Страница 17 из 46
Вздохнув, Конан обхватил ладонями хрупкие плечи девушки и поднял ее.
– Ладно, уттарийская принцесса… Как тебя зовут?
– Я не принцесса… - огромные черные глаза смотрели на киммерийца с мольбой я надеждой. - Я Ния… Ния То Кама Суддакха Пра Бон… Цветок, Который Распускается в Полнолуние…
– Надеюсь, это полнолуние наступит не скоро, - пробормотал Конан и повернулся к Таглуру. - Я беру ее. Нельзя топить цветы в море и зарывать в землю.
– Мудрое решение! - губы сердара насмешливо скривились. - Ты, почитатель Крома, не так глуп, как кажешься. За этот цветок на рынках Базры дадут пять золотых… и я еще добавлю шесть, положенных тебе как Льву Таглура… А еще ты получишь резвого жеребца, доспех, оружие и одежду. Рассчитаешься из первой добычи.
Киммериец кивнул и, еще раз оглядев свой приз, заметил:
– Я не стану продавать девчонку. Будет одежда, будет и что ей чистить.
– Ну, дело твое. Иди теперь в шатер из желтого шелка, к моему казначею, и там получишь все обещанное. Да не забудь оттиснуть палец под долговой записью!
– Хоть всю пятерню! - сказал Конан.
Суда, нанятые для перевозки Львов Таглура в Вендию, должны были выйти в море на следующий день, и у Конана оставалось не так много времени, чтобы спустить шесть золотых в кабаках Базры. Но он справился с этой задачей. К тому же золотые оказались иранистанской чеканки, рыбья чешуя, впятеро меньше полновесных дисков Турана, и Конан пропил их без всякого сожаления. Обстоятельства его переменились и это следовало отпраздновать. Еще вчера, нагой и голодный, он метался в стигийской мышеловке без всяких надежд обрести свободу, а сегодня, облаченный в шаровары, мягкие сапоги и кожаную подкольчужную безрукавку, опустошал винные запасы базрийских кабаков. Теперь у него были меч и щит, доспех и шлем, лук, колчан, быстрый жеребец, мешок с припасами и волшебная секира, сверкавшая за спиной. И еще - девчонка-рабыня.
Конан вспомнил о ней лишь вечером, добравшись до своего шатра в стане Львов Таглура. Он рухнул на заботливо расстеленный плащ и довольно ухмыльнулся, когда Ния принялась стаскивать с него сапоги. Потом ее быстрые пальчики расстегнули пояс и устремились вниз, но тут Конан прихлопнул их широкой ладонью. Он был пьян, но не настолько, чтобы забавляться с малолеткой.
– Кажется, полнолуние еще не наступило, - пробормотал он, стискивая в одной руке оба кулачка Нии.
– Но господин мой… Почему ты пренебрегаешь своей рабыней?
Она приникла бархатной щечкой к его щеке, потом поцеловала в губы - с горячностью, не искупавшей, однако, недостаток опыта. Конан вспомнил жаркие поцелуи Белит, и сердце у него сжалось.
– Не спеши, принцесса, - глухо произнес он, - придет твоя пора. Лет через пять, я полагаю.
Послушно оторвавшись от него, Ния уселась рядом на пятках; ее глаза поблескивали в полумраке, тонкие гибкие руки обнимали колени.
– В Уттаре я считалась бы девушкой, созревшей для любовных утех, - с некоторым отзвуком обиды заявила она.
– Возможно. Но сейчас мы в Киммерии, а там девчонки твоих лет не думают об иных утехах, кроме прогулок с козами на пастбище.
Ния недоуменно моргнула.
– В Киммерии, господин мой? Я думала, мы в Иранистане.
– Там, где я нахожусь, там и моя Киммерия. Запомни это! - рявкнул Конан, заворачиваясь в плащ. - Правда, я не прихватил с собой козлиное стадо, зато у меня есть жеребец. Чем заниматься глупостями, пойди-ка, расчеши ему гриву и заплети в косы. Да чтоб косички были не толще твоего мизинца… - пробормотал он, засыпая.
Всхлипнув, Ния выскользнула из шатра.
