Страница 72 из 72
Молчанова давно знали как тонкого напевного лирика с неброским почерком, пронзительным, пристальным и внимательным взглядом на окружающий мир, в глаза человека на этой земле. Он обладает той первородной простотой восприятия, от которой уже отвыкли многие пишущие стихи, “слова в простоте не говорящие”. Все в его стихах по-человечески, все естественно, все органично, и эта естественность особенно щемяще отзывается в читательской душе, измотанной и измордованной, ныне, когда воспоминание о родимом доме, возвращение в прошлое, петое и перепетое не единожды, отзывается мучительной болью по безвозвратно утерянному, но эта боль поистине светла, ибо память сохранила то, без чего не может быть будущей жизни.
И снова я вспомнил родимый свой дом,
Где детство промчалось счастливо,
Где рядом с березкой под нашим окном
Смеялась плакучая ива.
Текли надо мною и дни, и года,
Как речки вода говорливо.
И детство, и юность ушли навсегда —
Осталась плакучая ива.
Теперь этой ивы давно уже нет,
Но в памяти вижу, как диво:
Сквозь годы печалей, сомнений и бед
Смеется плакучая ива.
Впечатляет печально-просветленное восприятие быстротекущего времени, когда оглянуться не успеешь — и жизнь прошла, и — обернулась, словно солнечный коловорот, и утешает смертного человека на каждом своем повороте, а он вслушивается в шум времени и понимает, что смерти нет.
То не роща наряд свой роняет —
Это детство меня догоняет.
Говорит: “Наплевать на усталость,
Посмотри, сколько листьев осталось...”
То не дождь над землею осенней —
Это юность пришла, как спасенье.
Говорит: “Набирайся отваги,
Как земля набирается влаги...”
То не иней упал на дорогу —
Это зрелость спешит на подмогу.
Говорит, как всегда, о насущном:
“Ты не прошлым живи, а грядущим...”
То не землю укрыли сугробы —
Это старость, подруга до гроба,
Говорит, будто листья роняет:
“Это детство тебя догоняет...”
Столь же просветленна молчановская любовная лирика, драматичная и лишенная всего ненужного — надрыва, себялюбия, эгоистичных претензий. Драматизм ее — именно в ощущении невечности длящегося счастья — но и “расставанье — не разлука. А разлука — не беда”. Ибо все возвратимо. Возвращает милосердная природа, для которой нет ни приобретений, ни потерь — и в ощущении этого возврата больше горечи и света, чем в собственных любовных переживаниях.
В каждой капле морской воды
Отражаешься только ты.
Разбиваясь о скалы вдрызг,
Море плещет мильонами брызг.
И идут над землей — погляди! —
Твоего отраженья дожди...
Я не случайно цитирую в этой рецензии стихи Владимира Молчанова из книги “Посвящение”, изданной там же, в Белгороде, шестью годами ранее. В книге “Другие времена” перед нами предстал иной Молчанов — не только лирик, но поэт с обостренным чувством истории (“Похороны Сталина”), автор героического гимна о трех полях русской славы — Куликовом, Бородине и Прохоровском (“Три поля России”), наконец, ироничный, едкий и гневный поэтический публицист, боец за русскую душу и русское сознание, словно вырезающий по камню инвективы в адрес вечных ненавистников Отечества.
Снова пахнет раздором и дракой.
Развели по России бардак.
Уживаются кошка с собакой,
“Демократ” с человеком — никак.
Это ответ всем, кричащим о “правах человека”, естественно, подразумевающим, что есть “люди”, чьи права необходимо защищать — и “недочеловеки”, о правах которых говорить не приходится. “О, как они нас ненавидят за то лишь, что русские мы”. Ненавидят и будут ненавидеть, но и задохнутся от своей ненависти.
Зря ликует нечистая сила,
Ей не выжить на злобе и лжи.
Возродится держава — Россия!
Ну, а прочее все — миражи...
Мы говорим о разрыве единой культурной ауры и возможности ее восстановления. Для меня настоящим открытием был в книге Владимира Молчанова раздел переводов из украинских поэтов, где кроме переложений Тараса Шевченко, Ивана Франко, Василя Симоненко я встретил совершенно неизвестные мне имена Леонида Талалая, Анны Чубач, Оксаны Пахлевской, чьи строчки и целые стихотворения хочется выписывать и читать вслух. Но я ограничусь лишь одним.
Не узнаю пустынные поля.
То ты, Мария, вновь идешь за гробом?
Теперь тут зона, а была земля.
Был чернозем здесь, а теперь Чернобыль.
Здесь было все. Нам прошлое не врет!
И что теперь? И в чем мы виноваты?
Неужто Апокалипсис грядет?
Иль вновь пришли к нам гунны и сарматы?
Все хочет возродиться, хочет жить.
Цвести. Любить. Найти свои орбиты.
...И вольный конь вдоль берега бежит,
Не ведая, что он уже убитый.
(Оксана Пахлевская)
Самой судьбой нам предназначено пройти “сквозь годы печалей, сомнений и бед...” И, возможно, пережить еще более тяжелые испытания, чем мы пережили. Но неиссякаемо русское слово, неугашаема сила русского духа, неизбываема русская память. И поэзия Владимира Молчанова — тому живое свидетельство.
Сергей Куняев