Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 56 из 72



Благодарю Вас за интересные мысли, за большую любовь к России. С наилучшими пожеланиями!

Рябцев Эдуард Павлович,

г. Москва

 

Дорогой Александр Иванович!

На одном дыхании прочитал “Кристаллы времени”, и все вспомнилось — что, как и когда было за эти 10 лет. Я — москвич, был на большинстве митингов, живу недалеко от Белого дома, многому был очевидцем. И главный вопрос, не дающий мне покоя, — почему в девяносто шестом голосовали за Ельцина?

Я согласен с Вами — пусть были подтасовки и натяжки в подсчете голосов, но много, слишком много людей голосовало за абсурдную, совершенно одиозную фигуру. Я, чтобы видеть самому, стал членом избиркома и в первом туре ходил по квартирам с урной (к небогатым, скорее, бедным людям, которые не смогли сами придти на участок). После голосования я спрашивал, как кто голосовал (хотя это не совсем по правилам). И лишь в одном из 6—7 семейств голосовали против Ельцина! И не могу я сказать, что голосовали за Ельцина люмпены — таким был лишь один, совершенно опустившийся старик. Другие, вполне нормальные пожилые люди, говорили, что всем довольны — есть хлеб, молоко, а больше ничего и не надо. Хорошо помню одну семью — видимо, прекрасные, добрые люди, ухаживают за безнадежно парализованной матерью, приютили изувеченную кошку — и все же, все же... Что это — нелепая, внушенная телевизором, боязнь коммунистов (одна мне сказала — я знаю, Ельцин — подонок, но может придти еще хуже)? Или что-то совсем иррациональное? Пресловутое “право на бесчестье”, резон урвать себе хоть маленький кусок уворованного к этим людям совсем не подходил.

Но все-таки — не надо отчаиваться. Россия обладает такой инерционной силой, что, в конце концов, переварит и освоит все чуждое, как это уже было в 30—40-е годы. Конечно, кроме инерции нужны и активные борцы, и Вы — один из лучших. Низкий Вам за это поклон.

А. Прозоров,

профессор

 

Здравствуйте, Станислав Юрьевич!

В свое время в иркутскую писательскую организацию Союза писателей России пришло письмо из США от Евгения Евтушенко-Гангнуса, который уже давно и, похоже, пожизненно окопался в Америке. В том письме Гангнус (видимо, это его настоящая фамилия) просит, чтобы в городе Зима был открыт дом-музей его имени и... за счет нашего, и без того нищего областного бюджета. Наши писатели повозмущались этакой наглости и ответили отказом. И тем не менее музей пытаются создать, и, разумеется, за деньги области. И это в то время, когда воистину талантливые произведения наших иркутских писателей область не может издать, — нет денег, когда сами эти талантливые поэты и прозаики не то чтобы кататься по миру, на хлеб себе добывают чуть ли не на церковной паперти.

И кому мы строим дом-музей?.. Кто он, Евтушенко-Гангнус?.. Подросток, лишь переживший тяготы войны в Зиме подальше от войны и тут же навсегда укативший из Сибири, — вот и все его отношение к Зиме. “Писатель”, воспевший Сталина и поносящий его потом, когда команду дали маркитанты по ту и другую сторону. В советские времена изъездивший весь мир, издавший сотни книг, когда те же Рубцов и Передреев, до которых ему как до небес, едва концы с концами сводили, потом поносящий эту советскую власть, когда, опять же, команду дали те же маркитанты. Предавший стольких писателей на своем “творческом” пути... И ему — поносившему Распутина, которым гордится Иркутск, — музей на иркутской земле! Это позорище для иркутян, — музей Евтушенко в Зиме. Лучше бы уж выделили нашей писательской организации средства для создания просто литературного музея Восточной Сибири.

Анатолий Байбородин,

г. Иркутск

 



Глубокоуважаемый Станислав Юрьевич!