Предполагают, что между страной Куш, что лежит за южной границей Стигии, и державой
Амазон, самым дальним из Черных Королевств, на долгие дни пути тянется дикое побережье, омываемое водами Западного океана. Живут там чернокожие карлики, издревле называемые кабротами; в лесах же, расположенных к востоку от них, обитает множество разных племен, не признающих светлого Митру и поедающих людей словно скот или дичь, взятую на охоте. Впрочем, в местах тех никто не бывал, и доподлинных известий из тех краев в хайборийские земли не приносил никакой путник.
Лишь одно можно утверждать наверняка: если отправиться из страны карликов на восток и пересечь лес, то попадешь в Кешан и Пунт, а затем на границу меж Тураном и Иранистаном, и дальше - в гирканские степи. Но дорога эта длинна, и, смотря по тому, есть ли путнику удача, займет месяцы, или годы или всю жизнь.
Аргосский "Свод Вестей о морях, океанах и их берегах, кои мореходу знать положено"
Глава 7. Странствия Рана Риорды
Рику был чернокожим рыбаком и кормился от щедрот морских, как и все его племя, чернокожие пигмеи-каброты. Невысокий, с иссиня-смуглой кожей и шапкой курчавых волос, Рику каждое утро выходил в океан на своей долбленой из ствола гинтама пироге, и каждый вечер возвращался в хижину из тростника, крытую пальмовыми листьями. Он приносил рыбу - золотистых фаа с длинными и острыми перьями на спине, мелких голубоватых зи'лал, жирных ку с выпученными огромными глазами, вкусных синтаров, чьи серебряные спинки пестрели разноцветными пятнышками. Рыбу он бил острогой с наконечником из акульего зуба; каброты, прозябавшие на узкой полосе земли между джунглями и соленой водой, не умели выделывать острия из твердого кремня.
За подходящим камнем нужно было идти через лес к скалистым холмам, а леса каброты не любили. В лесу царили мрак и чудовища; страшные звери, порожденные землей после вселенского потопа и огненной напасти, случившихся пять или шесть поколений назад. Разрушение почти не коснулось берегов, где обитали пигмеи, но лес, просторный, светлый и щедрый лес, начал меняться. Деревья неудержимо тянулись ввысь, раздавались вширь, ветви их с огромными листьями заслоняли солнце, сладкие же плоды исчезали, сменяясь какими-то уродливыми наростами, горькими, как морская вода. И всякие лесные твари, прежде совсем безобидные и годные в пищу, словно под действием злых чар вдруг принялись превращаться в жутких монстров, с коими не совладать ни обычному человеку, ни колдуну-твелле. Земляные черви сделались длиной в руку и плевали ядом, огромные пауки с острыми жвалами развесили сети меж стволов, ящерицы отрастили крыльи и клыки, превратившись в драконов, а птица рио'ру обзавелась таким страшным клювом, что перед ней отступал даже леопард.
Нет, каброты были слишком малы и слабы, чтобы выжить в джунглях! И они не любили и страшились их.
Особенно же потому, что из джунглей приходили великаны с тяжелыми дубинками, острыми копьями и раскрашенными охрой щитами, для которых прибрежный народец был только лакомой дичью. Когда случался такой набег, каброты - все, кто успевал добежать до пирог и челноков - уходили в море, спасаясь среди волн от жестоких пришельцев. Это был давний и проверенный способ: если пигмеи не любили леса, то великаны-людоеды боялись соленых вод и не умели обращаться ни с парусом, ни с веслом.
Что же касается Рику, то он считался среди кабротов одним из лучших гребцов и метал острогу без промаха. Он мог бы оставаться в море по несколько дней, если б не духи-киллу, что всплывали по ночам наверх, похожие то на корявый древесный ствол с зубастой пастью, то на огромную лепешку с тысячей гибких и жадных щупальцев. Они были прожорливыми, эти киллу, и не стоило лишний раз попадаться им на глаза.
Рику вспомнил о морских духах, увидев нечто большое и темное, качавшееся на волнах к северу от его суденышка. До непонятной твари было два десятка бросков копья, и он долго следил за ней, прикрывая глаза от солнца маленькой ладонью. Тварь, однако, не шевелилась, не приближалась к нему и не пыталась пожрать; и вскоре чернокожий рыбак сообразил, что видит не живое существо, а мертвую вещь, вроде перевернутой хижины, унесенной ветром в океан. Конечно, то мог оказаться какой-нибудь особенно хитроумный киллу, не боявшийся дневного света, но Рику решил рискнуть: он был молод, и его снедало любопытство.