Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 118 из 145

— Я слушаю, — пробурчал Валентин.

— Ну-ну… А вот абсолютно обратный случай — это тебе специально для того, чтоб служба не казалась медом. В тридцать седьмом году в Москве проходил Всемирный съезд геологов. Событие! И вот как раз в это самое время в центральных газетах появляется победный рапорт с места: ура, найдена нефть! Вслед за этим один из наших геологических китов публикует статью, заголовок такой: «Я ожидал». А что оказалось? Какие-то деятели там, на буровой, промыли скважину нефтью — вылили туда не то бочку, не то две. А другие деятели, не разобравшись, подняли войдот на всю страну. Полнейший завал! А кит как опарафинился!..

Роман засмеялся, не разжимая губ, и вроде бы мало присущая ему внезапно прорвавшаяся горечь послышалась Валентину в этом смехе. Вообще, весело уверенный в себе москвич в этот вечер, точнее — в эту ночь, был, можно сказать, как-то внутренне суетлив.

4

Увлекшись работой в тесной ущельеобразной долине, они не сразу заметили, что облик ясных с утра небес быстро и решительно изменился.

Отвесные борта долины представляли собой, по сути, одно огромное, протянувшееся на два с лишним километра обнажение. Былые геологические события запечатлелись в нем с редкой наглядностью — «будто в учебнике», как оценила Ася. По-видимому, именно это и заставило ее вдруг вспомнить, что в университете ей придется писать отчет по производственной практике. Студентка рьяно принялась фотографировать направо-налево, делать записи и зарисовки в своем личном полевом дневнике. Толика внимания была уделена и увиденному в серой стене обнажения белому пропластку, пережатому почти «на нет» через равные промежутки.

— Будинаж, — небрежно обронила Ася, щелкнула затвором фотоаппарата и помаршировала дальше.

Валентин же как-то совершенно машинально остановился. Да, это был будинаж — заурядное, вообще говоря, явление, когда в результате воздействия тектонических сил отдельные жилы или слои предстают расчлененными, похожими на гирлянды продолговатых бусин. «Так-то оно так, — подумалось вдруг Валентину, — но сходство с бусинами — это в срезе, вид сбоку. А если мысленно вынуть из породы весь этот деформированный слой, то мы увидим что-то вроде стиральной доски или… да-да, участка песчаного побережья, покрытого волноприбойной рябью…» В мозгу будто сработал контакт: волны! Именно зафиксированный в камне некий волновой процесс — вот что внезапно увиделось ему. Теснясь и толкаясь, стремглав понеслись мысли, обрывки, фрагменты мыслей. Волны… Волны давления — они все еще идут со стороны индийской таранной глыбы… И Гималаи продолжают расти… И землетрясения по всей дуге Высокой Азии… Шарьяжи, несомненно имеющие какое-то сходство с волнами цунами…

Вот эти дециметровой длины волны будинажа… И вообще, волновая природа всего сущего в мире… Взаимосвязь великого и малого.

И в это время в вышине — показалось, что прямо над головой, — по-пистолетному сухо и по-небесному могуче ударил гром. Валентин вскинул голову. Над рваным гребнем правого борта ущелья в зловещей тишине быстро вспухало иссиня-черное грозовое облако. Яростно закипая внутри самого себя, оно наваливалось с запада-северо-запада, то есть с тех румбов, которые традиционно считались здесь «гнилым утлом».

Ускорив шаг, Валентин догнал Асю, когда облако, уже вознесшееся к зениту, торопливо, словно примериваясь, обстреляло землю первыми тяжелыми косыми каплями. В мгновенье ока на белесоватых камнях как бы распустились темные звездчатые цветы. В наступившей затем глухой паузе они, высыхая, бледнели на глазах, исчезали, но тут с широким шелестящим шумом в ущелье разом, всей своей тяжкой массой низвергнулся ливень. Солнце еще продолжало светить, но мир ослеп в стеклянном сверканье густейших жгутов дождя.

Не сговариваясь, Ася и Валентин кинулись к вздымающимся стеной скалам. Выбирать было недосуг — они втиснулись в первую попавшуюся выемку, мало-мальски прикрытую сверху небольшим выступом.

Уже успевшие промокнуть, они поневоле прижимались друг к другу в своем тесном укрытии. Весело переглядывались с видом сообщников, которые очень ловко кого-то провели.

— Здорово, да? — почти прокричала Ася; усиленный резонирующими свойствами долины шум дождя вынуждал напрягать голос. — Когда бабахнуло, я думала, скала раскололась… А льет-то как!

