Страница 6 из 71
— Именно так.
— Подчинись своей природе, — посоветовал я.
— Нет! — в отчаянии воскликнула Джина. — Не хочу быть женщиной! Не хочу!
— Что случилось с домом Андроникаса?
Я неожиданно сменил тему, и Джина уставилась на меня с удивлением.
— Товары разграбили, рабов, не успевших бежать, захватили. Сам дом разрушен до основания.
— А Андроникас? Что с ним?
— Успел унести ноги.
— Лола?
— Бежала, — ответила Джина. — Но что с ней произошло потом, схватил ее кто-нибудь или нет, мне неизвестно.
— Думаешь, ей удалось спастись?
— Ускользнуть от захватчиков? Это возможно. Но ведь она все равно носит ошейник.
Я понимающе кивнул.
Лола — привлекательная девушка, и сейчас, скорее всего, кто-то уже посадил ее на цепь. Миловидные юные рабыни долго на воле не разгуливают.
— Ты знал, что порой она выкрикивала во сне твое имя? — спросила меня Джина.
— Нет.
— Ты не смог стать ей хорошим господином.
— Верно.
— Правда, это было давно.
— Очень давно.
— Мне кажется, с тех пор ты сильно изменился.
— Кто знает? — отозвался я, пожав плечами.
— Джейсон, — прошептала она.
— Что?
— Ты освободил мне ноги.
— Ага. С моей стороны это было ошибкой.
— Почему?
— Потому что ты не обладаешь чувствами нормальной женщины, и с этим, видимо, ничего не поделаешь.
Я наклонился, чтобы снова надеть цепь на ее лодыжку, но Джина торопливо отдернула ногу.
— Что такое? — спросил я.
— Пожалуйста, не надевай на меня оковы. Повремени.
— С чего бы это?
— Я хочу быть женщиной.
— Правда?
— Да, правда, — ответила она.
— В таком случае, ты должна будешь, ничего не скрывая, уступить своим глубинным, внутренним чувствам.
— Это и значит превратиться в смиренную, покорную, укрощенную рабыню…
Я обнял ее. Джина напряглась.
— Ты дрожишь? — спросил я.
— Конечно. Я ведь всего лишь женщина, причем — пленница.
— Постоянно помни об этом.
— Да уж не забуду.
— С виду ты кажешься большой и сильной, — заметил я.
— Я вовсе не такая уж большая и совсем не сильная.
— А вот тело у тебя нежное и очень приятное на ощупь.
Рывком за руки я заставил ее сесть.
— Ты считаешь, что мужчина может пожелать меня? — спросила Джина.
— Вполне, — ответил я. — Ну-ка, попробуй вырваться!
Джина попыталась высвободиться, но тщетно.
— Ты прекрасно знаешь, что мне не вырваться, — признала она наконец. — Ты сильнее!
Я швырнул ее спиной на соломенную подстилку.
— Джейсон, не будь со мной груб, — взмолилась пленница.
— Я буду обращаться с тобой так, как принято.
— Да, Джейсон.
— А тебе придется привыкать к безоговорочному повиновению.
— Да, Джейсон.
— И прежде всего приготовься отдаться своим глубинным побуждениям.
— Я стараюсь… — начала Джина, но вскрикнула, когда я дернул ее за волосы.
— Нечего стараться! Отдайся им! Понятно?
— Да.
— Что да?
— Да, господин, — сказала женщина.
— Похоже, Джина, ты сумела повиноваться своим чувствам, — заметил я, когда все кончилось.
— Еще недавно я бы не поверила, что такое возможно, — ответила она. — Мне трудно было представить, что подобные чувства вообще существуют.
— Можно подумать, будто ты не видела извивающихся и кричащих от страсти рабынь.
— Видела, конечно видела. Но мне казалось, что такие чувства присущи лишь рабыням. Только сейчас, — Джина улыбнулась, — мне довелось испытать малую толику того, что ощущают они. Не удивительно, что эти чувственные шлюхи так любят свои ошейники.
— Может быть, каждой женщине не мешает почувствовать на своей шее рабский ошейник. Тогда она поймет, что подлинное ее счастье — это радость рабыни.
— Правда, — согласилась Джина, — нет радости выше, чем счастье всецело принадлежать мужчине, любить его, повиноваться и служить ему.
— Возможно, — промолвил я.