После некоторых колебаний я решила откликнуться на Ваш призыв (№ 2, “НС”) создавать историю самим. Мне приблизительно такая же мысль пришла в голову давно. Особенно крепко она засела в то время, когда мы готовились праздновать 50-летие нашей Великой Победы. Все наши мерзкие масс-медиа словно с цепи сорвались. Я воспринимала накат, который валил отовсюду, как какой-то дурной сон. Правда, этот дурной сон начался еще раньше, с так называемой “перестройки”, и многие мои друзья и знакомые, не сговариваясь, употребляли именно это слово “дурной сон”, когда говорили о происходивших событиях.

Но в дни, предшествовавшие 9 мая 1995 г., все стало просто невыносимым. Утром 9 мая я вышла тихонько из дому с собакой, пораньше, чтобы никого не видеть, мне было так тяжело, что стоял комок в горле. Мой отец, кадровый военный, провоевал всю войну, был ранен, контужен, ушел в запас в чине полковника. Моя мамочка умерла в эвакуации в возрасте 33 лет, оставив нас двоих: меня, тринадцати лет, и моего братишку, семи лет. Я видела и знаю, как было трудно в войну, но я также знаю, что Победа — это была наша гордость, радость, заслуженная всем народом.

И вот иду я на пустырь, никого, тут-то слезы и полились рекой. Так было обидно, так обидно! Воевали, победили, сколько было истинных героев, так любили свою дорогую Родину, и вот нате вам, оболганы, оплеваны, унижены!

Тут появляются двое с собаками, знакомцы по прогулкам. Один — бывший геодезист, человек с высшим образованием, другая — бывшая рабочая. Основные общие разговоры — огород, дача, что когда посадить, будут ли заморозки, какой сорт какой уход любит. У меня ни сада, ни огорода, я слушаю. Вот они приближаются, машут: “С праздником!” Я отвечаю: “С праздником...” — “А что это с вами”? — “Да так, обидно”.

Но они меня не поняли. — Я уже к тому времени заметила, что, независимо от образования, самые разные люди очень легко поплыли по волнам лжи и фальсификации. Даже сейчас, когда у многих произошло какое-то просветление в мозгах, происходит чисто шизофреническая оценка событий и фактов: память говорит одно, а в уши надуто другое. Попробуй скажи, к примеру, что-нибудь вроде: “Ну разве могло быть такое раньше (а еще хуже, если скажешь “при советской власти”)?” В одном подъезде подожгли почтовые ящики, в другом избили знакомого собачника, т. е. владельца собаки, который с нами же и гуляет. Плавное течение разговора может продолжаться только в виде охов или дополнительных случаев из жизни. Но никаких сравнений или каких-либо обобщений! Это не проходит. Меня это крайне удивляет: ведь логически мыслить учили и в высшей, и в средней школе.

И я прихожу к выводу о том, что нынешняя пропаганда и агитация поставлены на высокий уровень. Извилины сглаживаются, память “исправляется”. И я подумала, что надо хотя бы для своих внуков оставить описание того, что было, какие люди были.

Посылаю Вам, может, пригодится для каких-то обобщений, рассказ об одном случае из моей жизни.

С уважением,

Л. М. Скрелина,

г. Санкт-Петербург

 

Билет в Москву на похороны Сталина

Сталин умер 5 марта 1953 года. Мы узнали об этом в общежитии на другой день рано утром по радио. И сразу, не сговариваясь, решили ехать в Москву на похороны. Что бы сейчас ни придумывали, как бы ни замазывали и страну, и людей, и Сталина, а было так: смерть Сталина была большим горем для всех. Теперь, конечно, все изображается иначе, но я расскажу о том, что знаю, что помню, в чем участвовала.

Я отправилась на вокзал за билетами. Надо было купить себе и соседке по комнате. На улице темно, холодно и скользко. В Ленинграде март — еще зима. Вот и Московский вокзал, бегу через двор к кассам. Передо мной — высокий парень, тоже торопится. Обернулся, поскользнулся и упал. Я его обгоняю и делаю вид, что не смотрю. А сама и посмотреть успела, и заметить успела, что он подходит под мой “идеал”, который совсем недавно я девчонкам описывала: “Ну скажи, не скрытничай, какой твой идеал?” — “Высокий, спортсмен и в очках!” — “А глаза?” — “Голубые...”