Страница 16 из 46
Но в этот день им было не суждено вступить в смертельную схватку. Едва бойцы сошлись на три шага, едва сверкнул широкий клинок мунгана, едва Конан нацелился острием секиры ему в горло, как на майдан полетели бархатные ножны иранистанского воеводы. Следом на поле боя вступил и сам сердар, с саблей в одной руке и чашей в другой. За ним шагали два десятка Львов Таглура, готовых утихомирить разыгравшиеся страсти.
– Хватит, соколы мои! Хватит, смердящие потомки осла и свиньи! Хватит, я сказал! - Двигаясь по кругу, сердар не скупился на удары саблей. Бил он плашмя, но с большим умением и сноровкой, приговаривая: - Вас осталось семеро, храбрецы - столько, сколько мне и нужно. Семеро, не шестеро и не пятеро… И я не допущу, чтоб число это уменьшилось… Вы слышали, отродья шакала? - он хлестнул клинком иранистанца и шемита, вцепившихся друг другу в глотки. - Кто не охладит боевой пыл, удостоится плетей… да, плетей и клейма на лоб за непокорство… а еще, славные витязи, я вычту с каждого три золотых - ровно половину того, что вам предстоит получить.
Последняя угроза возымела действие, руки иранистанца и шемита разомкнулись. Остальные, в том числе и Конан с Саледом, уже стояли спокойно, отдуваясь и вытирая кровь с оружия. Таглур приблизился к ним и, склонив голову к плечу, осмотрел обоих, словно сравнивая синеглазого северянина со степным богатырем.
– Ты! - Он ткнул Конана кулаком в грудь. - Ты прикончил шестерых! Прикончил, сражаясь без доспехов, без сапог и даже… - сердар вновь оглядел киммерийца, - даже без штанов! Неплохо, клянусь мочой черного верблюда! Желал бы я знать, в какой стране рождаются такие волки!
– На севере, достойный господин, - ответил Конан на туранском, - в Киммерии.
Таглур надменно сощурился.
– Э, да ты не говоришь на иранистани! Сущий дикарь, хоть и хороший боец! А скажи-ка мне, почитают ли в этой Киммерии светлого Митру?
– Мы почитаем Крома, Владыку Могильных Курганов. Но никто не скажет худого слова и о Митре.
– Еще бы! Митра велик, и лишь дикари, племя шакалов, могут верить в иных богов!
Конан нахмурился, но ничего не сказал. Сердар же, потеряв к нему интерес, повернулся Саледу Алиаму.
– Ты тоже убил шестерых, узкоглазый. Равный счет с этим северянином, и я не знаю, кому из вас присудить победу. Конечно, если б вы продолжили схватку… - Таглур задумчиво пригладил усы. - Нет, нельзя! Вы нужны мне, и я заполучу вас обоих! А награду поделю. Ты, - сардар кивнул бесстрастно взиравшему на него мунгану, - почитаешь ли светлого Митру?
– Конечно, господин мой, - ответил Салед. - И светлого Митру, и Ормазда, и прекрасную Иштар, да не оставит она тебя своими милостями. Я почитаю всех великих богов, а о Кроме, владыке могильных червей, слыхом не слыхивал!
– Эй! - Конан покрепче ухватился за секиру. - Не обижай моего Крома, если не хочешь прогуляться на Серые Равнины!
– Молчать! - рявкнул Таглур. - Закрой свою волчью пасть, киммериец! Нет, открой, - добавил он спустя мгновение, - и скажи, как тебя зовут!
– Конан, мой сердар. Конан-киммериец.
– А тебя? - воевода уставился на рябого мунгана.
– Салед Алиам, храбрейший господин. Я сражался в сотне битв и тысяче схваток, и мой меч никогда не прятался в ножны, не обагренный кровью врага.
Таглур в раздумье покрутил усы. Два победителя и остальная пятерка - те, что остались в живых - терпеливо ждали. Кроме Конана и Саледа, в схватке уцелели два иранистанца, шемит, туранец и воин из Зембабве. Правда, у туранца отсекли ухо, а на груди негра багровела длинная царапина. Но то были мелочи - по сравнению с высокой честью служить в отряде Львов Таглура.
Наконец сердар принял решение.
– Ты, - он кивнул Конану, - получишь награду, что лежит на блюде. Тебя же, - его взгляд переместился на плоскую физиономию Саледа, - я назначаю ун-баши. И все шесть шелудивых псов поступят под твою команду.
