Страница 9 из 84
Уж сколько лет прошло, а меня это все грызет. Если ты людям внушаешь какие-то надежды, а сам на ногах устоять под ударами не можешь — значит, ты ложные надежды им внушал. Все равно что обманул. На тебя же рассчитывали как на серьезного человека. А ты что должен был сделать, того — не сделал... Может быть, для мужика это — самое скверное и низкое: подводить людей, тебе верящих. Нет, так с чьей-то верой обходиться нельзя.
Мы верой сильны — и правдой сильны. Было уже это все, сколько раз было по России — и смутные времена, и войны, и нашествия иноплеменных. И все-таки неизбежно сплачивалась Россия, когда, казалось бы, и речи не могло быть о спасении. И создавала — в нужный час, в нужное время — мощный щит. Неодолимый для любых врагов, уже торжествующих временные свои победы как вечные.
Нет, с Россией это не проходит. Не пройдет это и сейчас. Очень меня радует, что при теперешнем нравственном сломе общества добрые люди стремятся соприкасаться друг с другом. Это закономерно — так всегда было на Руси: чем тяжелее духовный, физический кризис, тем теснее объединяются те, кто хочет ему противостоять.
И сказано: “По вере вашей воздастся вам”... Молюсь за Россию. За русских людей. Я никогда не стеснялся называть себя русским, никогда не был националистом, никогда не был шовинистом. Сегодня многим хочется навязать этот ярлык великодержавного шовиниста и националиста любому, кто помнит, что он русский, и произносит это вслух. Навязать такие ярлыки стремятся сразу же, мгновенно, вопреки очевидному, — чтобы неповадно было нам даже обнаруживать это! Лишь бы мы испугались, лишь бы скорее мы отреклись от самих себя и стали бы беспамятными биороботами, которыми можно манипулировать с помощью самых нищенских подачек. Это — идеологическая война против нас.
А русские во все века были открытые и щедрые люди — открытые всем, кто приходил с добром, а не с корыстью. Но русские — прекрасные воины, способные защитить себя от тех, кто борется против России, против веры, против самого чувства русскости в нас.
Сегодня подрублены корни крестьянства в моей больной стране — подрублены основы нашего существования. Терпением своим мы, конечно же, сильны. И сказано: ударят по правой щеке — подставь левую... Но ведь нигде не сказано: ударят во второй раз — подставляйся снова. И уж тем более не учит нас писание терпеть беспрерывный, непрекращающийся ни на день мордобой безответно, постоянно, неукоснительно. Нет такого в нашей православной вере! Прощай врагов своих — но только до седмижды семи раз: не пятьдесят... И тут ведь речь идет о твоих врагах! Личных своих врагов прощай — но не врагов Родины и своего народа!.. И уж тем более не учит нас наше православие сдаваться захватчику.
Да, сегодня многие захватчики не носят военных мундиров, они не выстраиваются в полки — они снуют среди нас, внешне совсем такие же, как все. И это не значит, что их нет. Самый страшный и гибельный для России — это внутренний враг. Внешнего она всегда одолевать умела — в открытом бою Россия сильна и непобедима! А вот против внутреннего исторически не защищена: внутреннего, по бесконечной доверчивости своей, она не распознавала и не распознает.
Я — за многоцветие религий: всем места под солнцем хватит. Но когда идет экспансия чужой религии, агрессия, стремление захватить религиозное наше пространство, я стою на позиции защиты веры моих предков. А бороться за веру необходимо, особенно сейчас, когда огромное количество эмиссаров хлынуло со всего мира с одной общей целью — разъединить русских, разрушить православие.
Меня это коснулось напрямую. Иеговисты подарили моему сыну — ему тогда было 20 лет — Библию. Я не сказал бы, что он был втянут в секту. Произошла у них случайная встреча где-то на Тверской. “Свидетели Иеговы” пригласили его в поездку: вот, в Вашингтон поедешь. На неопытный молодой взгляд — хорошие ребята! Добрые, хотят помочь, чтобы человек там учился. Все возможное для этого обещают со своей стороны сделать. Соблазнили практикой на английском языке за границей — в общем, наобещали ему манну небесную, как они умеют это делать. И Костя дал им адрес.