— Подожди, может, еще град шарахнет.

— Совсем интересно.

Солнце померкло, затем пропало вовсе. Резко потемнело, похолодало. Где-то неподалеку — должно быть, по фронту ползущего облака — началась грозовая канонада. Разряды следовали один за другим — коротко, сухо, прицельно, без раскатов, вызывающих в воображении картину длинных ветвящихся молний.

— Мерзнешь? — насторожился Валентин, почувствовав, что Асю начала вдруг бить дрожь.

— Н-немножко…





— Потерпи, Олеговна, зато потом есть шанс принять теплую ванну. А может, даже горячую.

— Это к-каким же образом?

Валентин, тоже поеживаясь за компанию, весело блеснул зубами.

— Увидишь. Вернее, увидим.

Грозу пронесло столь же быстро, как нанесло. Она ушла, огрызаясь слабеющими раскатами грома на опять воссиявшее солнце. Однако дождь остудил любознательный порыв студентки. Упрямо ссутулясь под рюкзаком, она широким шагом взяла с места и уже не отвлекалась на геологические прелести окружающего.

Через полкилометра, пройденных маршрутчиками в хорошем темпе вверх по долине, ущелье раздвинулось, его борта, начиная предвершинно выполаживаться, понизились, скальные отвесы сменились осыпями.

Ася — она шла впереди — обернулась и замерла. Лицо ее, только что хмурое, скучное, озарилось внезапным изумлением.

— Ой, ты только взгляни, что делается!

Валентин посмотрел назад. Пригретые солнцем скалы и нагромождения россыпей на дне долины курились паром. Тесное пространство ущелья было заполнено неторопливым бесшумным движением. Белесые фигуры, перемещаемые не ветром даже, а дыханием воздуха, совершали завораживающий, обреченно-величавый танец привидений. Как бы порожденья печально-светлого сна, они все в том же ритме замедленного своего танца непрерывно преображались во все новые и новые обличья. Казалось, являла себя некая форма жизни — беззвучная, бесплотная и скоротечная. Туманные фигуры то пропадали в сумраке затененного борта, то снова выплывали под солнце, невесомо кружась и продолжая непредсказуемые перерожденья своих очертаний. Более угадываемые, чем видимые, мимолетные радужные отливы в облачной глубине их тел приводили на память тот странный мир, который можно увидеть в детстве, если засмотреться в перламутровую глубину раковины из далеких морей.

— Блеск! — сказала Ася, помолчав, и добавила — Нет, и в самом деле красиво, скажи?

— Красиво, — согласился Валентин. — Но вообще-то, природа здесь скромней. Вот на юге, в Тункинских гольцах Хамар-Дабане, Саянах, — там идешь маршрутом и вдруг наткнешься на такое, что, бывало, просто жаль смотреть одному.

Ася вопросительно вскинула брови и произнесла с неосознанным, вероятно, лукавством:

— Да? А с кем бы ты хотел?

— Ну… — Он замялся, потом, смеясь, пожал плечами. — Наверно, с любимым человеком. Но я над этим не задумывался. Желание разделить с кем-то увиденное, вот и все.

Ася кивнула с неожиданной серьезностью и снова воззрилась на оставшееся позади ущелье. Похоже, она забыла про холодящую тело влажную одежду и была готова оставаться здесь еще, но ее вид заставил Валентина поторопиться. Асино лицо сделалось зябко осунувшимся, и на нем, побледневшем, несмотря на загар, стали видны крохотные веснушки. И оно внезапно тронуло его своей милой беззащитностью, не замеченной им до этого утомленностью. «Спортсменка-то спортсменка, а все-таки девушка есть девушка, — сказал он себе. — Учитывать же надо, друг ситцевый!»

Он жестом показал Асе идти впереди, тем самым давая ей возможность самой избирать темп ходьбы.

Темп, который она задала, был неплох хоть по каким меркам. Уже минут через двадцать они вышли на водораздельную систему, разветвленную до того, что затруднительно было бы выделить как таковой главный хребет. Понижаясь и повышаясь, переходя одна в другую, взору предстали сглаженные голые гряды, вот этой своей обтекаемой скругленностью, наготой и ветвистостью подобные резко выпирающим из-под кожи венам. Но высота здесь была приличная, о чем свидетельствовала хотя бы гольцовая дистрофичность растений, как бы даже отсутствующих на первый взгляд.