– Это еще почему? - Конан грозно нахмурился. Хоть ему не исполнилось тридцати, он был опытным военачальником, что и доказал в Немедии и Офире, да в Боссонских топях, на пиктской границе. После подвигов в тех краях невелика честь стать десятником в наемном войске иранистанцев, но все же… И не рябому мунгану командовать над ним!
Но воевода Таглур, поигрывая саблей и поглаживая усы, заявил:
– Свершится так, как сказано, клянусь бедрами Иштар! Киммериец получит награду, мунган станет ун-баши!
– Почему? - упрямо повторил Конан.
– Потому, северный мой сокол, что Салед Алиам почитает Митру и говорит на иранистани. Вдобавок, - сердар смерил обоих претендентов пристальным взглядом, - он выше тебя ростом на целых два пальца.
Конан раскрыл было рот, но сердар повелительно махнул рукой:
– Все, ослиный помет! Бери лежащее на блюде или убирайся! Если не хочешь, я поищу себе нового воина. Базра город большой!
Стиснув зубы, киммериец направился к своей награде. Рорта, против обыкновения, молчал; видно, набирался сил, переваривая шестерых зарубленных в недавней схватке. Постепенно и Конан начал успокаиваться. В конце концов, что он терял? Ему надо было добраться до Вендии, и так ли важно, приплывет ли он туда в чине ун-баши или простым воином? Будет еще время рассчитаться с рябым мунганом, будет… Да и высокомерный Таглар не останется позабытым… Зато сейчас, размышлял Конан, ему выдадут полное боевое снаряжение. Меч, кинжал, лук, копье, шлем, доспехи… Вот только подойдет ли броня? В Иранистане народ мелковатый…
С такими мыслями он подошел к блюду, подцепил покрывало острием топора и сдернул его, ожидая увидеть груду воинской амуниции. Но на большом круглом подносе не оказалось ни одежды, ни крепкой кольчуги, ни меча, ни кинжала, ни лука с быстрыми стрелами. Там, скорчившись, сидела девушка - вернее, девчонка лет тринадцати с едва начавшей формироваться фигуркой. Была она нагой, если не считать легкого шарфика вокруг бедер, и глядела на Конана широко раскрытыми испуганными глазами. У колен ее лежал ситар, обычный на востоке инструмент с округлой декой и длинным вытянутым грифом; его-то Конан и принял раньше за древко копья. Видно девчонка была музыкантшей.
– Эй! - Конан повернулся к подходившему Таглуру. - Это что такое, сердар?
– Твоя награда, киммерниец. Редкостный товар! Девчонка из самой Уттары. Принцесса! Или не нравится? - Таглур прищурился.
– Мне нужны штаны и сапоги, - твердо заявил Конан. - Мне нужен меч, нужна кольчуга, нужен плащ…
– Ночью эта красотка согреет тебя лучше плаща, - заметил сердар.
Конан бросил на юную девушку оценивающий взгляд. Лицо ее, как и физиономии Таглура и Саледа Алиама, он видел не впервые - эта лукавая рожица взирала на него сегодняшним ранним утром, возникнув на мгновение в серебристом зеркале Рана Риорды. Пухлые яркие губки, нежные щеки, черные блестящие глаза, едва наметившиеся груди, узковатые бедра… Киммериец пренебрежительно пожал плечами.
– Не вижу, какими прелестями тут можно согреться. Года четыре надо ждать… Нет, такая награда мне не нужна!
– Как хочешь, - Таглур щелкнул пальцами, подзывая охрану. - Тогда я велю ее утопить.
– Почему?
Теперь плечами пожал сердар.
– Таков обычай. Если хозяин пренебрег рабыней, дорога ей либо в море, либо в землю. Живой, - уточнил Таглур.
Девушка, взвизгнув, повалилась Конану в ноги.
– Возьми меня, добрый господин! Не гони, не отдавай никому! Я боюсь смерти! Я стану тебе верной служанкой, заботливой и покорной! И я совсем мало ем! Горсточку риса за целый день… даже половину горсточки… Только не отдавай меня! Я буду играть тебе на ситаре! Я буду услаждать тебя ночами! Я буду мыть твои ноги, расчесывать волосы, врачевать раны, чистить одежду!
– Чистить пока нечего, - сказал Конан, приглядываясь к девушке повнимательней. Кожа у нее была цвета золота, а волосы черны, как ночное небо над просторами Западного океана. Когда-нибудь, мелькнуло у киммерийца в голове, она станет похожа на Белит… и ради Белит он должен помочь этой девчушке. Кроме того, Рана Риорда предсказал, что малышка сделается его спутницей, а раз так, то надо ли идти против судьбы?