коктейлей, а Вивьен еще нужны хорошие сигареты.

Конечно, это была всего лишь праздничная бравада. Обеим подругам очень не хотелось возвращаться в Лондон. Вивьен опасалась, что все двести пятьдесят рассерженных гостей потребуют вернуть им свадебные подарки. А Дилайла, отправив документы в колледж, мучилась вопросом: примут или нет? Если не примут – что тогда? Ждать целый год и попробовать еще раз? А что она будет делать все это время? Ей была противна мысль о работе официантки, но вполне возможно, что придется к ней вернуться. И чем ближе был конец их праздника, тем больше набиралось вопросов без ответов. Дилайла уже не могла спать спокойно и всю ночь размышляла о том, что ждет ее по возвращении.

Когда Дилайла вернулась домой, ее ждали два письма. Первое повергло ее в слезы: это был стандартной формы отказ из колледжа. Убитая отказом, Дилайла упала на стул в коридоре, читала и перечитывала вежливую формулировку: «Благодарим вас за интерес, проявленный… Курс переполнен… Пожалуйста, обращайтесь на будущий год…» Она битый час изучала бланк письма, теряясь в догадках, что она теперь будет делать, пока наконец не вспомнила о втором письме. Это был большой и толстый коричневый конверт, и почерк на нем показался Дилайле смутно знакомым, только она никак не могла вспомнить, чей он. На марке стоял штемпель Монте-Карло. Кто мог прислать ей письмо из Монте-Карло? Заинтригованная, Дилайла вскрыла конверт. Она даже представить себе не могла, что обнаружит внутри, и с удивлением смотрела на сложенный вдвое документ с надписью на обороте: «Никаких обид, ладно?» Это была лицензия на кафе. Чарли выписал документ на ее имя, сделав ей прощальный подарок.

Опомнившись от нежданного щедрого подарка Чарли, Дилайла, следуя велению сердца, взобралась на стремянку и собственноручно сняла плакат с надписью: «Сдается». Потом она занялась дизайном помещения и сделала все так, как ей хотелось. Она сама занялась интерьером, подобрала ткань на шторы и обивку, подобрала нужное освещение. Упиваясь собственной значимостью, она следила за тем, как рабочие, выполняя ее указания, сносили старые стены, выносили все оборудование и ставили новое. Постепенно становилось понятно, что здесь будет. Кстати, благодаря помощи дяди Стэна, который примчался из Бенидорма в тот же день, когда Дилайла ему позвонила.