Страница 57 из 72
Бегу дальше. Работают три кассы. Скорей — в ту, что ближе к двери, хотя в других как будто поменьше народу. Мой незнакомец встает за мной. Стоим. Через какое-то время, вполне невинно и только по делу, уговариваемся с ним разделиться: один будет стоять в этой очереди, а другой встанет ко второй кассе, тем более что третья касса объявила, что закрывается. Заодно узнаем, что его зовут Толя, а меня Луиза. В конечном итоге подходим к своим кассам одновременно и покупаем билеты: я — два билета в плацкартный, он... тоже два билета, но в купейный. И тут он совершенно серьезно протягивает мне один билет и говорит: “А посадочный талон я оставлю себе, на всякий случай. И буду ждать у вагона”. В этот момент появляется третий персонаж — Геннадий. Он тоже примчался за билетами, но опоздал, билетов уже нет.
Этот Геннадий был старше меня, я училась на первом курсе аспирантуры и совсем по другой специальности (французский язык), он — даже на другом факультете, но с какой-то стати взялся меня опекать и воспитывать. Подружки смеялись надо мной, а я его побаивалась. Как уставится своими черными глазищами, так у меня все внутри и похолодеет, встаю по стойке “смирно”. На этот раз, к счастью, у меня было три билета, о чем он пока не знает. Торопливо предлагаю ему билет, бормочу, что надо быстренько собраться, поезд дневной, и исчезаю.
В общежитии никого нет. На руках — два билета. Что делать? Еду в троллейбусе обратно на вокзал. Вдруг слышу громкие голоса: “Билетов-то нет! Как быть?..” Мне сразу же приходит в голову, что разговор может идти только о билетах в Москву, о чем же еще? И я кричу, оборотившись к концу троллейбуса: “Вы о билетах в Москву? У меня есть один!” Смотрю через головы, мне машут: “Передавай сюда!” И я, не задумываясь, отправляю плацкартный билет поверху, как если бы это был не железнодорожный, а простой троллейбусный билет. Мне кричат: “Ты откуда?” — “Из Герценовского, общежитие на Желябова”. — “Как тебя зовут, я передам тебе деньги потом...” — “Луиза Воронова...” И на этом заканчивается первая часть истории.
На вокзале вижу одну фигуру у вагона поближе, и другую — у вагона подальше. Удача: поближе Толя, подальше Геннадий! Геннадий мне машет, но на перроне темновато, делаю вид, что не вижу.
В купе постепенно набивается столько народу, что теперь даже и не верится, что такое могло быть. Даже Геннадий появляется и остается со всеми. Всего набирается человек 15 или 16, располагаются и внизу, и наверху. Разговоры обо всем и в том числе о том, что происходит сейчас в Москве. Откуда все это знают, да еще и в подробностях? Говорят, что вряд ли наше предприятие удастся, так как в Колонный зал, где установлен гроб, пропускают только официальные делегации, от производства, от организаций. Нужны какие-то пропуска. У нас ничего этого нет. Еще узнаем, что устанавливается очередь и начинается она там-то и там-то, — следуют названия улиц, понятные по своему следованию только знакомым с топографией Москвы.
Поезд шел в этот раз тридцать шесть часов. За это время продумали план действий: кто встанет в очередь немедленно по прибытии, кто придет на смену потом. Выяснилось, что большинство не знает Москвы и даже не имеет адреса, по которому можно было бы остановиться. Моментально образовались группы, кто куда с кем поедет. Вне распределения остаются двое: Толя, у которого есть дядюшка, но он — слишком важный, чтобы принять у себя кроме племянника еще кого-то, и я, у которой есть дальние родственники в Сокольниках, их я должна еще разыскать и свалиться им на голову без предупреждения. Общее решение в купе принимается такое: немедленно идут становиться в очередь Луиза и Толя, их сменяют через два часа такие-то, а этих — такие-то и так далее. Договорились.
На вокзале расстаемся. Кто-то взял у меня полотенце. Обещает принести. Но больше мы ни с кем из попутчиков не встретились.
Добравшись до того места, где был хвост очереди в Колонный зал, мы продвигались очень медленно. Замерзли. Потом начались препятствия: грузовики, перегородившие дорогу, военные в оцеплениях, сначала нижние чины, а по мере продвижения — и высшие чины. Очередь постепенно таяла, так как не все преодолевали преграды. Наконец она вовсе рассыпалась, оставался проход в метро. На другой день, это было уже 8 марта, рассказывали, что кто-то пробирался по крышам и свалился. Недавно один знакомый вспоминал, как он тоже пытался пройти к Сталину и попал в жуткую давку и был чудесно спасен. Он учился тогда в Москве и знал, конечно, какими путями надо было двигаться, а мы попали, как видно, в самый безопасный путь, так как не знали наилучших.