Джина поцеловала меня.
— Ты знаешь, как обращаться с женщинами, Джейсон, — сказала она. — Тебе удалось научить меня понимать мое новое положение.
— Любой хозяин научил бы тебя этому ничуть не хуже.
— Наверное, ты прав, — прошептала она, положив голову мне на живот. — Я видела таких, как я, прикованными к колоде. Но мы не приносим высоких доходов.
— Возможно, — не стал возражать я.
— Но куда бы меня ни послали — на кухню, на мельницу или в прачечную, — продолжила Джина, — я все равно находилась бы в полной власти своего хозяина.
— А как же иначе?
— Может быть, мне пришлось бы тащить плуг под плетью крестьянина, штопать сети рыбака, готовить ему еду и согревать циновку в его лачуге, когда он того пожелает.
— Вполне возможно.
— Я угодила тебе?
— Вполне.
— Как думаешь, у меня получится угождать и другим мужчинам?
— Почему бы и нет?
— Потому, что я не столь привлекательна и желанна, как большинство женщин.
— Ты вполне привлекательна и можешь оказаться очень даже желанной.
— Как ты добр к беспомощной пленнице, которая скоро станет рабыней!
— Я говорю правду.
— Ты добр и снисходителен…
Я промолчал.
— Мне придется приложить все усилия, чтобы понравиться своим господам, — сказала она.
— Я бы рекомендовал тебе поступать именно так. Это в твоих интересах.
Джина прижалась ко мне, дрожа всем телом.
— Мужчины Ара лишили меня свободы, взяв в плен, — сказала она, — а ты лишил меня свободы, сделав женщиной.
— Отдаваясь мне и своим чувствам, ты поступала вовсе не как рабыня, которой, кстати, ты до сих пор не являешься, — указал я. — Но видимо, это самая высокая степень самоотдачи, на которую ты пока способна.
— А что, может быть и большая степень?
— На настоящем этапе ты даже представить себе не можешь всей глубины и силы страстей настоящей рабыни.
— Но то, что ты сделал со мной, необратимо, — промолвила Джина. — Мне уже никогда не вернуться к прошлому, не осознать себя гордой и сильной, свободной женщиной.
Я пожал плечами. Для меня это не имело значения.
— И все же, — пробормотала Джина, всхлипывая, — я слишком некрасива, чтобы быть рабыней.
— Ты женщина, — возразил я.
— Да, — признала она. — Я женщина. Хотя до недавнего времени даже не представляла себе, что это такое.
— Женская натура сильно отличается от природы странного существа — мужчины в женском обличье.
— Да, — согласилась она, — настоящая женщина — это нечто совсем иное.
— Вот именно.
— По существу, это рабыня.
— Так и есть.
Неожиданно Джина отчаянно зарыдала.
— В чем дело? — спросил я.
— Мне нужен господин, — отозвалась она. — Я хочу угождать ему, служить ему, делать все, что он потребует. Хочу отдавать всю себя, ничего не требуя взамен. Хочу быть его собственностью, хочу оказаться в полной его власти.
— За чем же дело стало?
— Я никому не нужна! Ни один мужчина меня не захочет.
— Эй, приятель, ты с ней закончил? — послышался грубый голос.
Встрепенувшись, я вскинул глаза и увидел стоявшего с края соломенной подстилки здоровенного, неотесанного малого в одежде тарновода.
— Да, — с улыбкой ответил я и, взяв свободный конец оков Джины, сдвинул ее лодыжки, чтобы снова сковать их вместе.
— Постой, не надо, — сказал тарновод. — Оставь как есть.
— Ладно, не надо, так не надо.
— Экая ты сдобная, — хмыкнул тарновод, глядя на Джину.
Она подняла на него робкий взгляд.
— Тебя уже заклеймили, женщина? — спросил он.
Рука Джины невольно потянулась к левому бедру.
— Нет, — ответила она. — Еще нет.
— Ты эту бабенку попробовал? Как она? Есть от нее толк? — спросил меня тарновод.
— О да, — заверил его я, — она очень хороша. А когда получит клеймо и ошейник, будет еще лучше.
— Это само собой, — буркнул он, разглядывая Джину, и она ответила ему робким, но нежным взглядом. И сама Джина в этот миг показалась мне нежной и очень уязвимой. Создавалось впечатление, будто она претерпела некое внутреннее преображение.