Мы поговорили с ним об этой встрече, но в спешке: некогда было. Я только сказал: “Кость, мы — православные, а они — иеговисты”. И серьезный разговор отложили. Решили: потом не торопясь посмотрим, что за Библия. Разберемся.
Мы уже забыли об этой Костиной встрече. А через два месяца они появились в моем доме, на лестничной площадке. Звонят в дверь какие-то люди: “Можно?” Спрашиваю, к кому они. “К вашему сыну”. “А кто вы?” — “Мы — свидетели Иеговы”. Американец стоит, выше меня ростом. И один маленький с ним — переводчик, из тех “наших”, которые, по глазам видно, не только Родину, но и мать родную за доллар продадут: той еще породы... Я сказал, что сын в институте, когда вернется — особо не предупреждал. И закрываю дверь. Но проповедник — раз! — и поставил ногу между дверью и косяком. Улыбаются оба. Обаяния — море! Я говорю: “Нет, ребята. Так не пойдет. Я — человек православный. Извините...”. Настаивают на своем — спокойно, приветливо: “И все-таки, можно с вами поговорить?”
По их религии, если им не отворяют и если не могут они достучаться словом, им нужно сделать все возможное, чтобы войти. Ладно. Понял я все эти их дела. Впускаю и самого американского “пастыря”, и переводчика-проводника, чтобы расставить все точки над “i”. Тогда кинулись они сразу меня обрабатывать: вот, наш Иегова, и у нас такие и такие, очень большие, возможности.
Разговариваем, но как-то странно. Десять минут они — про свое. Двадцать... Я раз попытался вклиниться. Второй раз что-то попробовал объяснить. Ровным счетом ничего не воспринимают! А то, что я их из вежливости слушаю, это энергетическую подпитку им дает: они полагают, что они меня подламывают — побеждают уже, чуть-чуть осталось. И вдохновляются от этого все больше, становятся еще настойчивей.
Я опять пытаюсь спорить — ни в какую: наталкиваюсь на непробиваемую стену. Вижу — “пастырь” меня вообще не слушает: напирает безостановочно. А в углах губ у него появляется белый налет — как у бесноватых это бывает. Тогда я говорю: “Стоп, ребята! Посидите...”. Иду в спальню — у меня там двустволка под кроватью. Достаю ружье, беру два патрона. Возвращаюсь к ним и начинаю заряжать у них на глазах... Вскочили оба! Как ошпаренные.
И я говорю переводчику:
— А теперь переводи все дословно: “Я — православный. И хотя в Библии сказано, если ударили тебя по правой щеке, подставь левую, но есть там и другие слова, которые в современном переводе почему-то исчезли: возьми меч в руки своя, дабы защитить веру отца своего ! И я сейчас защищаю не себя, не своего сына, но веру своих отцов. А теперь — вон отсюда! И если вы еще раз подойдете не к моей квартире даже, а только к моему дому — я нажму вот эти два курка. И Бог мне будет судья”.
Побледнели оба. Пулей выскочили из квартиры. Но что примечательно: с тех пор не только иеговисты, а и представители иных еретических сект далеко обходят наш дом. Существует, оказывается, между ними всеми колоссальная информационная связь, несмотря на разницу толкований и обрядов. Общее, значит, дело делают... Я помню, что они творили в Москве, в Санкт-Петербурге — резиновые чаны в Россию с собой везли огромные, бассейны надувные на стадионах устанавливали, кричали в микрофоны: “Бог един! Бог един!”, и православных наших людей собирали тысячами, десятками тысяч, и в этой резине их перекрещивали целыми бесчисленными толпами — я в ужасе.
Не ведают наши люди, что творят, какое духовное, религиозное предательство совершают, когда в эти привозные чаны лезут, забывая и веру отцов своих, и свое человеческое национальное достоинство. Не ведают, не понимают, не дают себе отчета в том, что происходит. А ведь и нужна-то нам — одна хотя бы ежедневная телевизионная программа православная. Обстоятельная, чистая. Пусть хотя бы один канал православный у нашего православного народа будет, по которому наши священники будут говорить нам о нашей вере — о том, что в нашей жизни есть добро, что есть зло. Где эта программа?! Где этот канал?! Почему и кто лишает нас этого столько времени, постоянно отдавая эфир совсем другим силам?!