У меня сохранился обратный билет из Москвы в Ленинград, вернее, два билета. Меньше чем через месяц мы с Толей собрались пожениться, но свадьбу отложили из-за Великого поста на конец апреля. Соседки по общежитию были на свадьбе, фотографию я храню. Историю с билетом они знали. Девочка из троллейбуса, которая взяла у меня билет, не сразу смогла передать мне деньги, но я нисколько не сомневалась в том, что она это сделает. Так и получилось, хотя в общежитии меня уже не было. Должница моя осталась мне неизвестной, да и меня она, наверное, не признала бы. Встреча наша была поистине мимолетной.
Здравствуйте, уважаемая редакция!
Как-то пыталась позвонить вам, но никого не застала. Да разве скажешь в коротком телефонном разговоре все? Вот и решила написать вам письмо. Я ваша читательница. Зовут меня Федорова Юлия, живу и работаю в Москве, снимаю частную кв-ру, т. к. в поселке, откуда я приехала, работать совершенно негде. Хоть я сказала, что ваша читательница, но можно ли меня назвать ею? Раньше я все больше телевизор смотрела да современную музыку слушала. Муж, ребенок, работа, дом, газеты и журналы из метро, в которых бесконечное вранье, хвастовство, яркие картинки и какие-то неслышимые, но постоянные поросячьи повизгивания и похрюкивания. Как живут сейчас люди, мои родственники в деревне, я знаю. Эта пресса меня просто дразнит, раздражает, унижает. Ненавидела ничего читать! И вдруг, года два назад, наткнулась случайно на ваш журнал “Наш современник”, о существовании которого и не подозревала. Господи, неужели сейчас где-то еще пишут правду? О нас, о России, о нашем времени. Где по-настоящему переживают и болеют за людей, простых русских людей, которым везде сейчас все перекрыли. Где нас по-человечески жалеют. И мне тоже вас стало немного жалко, как-то по-родственному. На вас ведь все нападают, вы против всех в гордом одиночестве, против всей этой демократической своры. Вы настоящие герои, честные, мужественные люди.
Станислав Юрьевич, спасибо Вам за все, что Вы пишете. Низкий Вам поклон. Правда, я не все понимаю, ведь никогда не общалась в литературных кругах. Но я душой чувствую Вашу правду, Вашу доброту и верю Вам. И еще! Никогда не думала, что про такие скучные вещи можно так интересно писать. Стихи и раньше мне нравились, но больше Пушкин, Лермонтов, Есенин. Современных почти не читала, а теперь мне хочется сказать огромное спасибо Кузнецову Юрию Поликарповичу, и поклониться ему в пояс за то, что он знакомит людей с настоящими русскими поэтами. Они были и есть в России, но... По телевизору, например, постоянно выступает какой-то Вишневский, и всегда объявляют его как поэта, а он просто пошляк и хохмач, и шуточки у него тупые. А время на эти передачи дают самое удобное, когда все переделают дела и сядут к экрану. Иной раз хочешь посмотреть какую-то передачу обещающую, а она или в 7 утра, когда на работу идти, или в двенадцать ночи, когда спать нужно. И получается, что сейчас нет поэтов. А у вас в журнале печатают такие песенные, по-настоящему русские стихи, которые читаешь сердцем, которые сами текут, как река или ручей, и не нужно сворачивать мозги и спотыкаться о собственный язык. Мне кажется, поэзия и должна быть такой, такая она и у классиков. Я люблю лирические стихи о природе. На которую все труднее вырваться. Совсем недавно у Вас я читала стихи поэтессы Тамары Селезневой. Как воды из родника напилась. Какая-то свежесть и чистота. По фотографии видно, что она милая, мягкая женщина, и стихи ее такие же. Так и хочется их петь. Но я про эту поэтессу не слышала. Хотела купить ее книгу, но не нашла. О ней вы мало что сообщили, как и обо всех. Как-то прочитала в вашем журнале стихотворение про василек, такое простое, скромное, ну прямо душа зашлась и сердце дрогнуло. Не знаю, почему. Автор его Ларина Федотова, ее фотографии даже не было, кто она, где живет, где искать ее книги? Очень часто печатают у вас Марину Струкову и Нину Карташову. Они уже другие по характеру, но то, что они пишут, находит в моей душе отклик. Гордые и смелые женщины, так бы я о них сказала. Болеют за Россию. Боюсь, мое письмо грозит быть бесконечным. Не буду перечислять всех поэтов и писателей, которые мне нравятся, и с которыми я общаюсь с помощью “Нашего современника”. Распутина, Бондарева я читала еще в школе. Ваши стихи, Станислав Юрьевич и Юрий Поликарпович, тоже. У меня есть такая книга “Страницы современной лирики”, издание 1983 года, в нашей домашней библиотеке лежала. Там есть Рубцов, Решетов, Соколов, Горбовский, Передреев и др. В том числе Кузнецов и Куняев. Меня, помню, потрясло стихотв. “Атомная сказка”. А недавно читала Вашу книгу стихов, Станислав Юрьевич, что мне дали в библиотеке. Там Вы в своих небольших поэмах так смачно описываете путешествия по северным рекам! У меня было ощущение, что только сейчас они, эти скользкие рыбины, трепыхались в руках. Читала кусочки из поэмы “Путь Христа”. Торжественная музыка, шум вековых деревьев, и что-то еще невыразимое.